Юрий Трусов - Каменное море
Хурделица продолжал свою трудную, однообразную под-, земную жизнь горемыки-шахтаря. Будни проходили в под-, земной работе – от зари до зари без передышки, потому что все быстрее застраивалась Одесса и не переставала требовать в неограниченном количестве камень. Воскресный же день уходил на домашние, хозяйские заботы и хлопоты, на встречи с сыном Иванко, который по-прежнему воспитывался у стариков. Хозяйственные деда Кондрата не отличались сложностью. Он был по-солдатски неприхотлив, но его любовь к чистоте – ежедневное, даже в зимнее время года, купание в море или ручье, стирка одежды, ее починка, закупка провизии отнимали много времени. Эти заботы усложнились, так как друг его Селим, с которым Кондрат уже несколько лет ютился в курене на берегу моря, наконец-то женился. Его супруга – вдова, мать пятерых детей – гречанка, содержательница трактира-кофейни, категорически потребовала, чтобы он сначала переменил свою веру – крестился Селим за время долголетней дружбы с Кондратом, который равнодушно относился к религии, тоже охладел к вере отцов – исламу. Ради любви к прекрасной вдове ордынец без колебаний дал согласие и был торжественно окрещен, получив новое христианское имя – Феофил и фамилию жены – Атманаки. Затем новоиспеченный православный Феофил, сын Махмуда, был приписан к мещанскому сословию. Его жена потребовала, чтобы он оставил малопочетное ремесло камнереза. Ей требовался надежный помощник, и Феофил занял место в трактире за стойкой, рядом с женой.
Так неожиданно Кондрат не только лишился друга по жилищу, но и замечательного товарища по работе… Теперь домашние заботы, которые разделял с ним Селим, легли целиком на Кондрата Его суровая аскетическая жизнь озарялась только одной радостью – короткими встречами с сыном Иванко. Одарка Чухрай присматривала за мальчиком, как за родным внуком. Дед Семен, некогда занимавшийся в бурсе, учил его грамоте, арифметике и казацкой науке: ездить на коне, владеть саблей и стрелять из ружья.
Иванко, сохранивший в памяти смутные картины тревожного детства, понимал, что его отец не без серьезной причины проводит почти всю жизнь под землей и приходит к нему только украдкой. Из разговоров деда и бабы, которые ему приходилось случайно слышать, мальчик понял, что отец его честный человек, храбрый воин и вынужден скрываться от злых людей. Кто они, эти злые люди? Иванко понимал, что это были казенные люди разных чинов. И сызмальства он стал ненавидеть их. А батько, такой большой и такой сильный, приходил к нему всегда в сумерках. Он молча нежно гладил сына по голове рукой, тяжелой как железо, вздыхал и садился в угол. Он никогда ни на что не жаловался, был веселым, даже шутил. Но Иванко чувствовал, что отцу очень плохо, что он отчего-то очень страдает, только не подает вида, не желая огорчить его, Иванко…
И он, Иванко, тоже старался ничем не огорчить отца. Он с беззаботным видом разглядывал принесенный отцом гостинец: то заморские яблоки, совсем не похожие на наши, какие-то ананасы, то игрушечный кораблик, сделанный самим отцом, то клетку со скворушкой.
Когда Иванко подрос, Кондрат понемногу стал рассказывать ему о себе, о матери, которую мальчик помнил очень смутно, о хороших людях, таких как Суворов, о воинах славных – солдатах да казаках, о своих друзьях-товарищах, что крепость Хаджибей от врагов отбили на том самом месте, где ныне раскинулся город Одесса. Говорил о штурме Измаила, о битвах трудных и славных…
Иванко незаметно стал думать и рассуждать как взрослый. Фигурой и ростом он был в отца, а лицом – в Маринку: такие же, как у матери, глаза, светящиеся зеленоватым отливом, и золотистые волосы.
Однажды Кондрат принес Иванко неожиданный подарок – отлично сшитый по его фигуре костюм моряка: парусиновую куртку, широкие штаны и шапку-бескозырку. Вместе с отцом порог переступил огромный рыжий детина. Отец познакомил его с Иванко, назвав шкипера шхуны «Святая Анна» Георгием Георгиевичем Радонаки. Чухраи давно были знакомы с господином Радонаки и к удивлению юноши называли его просто: то ли Яшкой, то ли Рудым. Да и отец тоже несколько раз путал его имя.
Шкипер долго разглядывал Иванко холодными белесыми глазами, больно ущипнул за предплечье, затем по-дружески улыбнулся и сказал:
– Для моря хлопец подходящий…
Он еще раз, но уже не так больно, ущипнул юношу за руку, и Кондрат попросил сына выйти в другую комнату переодеться.
И когда Иванко вышел к ним в шуршащем жестком парусиновом морском костюме, Кондрат обнял его:
– Тебе, сынку, одна дорога, вольная дорога – в море. На земле такой воли сейчас не сыщешь. Согласен?
– Согласен, батько…
– Так вот… Тогда слушайся во всем господина Радонаки, как батьку родного. Он тебя делу морскому обучит и сам шкипером станешь.
Кондрат вопросительно посмотрел на моряка. Тот важно кивнул рыжей головой.
– И до шкипера доведу. Только пусть слухает меня, як батьку ридного…
– Буду слухать…
– Тримайся, сынку… В море идешь!
Рассвет следующего дня юнга Иванко встречал в море на качающейся палубе шхуны «Святая Анна».
XIX. Крик в ночи
С уходом Иванко в море погрустнели Чухраи. Так же чувствовал себя еще более одиноким Кондрат. Он часто теперь с вечера до полуночи блуждал по берегу моря, следя за далекими, словно звезды, огнями проплывающих кораблей.
В лунные ночи белые паруса судов были отчетливо видны с берега, и Кондрату казалось, что он различает на их фоне черные фигурки матросов. Может быть, этот проплывающий корабль и есть шхуна, на которой работает его сын…
Морской берег стал притягивать Кондрата и в безлунные ночи. Он любил приходить к морю, когда затихал прибой, когда слышалось только тихое журчание и шелестящие всплески. В эти минуты Кондрату казалось, что море едва уловимым шепотом кому-то рассказывает свои тайны, и его, измученного, оглушенного тяжким трудом в подземной каменоломне, сразу освежала прохладная, наполненная едва уловимыми звуками тишина. Незаметно проходила усталость. Тогда он ложился на песок и, глядя в черное утыканное звездами небо, слушал и слушал море…
В такую ночь, когда береговые камни еще хранили тепло полдневного солнцепека, Кондрат, как обычно, прилег на траву недалеко от самой кромки воды. Слушая тихие вздохи волн, он впал в полудрему и очнулся лишь когда в нескольких шагах от него раздались приглушенные голоса и торопливые шаги Тут-то и пригодилась ему выучка опытного разведчика.
Кондрат мгновенно поменял позу, прижался к земле, сливаясь с травой так, чтобы наблюдать за ночными пришельцами.
Они приближались. Глаза Кондрата, привыкшие к ночной темноте, хорошо рассмотрели идущих – четырех крепких рослых мужчин. Судя по одежде – широким шароварам, расшитым коротким курткам и фескам, это были греческие или турецкие мореплаватели. За поясами у них торчали рукоятки пистолетов. Двое из них несли какой-то длинный, завернутый в ковер тюк. А двое шли впереди с обнаженными кривыми саблями.
«Контрабандисты, – подумал Кондрат. – Тащат какой-то Ценный товар на судно Наверное, где-то здесь неподалеку пристал к берегу их корабль».
Кондрат решил ничем не обнаружить своего присутствия. Контрабандисты, как и пираты, обычно старались расправиться с невольными свидетелями их ночных похождений А Кондрату совсем не хотелось вступать в опасную неравную схватку с какими-то бродягами И, наверное, они благополучно прошли бы мимо своего незримого наблюдателя, не споткнись один из тащивших тяжелую ношу. Чтобы не упасть, он выпустил из рук конец тюка. Второй контрабандист не успел удержать груз, и он мягко шлепнулся об землю. Ковер развернулся, и Кондрат увидел человека. Он понял, что перед ним не контрабандисты, а гнусные работорговцы, похитители женщин. Этим грязным ремеслом занимались пираты, умыкавшие в Одессе красивых девушек и женщин, увозившие их на кораблях в Турцию для прибыльной продажи в гаремы турецких феодалов.
Похитители с ругательствами на турецко-греческом жаргоне бросились поднимать свою жертву, и Кондрат услышал зовущий на помощь вопль. Он, словно острием, кольнул Кондрата в сердце. На миг представилось, что так, наверное, в смертельной тоске кричала его жена Маринка, когда похитители тащили ее связанную к проклятому убийце пану Тышевскому. Да, наверное, так же кричала его Маринка. Так звала на помощь, но никто не услыхал тогда ее крик.
XX. Гликерия
Гневная бешеная сила подняла Кондрата на ноги. Эта же бешеная сила, как внезапно растянувшаяся пружина, метнула его в сторону похитителей. Единственным оружием у Кондрата был нож. Он в несколько прыжков очутился рядом с бандитами. Двое, вооруженные саблями, не успели ими взмахнуть, как раненые ножом Кондрата полетели на землю. Третьего бандита Кондрат свалил замертво тяжелым ударом кулака в висок. Но четвертый пират успел выстрелить в него из пистолета. Пуля обожгла левое плечо Кондрата. Он нагнулся и прежде чем стреляющий успел выхватить из-за пояса второй пистолет, с размаху метнул в него нож. Пущенное с расстояния нескольких шагов лезвие вонзилось в горло пирата. Он без стона повалился на землю, рядом со своими поверженными товарищами.
