Элен Баррингтон - Королева бриллиантов
— Месье, Франции нужны военные корабли. Королева не может на эти деньги приобретать бриллиантовое ожерелье.
Вновь воцарилась мёртвая тишина. Король молчал, молчал и Бёмер. Хотя он не слыхал, о чём говорили король с королевой, но догадывался, что король — не против, но отказ самой королевы.
Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, повинуясь лишь импульсу, ювелир упал перед королевой на колени, протянув дрожащие руки к складкам её платья.
— Мадам, мадам! — только и мог вымолвить он. Под её взглядом, полусердитым, полуудивлённым, он с трудом, неуклюже поднялся на ноги и теперь стоял рядом с ней, глядя ей прямо в лицо. Король переводил свой тяжёлый взор с одного на другого.
— Мадам! — заикаясь и задыхаясь, произнёс ювелир. — Пожалейте своего старого верного слугу! Для меня это вопрос жизни или смерти! И моей чести! Неужели вы не понимаете, ваша милость, что эти камни обошлись мне в громадную сумму, которую мне приходится выплачивать до сих пор...
Голос его вдруг совсем было затих, но через несколько секунд зазвучал с новой силой, лицо покраснело от натуги.
— Мадам, пусть всё будет на тех условиях, которые выдвинул его величество; можно растянуть выплаты на несколько лет. Сколько будет угодно вам и его величеству. Я готов принять любые условия, чтобы владелицей этого ожерелья были вы и никто другой. Клянусь, я только и думал об этом, когда разыскивал повсюду камни. Ах, мадам, пожалейте меня!
Королева заговорила. Король по-прежнему молчал, стоя рядом с ней.
— Месье, я вас внимательно выслушала, и я вам искренне сочувствую, мне понятны ваши чувства. На самом деле цена этих бриллиантов просто баснословна. Ваши мольбы заставляют меня напомнить о том, что вы француз. Подумайте о тяжёлом положении в стране, об этом знают все французы. Разве сейчас то время, когда наш король может растрачивать казну на такие красивые, но, в сущности, бесполезные вещи? Что вы сами бы подумали, узнав о такой покупке, в то время, когда страна переживает серьёзнейший кризис? Лучше продайте ожерелье в более благополучных странах. Делать это сейчас здесь — не время и не место.
Подданный не вправе перечить королеве, но несчастное положение Бёмера заставило его преступить рамки светских приличий. Он разрыдался, ломая руки, его поведение говорило о том, что несчастный ювелир окончательно утратил самообладание.
— Ваше величество! Но для чего об этом говорить? Можно всё сохранить в тайне, дожидаться более счастливых дней, а тем временем вносить только те взносы, которые вам по силам? Сир, молю вас! Я погиб, я разорён! Вы были всегда ко мне благосклонны. Пожалейте, прошу вас, заступитесь за меня перед её величеством!
Король сделал шаг к жене.
— Так вы решились?
— Какие могут быть сомнения? С каким лицом я буду его носить, скажите на милость? Что касается сделки в тайне...
Презрительное выражение на её красивом личике завершило фразу.
Король взглянул на ювелира.
— Как видите, её величество выразило вам свою волю, и я, король Франции, одобряю её решение. Больше нам говорить не о чем. Забирайте свои бриллианты и ступайте прочь!
Бёмеру стало ясно, что судьба отвернулась от него, не оставив ему ни луча надежды. Он не мог понять, почему окружающий мир вдруг превратился в ад? Что они сказали друг другу? Да, теперь всё потеряно. Бледный как полотно, весь дрожа, ювелир взял отвергнутое сокровище, засунул его поглубже во внутренний нагрудный карман, поклонился с несчастным видом и по-старчески зашаркал к выходу.
Королева стояла молча, неподвижно, как статуя, покуда за ним не закрылась дверь. Потом повернулась к мужу. Слёзы текли по её щекам.
— Несчастный! Но что я могла сделать? Я ведь была права. Ты же знаешь, что это так.
Он неуклюже обнял её, прижал к себе, поцеловав в лоб.
— Ты всегда права, сердце моё. Я, конечно, напрасно пообещал старику, но мне казалось, что тебе оно понравится... Но это ожерелье больше подходит дю Барри, чем моей королеве.
Король обычно был немногословен, но часто его нежный взгляд говорил о многом.
— Ты добр ко мне, даже слишком! — печально сказала она, высвобождаясь из его объятий. — Если бы я согласилась взять ожерелье, то стала бы бессовестной негодяйкой. Я могла бы надевать его не больше четырёх раз в год и потом выдерживать все эти злобные, осуждающие взгляды в спину. Ты прав. Это украшение больше к лицу таким женщинам, как дю Барри, для неё он его и делал. Ладно, сир, забудем об этом. Поговорим лучше о чём-нибудь более приятном. Но лицо этого несчастного Бёмера... Оно стоит у меня перед глазами.
— Продаст его в другом месте, — решительно сказал король. — Мы с тобой приняли решение, и надеюсь, что он больше не будет донимать нас.
Она крепче прижалась к плечу супруга.
— Ах, лучше бы я вообще никогда его не видела! — воскликнула она.
...Бёмер в полном отчаянии вышел в приёмную и хотел пройти через неё тихо-тихо, чтобы его никто не заметил. Но это ему не удалось. Его заметил граф де Ферзен, полковник полка королевской гвардии.
Он оторвался на мгновение от карт, в которые играл с офицером, своим сослуживцем:
— Бёмер что-то сегодня не очень весел.
— Думаю, на сей раз ему не удалось всучить то, что он хотел, — равнодушно ответил партнёр. — В наше время их величества не могут себе позволить купить даже простую табакерку. Разговоры о непомерных расходах королевы всё громче с каждым днём. Они весьма опасны для её положения. Черт побери! Вы перехватили удачу, граф!
— И всё же скажу вам, она — не такая безрассудная мотовка, как прежние королевы, сидевшие на французском троне, — сказал де Ферзен, не глядя больше в карты. — Немалых денег стоили и «побочные» королевы. Помпадур и дю Барри в месяц тратили столько, сколько она за год. В жизни короля не будет осложнений, если она будет более осмотрительна в своих поступках.
— Вы, конечно, правы. Граф! нельзя играть и одновременно разговаривать. По крайней мере я так не могу. К тому же этот старый дьявол с помятой физиономией ушёл. Забудем о нём.
Де Ферзен взял карты, но интерес к игре у него пропал. «Старый дьявол» тем временем шёл по коридору мимо апартаментов фрейлин королевы. Он шёл, словно слепой, постоянно спотыкаясь. Вдруг одна из дверей отворилась и вышла красивая женщина, кокетка, на смешных высоких каблуках — последний крик моды, очень ярко одетая. На пороге она повернулась к подруге в комнате.
— Ну, прощай, дорогая. Завтра тебе принесут миндальную воду для кожи лица. В ней растворена кора восточного дерева, и это волшебное средство мгновенно уничтожает все морщинки на лице. Попробуй, сама убедишься. Да, всего два луидора. Но что такое золото, когда речь идёт о возвращении молодости?
Увидав Бёмера, она спросила:
— А кто этот месье с потерянным лицом?
— Это Бёмер, придворный ювелир, Жанна. Ты же мне говорила, что знаешь всех при дворе. Он пытался продать нечто такое, от чего у тебя слюнки потекут. Возвращается от королевы.
— Наверняка что-то потрясающее, — согласилась женщина. Бросив взгляд в сторону удалявшегося Бёмера, она продолжила:
— Могу побиться об заклад, что наша королева ни в чём себя не ограничивает, даже в такие трудные для всех нас времена.
Подруга была более снисходительна.
— Те, кто вращается около королевы, понимают, что она всегда должна выглядеть превосходно. И следят за этим. Это их работа.
— Интересно, что же она приобрела?
— Может, бриллиантовое ожерелье? — ответила, зевая, подруга. — Ну да ладно. Пора идти прислуживать королеве.
Жанна навострила ушки.
— Бриллиантовое ожерелье? Какое ожерелье?
— Ну то, которое Бёмер сделал для дю Барри. Одна из наших фрейлин нечаянно подслушала разговор королевы с принцессой Ламбаль. Они говорили о нём. Такого ожерелья нет нигде в мире. Оно сияет как самый большой канделябр! Попроси кардинала, пусть купит его для тебя.
Это была расчётливо пущенная стрела: Жанна Ламотт вспыхнула.
— О чём ты говоришь! Такие женщины, как ты, всегда подозревают других в грехах, свойственных им самим. Ладно. Мне тоже пора. У меня встреча с мадам де Прованс. Она так добра ко мне. Если бы ты только знала, то умерла бы от зависти. Прощай!
Довольно захихикав, она засеменила на высоких каблуках по коридору. Её собеседница повернулась к другой подруге, находившейся в комнате:
— О том, что творится в апартаментах мадам де Прованс, она знает столько же, сколько известно мне о том, что происходит в покоях короля. Невестка короля — такая же шлюха, как Ламотт! Хотя, может, не совсем. Но сколько она знает о лосьонах для лица и средствах для мытья головы — уму непостижимо.
Дверь в коридор затворилась.
Ламотт была уже далеко. Она упорно шла следом за Бёмером. Её женская наблюдательность говорила, что этот человек совсем не похож на удачливого торговца, которому удалось продать бриллиантовое ожерелье или другую дорогую вещь. Он явно пребывал в каком-то странном оцепенении и, может, был даже не в своём уме.
