Виктория Холт - Мой враг — королева
Я частенько прогуливалась по замку, воображая себе его прошлое. Я приказала регулярно выметать мусор, чтобы избавиться от затхлого запаха.
Мы с Уолтером вместе часто объезжали окрестности, а иногда прогуливались пешком. Я хорошо запомнила день, когда он показал мне коров в парке Чартли. Они были непохожи на тех, что паслись повсюду.
— Они особой, нашей стэффордской породы, — сказал Уолтер.
Они были песочно-белой окраски, и лишь на морде, ушах и копытах проступали пятна черного цвета.
— Можно надеяться, что ни одна из них не произведет на свет черного теленка, — сказал Уолтер и, видя мое недоумение, пояснил: — У нас есть фамильная легенда: рождение черного теленка означает предвестие смерти кого-то из членов семьи.
— Какая чепуха! — воскликнула я. — Как может теленок повлиять на нас?
— Это одна из фамильных тайн, которые всегда живут в таких семьях, как наша. Началось все со времен битвы при Бертон Бридж, когда был убит хозяин замка и замок перешел временно в другие руки.
— Но ведь он вернулся в вашу собственность.
— Да, но для нашей семьи то было трагическое время. Тогда и возникло поверье, что рождение черного теленка приносит несчастье клану Деверо.
— Тогда нужно сделать так, чтобы вообще не рождались телята.
— Каким образом?
— Избавиться от коров.
Он нежно засмеялся над моей наивностью:
— Моя милая Леттис, да ты хочешь померяться силами с судьбой? Думаю, наказание за это будет большим, чем рождение черного теленка.
Я поглядела на эти кроткие, большеглазые жующие существа и сказала:
— Пожалуйста, не нужно больше черных телят.
Уолтер посмотрел на меня, рассмеялся еще больше, поцеловал и сказал, что он счастлив, что я вышла замуж за него после нескольких предложений с его стороны.
Для моего спокойствия так же, как и для беспокойства насчет черного теленка, имелись причины: я была беременна.
Дочь Пенелопа родилась спустя год после моего замужества. Я познала радость материнства, и, конечно, дочь казалась мне более красивым, умным и во всех отношениях несравнимым ребенком, чем все дети на свете. Я была совершенно довольна своим пребыванием в Чартли и не в силах была расстаться с ребенком надолго. В то время Уолтеру казалось, что лучшей жены было и не найти. Бедный Уолтер: он всегда был несколько ограничен.
В то время, пока я ворковала с умилением над дочкой, я забеременела вновь. Но не могу сказать, чтобы я опять испытала ту же радость и тот же экстаз. Месяцы беременности казались томительными и скучными, и к тому же я никогда не могла увлекаться чем-либо слишком долго.
Пенелопа росла и выказывала определенный характер и уже не была тем милым, «сладким» ребенком, как прежде. Я начинала с возрастающей тоской подумывать о дворе и светской жизни.
Время от времени до нас доносились слухи: большая часть их касалась королевы и Роберта Дадли. Представляю, насколько обескуражен и раздражен был Роберт стойкими отказами королевы выйти за него замуж теперь, когда он был свободен. Но она была мудра. Иначе бы ей не избежать скандала. Если бы не ее отказ от замужества, на нее навсегда бы легла тень подозрения в убийстве Эми Дадли. Люди все еще говорили об этом случае — даже в глухой провинции, вроде Чартли. Некоторые заходили так далеко в своих намеках, что один закон существовал для простых смертных, а другой — для королевских фаворитов. Очень немногие не верили в Англии в виновность Роберта в смерти жены.
Как ни удивительно, на меня это произвело странное впечатление: я даже, поверив в виновность Роберта, увлеклась им еще более. По моему мнению, он был настоящим сильным мужчиной — таким, который всегда добивается того, чего желает.
В своих фантазиях я извиняла Роберта и была в восторге от того, что он не достался королеве.
Уолтер оставался хорошим мужем, однако я ощущала отсутствие того восторга и того любования мною, что были в нем раньше. Я поняла, что мужчина не может продолжительное время восхищаться женой и ее сексуальными достоинствами; я же никогда не была в восторге от его способностей: они всегда были не выше средних. Когда-то я просто жаждала такого рода опыта, и поэтому была в восхищении от него. Теперь, когда у меня была годовалая дочь, и второй ребенок должен был родиться вскоре, я начала испытывать разочарование, и впервые решилась на неверность… но пока в мыслях.
В тогдашнем моем состоянии я не могла появиться при дворе, но мне было крайне интересно, что там происходит. Уолтер прибыл в Чартли с потрясающими новостями: королева больна оспой, и за ее жизнь опасаются.
Я ощутила страшную депрессию. Мрачные мысли посещали меня, и, как ни странно, я не видела без королевы будущего. Хорошо, что я не предвидела наших с ней будущих отношений, но даже если бы я и смогла их предвидеть, не думаю, что мои чувства отличались бы от тех, что я испытала.
Уолтер был мрачен. Я догадывалась о чувствах и настроениях моих родителей: что будет со страной, если королева умрет?
Была очевидная возможность того, что Мария Шотландская, которая была вынуждена покинуть Францию в связи с недавней кончиной своего молодого супруга Франсуа II, станет новой королевой.
Уолтер рассуждал:
— Двое братьев Поул уже прилагали всевозможные усилия, чтобы посадить Марию Стюарт на трон. Конечно, они утверждали, что не имели этого намерения, а просто желали, чтобы королева объявила Марию Шотландскую своей преемницей.
— И чтобы на землю Англии вернулся католицизм! — воскликнула я.
— Да, то была их цель.
— А что королева?
— При смерти. Послала за Дадли: хочет, чтобы он был рядом с ней на смертном одре.
— Но еще не конец! — выкрикнула я.
Я смотрела на Уолтера и отчаянно думала о том, что если она умрет, Роберт, вне сомнения, женится, а я — теперь я замужем за Уолтером Деверо!
И думаю, что именно в этот момент я начала ненавидеть мужа.
— Она послала за ним, — продолжал Уолтер, — и сказала, что если бы она не была королевой, она была бы его женой.
Я кивнула: я поняла, что из двух страстей победила страсть к власти и короне; она не желала делить ее ни с кем. Власть в государстве должна была принадлежать ей полностью, однако и это не разрешало всех моих сомнений.
— Затем она позвала к своему одру министров, — рассказывал Уолтер, — и повелела записать свою последнюю волю. Она назначает регентом Роберта Дадли. — Я затаила дыхание.
— Значит, она очень любит его, — сказала я.
— Ты сомневалась в этом?
— Но она не захотела выйти за него замуж.
— Потому, что на нем подозрение в убийстве жены.
— Удивляюсь… — начала было я, но смолкла, представляя себе, как ее хоронят, и ее недолгое правление закончено.
Что дальше? Что будет со страной и народом? Одни попытаются возвести на трон Марию Шотландскую, другие — леди Кэтрин Грей. Англия будет втянута в гражданскую войну.
Но главный вопрос, который мучил меня, состоял в том, как поступит Роберт, когда она умрет. И я страдала, спрашивая саму себя, не рано ли вышла я замуж и не мудрее было бы подождать?
Затем родилась моя вторая дочь: я назвала ее Дороти. Королева выздоровела после болезни — не умерла, и этого от нее можно было ожидать. Более того, она вышла из смертельной болезни невредимой, что и вовсе было редкостью. Сестра Роберта, Мэри, жена Генри Сидни, находилась возле королевы день и ночь, ухаживая за больной, выполняя все ее просьбы и приказания. Она заразилась той же болезнью, и ее лицо было обезображено. Я слышала, что вскоре после этого Мэри попросила высочайшего разрешения покинуть двор и удалиться в свое фамильное поместье Пеншерст, откуда уже никогда не выезжала. Разрешение, конечно, было дано, но это была и вся награда от Елизаветы, которая, по правде говоря, никогда не забывала в своих благодеяниях тех, кто верно ей служил. Кроме того, Мэри Сидни была ее любимицей.
Уолтер сказал, что люди начинают вновь поговаривать о том, что королева выйдет замуж за Роберта.
— Но отчего это более вероятно теперь, если не случилось уже давно? — вопрошала я.
— Во-первых, не так уж давно, — отвечал Уолтер, — а во-вторых, люди теперь готовы принять все, потому что рады выздоровлению королевы. Народ хочет их свадьбы, потому что ему нужен законный престолонаследник. Ее болезнь как раз и показала, как опасно положение, когда у королевы нет детей.
— Она никогда не умрет, пока сама не пожелает, — угрюмо проговорила я.
— Все это, — сказал Уолтер, — в руках Господа.
Вскоре жизнь при дворе пошла своим чередом. Роберт вновь был обласкан, и теперь уже не терял надежды. Я не сомневалась, что он надеялся более, чем когда-либо, теперь, когда народ успокоился в слухах и желал замужества королевы.
Королева пребывала в прекрасном расположении духа. Она даровала прощение братьям Поул: то был типичный для нее жест. Она любила показать народу, насколько великодушна она может быть и что она не таит зла и не строит козней против кого бы то ни было. Братья Поул были сосланы — и двор вновь расцвел.