Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
Приблизительно через год, когда императрица была в состоянии глубокого уныния из-за смерти ее любимого внука, она решила сама посетить Муро и отправилась туда с сыном, наследным принцем. Принц Арима остался в Асука, и именно в то время он оказался замешан в заговор, приведший его к гибели. Нижеследующее описание событие тех дней взято из Нихон сёки:[101]
3 декабря [658 года]. Господин Сога-но Акаэ, назначенный дежурным управителем [на время отсутствия императрицы и наследного принца], говорил с императорским принцем Арима так: «В отношении государственных дел у императорских правителей выявляются три ошибки. Первая — она строит большие сокровищницы, где накапливает богатства, собранные у народа. Вторая — она использует доходы от налогов на постройку длинных каналов. Третья — она нагружает баржи камнями, перевозит и сооружает из них холмы». Тогда принц Арима понял, что Акаэ настроен к нему дружески, и был доволен…[102]
5 декабря. Императорский принц Арима посетил дом Акаэ и взошел в высший этаж, где они сговаривались с Сиоя-но Мурадзи Коносиро… [и другими]. «Сперва мы должны поджечь императорский дворец, — сказал принц Арима. — Затем, с пятью сотнями людей мы блокируем гавань Муро на один день и две ночи, немедленно отрезав остров Авадзи с помощью флота таким образом, что Муро превратиться в застенок. Поступая так, мы легко победим». Кто-то возразил, говоря: «Это не сработает. Очень хорошо строить планы, но у вас не хватит сил, чтобы исполнить их. Вашему Высочеству всего лишь восемнадцать лет, вы еще не достигли зрелости. Сперва вырастите, и тогда вы получите власть, вам необходимую». «В этом году я достиг возраста, когда могу управлять армией,» - ответил принц Арима. [Когда они говорили], внезапно сам по себе сломался подлокотник. Присутствующие восприняли это, как плохое предзнаменование и поклялись друг другу, что более ничего не предпримут. Тогда принц Арима вернулся к себе домой в Итифу.
В середине ночи господин Акаэ послал Мононобэ-но Энои-но Мурадзи Сиби с командой из рабочих, трудившихся во дворце, и они окружили дом принца Арима.[103] Затем он безотлагательно отослал верхового уведомить императрицу.
9 декабря. Императорский принц Арима, Сиоя-но Мурадзи Коносиро… [и двое других] были арестованы и отправлены к горячим источникам в Муро…
Сразу же по их прибытии принца Арима лично допросил наследный принц. «Почему ты замышлял измену?» - спросил наследный принц. «Ответ на это знает небо и Акаэ, — отвечал принц Арима, — сам же я не понимаю, что происходит».
11 декабря. Господину Тадзии приказано удушить императорского принца Арима на холме Фудзисиро.[104] В этот же день Сиоя-но Мурадзи Коносиро [и двое других обвиняемых] были обезглавлены на холме Фудзисиро. Перед казнью Коносиро сказал: «Могу ли я просить разрешения моей правой руке изготовлять вещи, ценные для государства?»[105]
Запись в хронике намеренно опускает два знаменитых стихотворения принца Арима. Ее авторы имели целью представить молодого человека изменником, не собираясь возбуждать любых ненужных симпатий к нему упоминанием горьких предсмертных стихов, создатели которых ассоциировались с японскими героями, а не с государственными преступниками. У составителей Маньёсю, замечательной поэтической антологии, составленной около 760 года, не было подобных запретов, и с их помощью молодой принц стал великим романтико-трагическим героем VII века, сочинившим следующее:
Два стихотворения принца Арима, сложенные, когда он оплакивал свою судьбу и связал ветви сосны:
Здесь, на берегу Ивасиро,
Я связываю ветви сосны.
Если только выпадет мне счастье,
Я вернусь, и вновь увижу этот узел
Теперь, двигаясь вперед, кладя под голову подушку из трав,
Я не имею коробки для риса,
И кладу это подношение богам
На грубые дубовые листья.[106]
Ивасиро, где были написаны эти стихотворения, — пустынное место на полуострове Кии, примерно в десяти милых от горячих источников Муро. Принц Арима был схвачен 6 декабря и в тот же день уведен из столицы. За три дня он прошел расстояние в девяносто миль до Муро, где наследный принц провел официальное расследование. Возможно, ночь 8 декабря была проведена в Ивасиро, располагавшемся в дне ходьбы от пункта назначения, и он сложил стихи незадолго до оглашения приговора. Существовал обычай, когда люди, попадавшие в затруднительное положение, связывали ветви сосны, как заговор, привлекавший удачу. В данном конкретном случае такой заговор не оказался действенным, поскольку принц Арима был казнен двумя днями позже, однако в сознании людей связанные сосновые ветки стали прочно ассоциироваться с историей его последних дней, обессмертив его имя. Когда придворный поэт Нага-но Имики Окимаро посетил Ивасиро около двадцати пяти лет спустя, ему показали дерево, связанное с историей несчастного принца, что вдохновило его на написание двух элегических стихов, включенных в антологию Маньёсю. Первое из них перекликается со словами героя:
О, конечно, он вернулся
И увидел тот самый узел,
Что завязал здесь на ветке сосны
У берега Ивасиро!
Во втором стихотворении сосна персонифицируется, становится символом мертвого принца:
Связанная сосна, растущая на равнине в Ивасиро,
Не забывает своего прошлого,
И сердце ее все еще сжато печалью.
Несколькими десятилетиями позже Яманоуэ-но Окура, один из лучших поэтов в Маньёсю, написал стихотворение, в котором снова представлена сосна, помнящая судьбу принца Арима:
Хотя его дух летает над головами и все еще обходит берег,
Люди и не подозревают, что он здесь;
Знает лишь сосна.
На самом деле, он был далеко не забыт. Как предполагает само включение этих стихов в Маньёсю, принц Арима уже овладел воображением людей, и его роль в политических катаклизмах VII века представлялась ролью беспомощной жертвы, невинность и чистота помыслов которой привели к несчастью в мирских делах. Официальная хроника, разумеется, представляет его в виде предателя, и в этом трудно полностью усомниться. Безусловно, существовал некий заговор, вовлекший Арима, однако, из того, что мы знаем о методах принца Нака, становится ясным, что жертвой оказалось не государство, а сам молодой принц.
Прежде всего, совершенно невероятно, чтобы юноше, столь незащищенный и изолированный при дворе, серьезно намеревался низвергнуть всевластного наследного принца и его правительство. Как мы узнаем, единственным близким единомышленником Арима был некий малоизвестный господин по имени Сиоя-но Мурадзи Коносиро, мелкий правительственный чиновник, разумеется неспособный обеспечить достаточный престиж и средства, необходимые для любого самого незначительного выступления. Хотя в стране было много недовольных, особенно — местных предводителей, противившихся Великой Реформе, даже в официальной хронике не говорится, что принц Арима имел какие бы то ни было контакты с этими потенциальными сторонниками.
Как же тогда интерпретировать его отношения с Сога-но Акаэ? При чтении записей у меня сложилось впечатление, что Акаэ был агентом-провокатором, сговорившимся с наследным принцем заманить Арима в ловушку, втянув его в фальшивый заговор. У принца Нака были серьезные причины бояться, что его младший кузен в будущем может стать фокусом для оппозиции ему самому и проводимой им политики; то, что он использовал Акаэ для устранения своего последнего потенциального противника, вполне совпадало с его предшествовавшими действиями против таких невиновных людей, как принц Фурухито. Версия агента-провокатора подтверждается тем фактом, что, когда принц Нака в конечном итоге взошел на трон (под именем императора Тэндзи), он сделал Акаэ левым министром — высший пост в правительстве который вряд ли мог быть поручен лицу, не так давно инспирировавшему заговор против трона.
Можно лишь удивляться, отчего принц Арима вообще доверял человеку, настолько близкому правительственным кругам, что наследный принц оставил его официальным заместителем на время своего отсутствия в столице. Возможно, принц считал, что Акаэ непременно должен был ненавидеть принца Нака за его роль в разгроме клана Сога и что, несмотря на свое высокое положение в правительстве, тот готов рискнуть всем, дабы отомстить за свою семью. Более того, принц Арима был молодым, неопытным человеком, который не мог положиться ни на кого из придворных; снедаемый неприязнью к своему властному кузену, отравившему жизнь его отцу, он мог наивно поверить Акаэ, когда тот открыл ему свои притворные сомнения относительно правительства. Отсюда и его радость, когда он узнает, что «Акаэ дружески к нему настроен»: наконец-то он нашел хоть кого-то, кто, как он считал, не любит наследного принца так же сильно, как и он сам, и кто даже готов открыть ему свои тайные мысли. Вполне вероятно, поэтому, что на следующий день он пошел к Акаэ.
