Елена Степанян - Царский выбор
Кузьма.А что ж тут стыдного?
Поликарп.Да это-то ладно. Он про это так прямо не говорил. Это как бы само собой выходило. А байку вот какую сказывал. Мол-де Иван-царевич, про которого в сказках сказывают, был на самом деле и в Москве правил. Отец его, царь, на войну уходя, оставлял его царствовать. И добрее его и справедливее никогда никого не было. А потом его извели злые вороги, ворожбой там, и ядом, ну по-всякому. И вот, мол, когда народ об Иванцаревиче сказки сказывает, это он, значит, мечту свою лелеет, чтобы тот воротился и над ним царствовал.
Кузьма(невозмутимо).Да, был такой царевич. Иван Младой прозывался. Очень его в Москве любили, потом отравили.
Поликарп.А когда же это было, батюшка Кузьма Кузьмич?
Кузьма.Отравили когда? Да лет тому полтораста с лишком.
Поликарп.Так что ж этот Михайло, и впрямь двести лет живет?
Кузьма.Про это лучше у него самого спрашивать.
Поликарп(лукаво).Так, может, тогда и Аленкин сын — царь Навуходоносор?
Кузьма.Все может быть. Но и про это лучше спросить у Михайлы Иваныча. (Отчетливо)И у других, таких же как он, богомольцев премудрых. Ты уж за ними досмотри, Поликушка, а то, выходит, я тебе жалованье плачу, а самому за тобой досматривать приходится.
Поликарп на ватных ногах направляется к дверям.
Кузьма.Погоди-ка, Поликушка. Ты мне вот о чем
доложи. Как там Игнатка, Трофимов сын? Корабли в немецкие земли снаряжать — прибыльное дело. Чай, не один сундук уже золотом набил?
Поликарп.Да какой там, Кузьма Кузьмич. Он ведь на казенном жалованье. А казенное жалованье, сам знаешь, пока от Москвы до Архангельска дойдет. (Разводит руками.)Если бы ему Трофим Игнатьич денег и снеди всякой не посылал, он бы ноги давно протянул.
Кузьма.А, вот как! Выходит, у самого Трофима больше денег, чем в царской казне. — Ну иди, не теряй время зря.
Поликарп идет по улице, свесив голову.
Поликарп.Едрена мать! Кто же у нас переносит? Кто?
5. Касимов
Здание собора. Из открытых дверей слышится пение. Андрей выходит на высокое соборное крыльцо, поворачивается к храму, крестится, кланяется, оборачивается, смотрит на яркое небо, золотую листву и прыгает на землю с верхней ступеньки.
К храму спешит Захар Ильич, худощавый молодой человек постарше Андрея. Андрей бросается ему навстречу.
Андрей.Захар Ильич!
Захар(обнимая его).Душевно рад, душевно рад… Наслышан я о вашем несчастье, вчера вечером попадья к нам заходила. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Андрей(смеясь).Еще как помогло. Меня батюшка прямо на цепь посадил, и все ее укорачивал, укорачивал. Сначала в Москву запретил, потом в Касимов. Осталось мне одно село Кузяево, он меня туда посылал по лошадиным делам. А я и там не потерялся. У них половина села — татарская. И шорник, татарин, такой грамотей оказался. Столько мне порассказал и про веру их, и про старину. (Озирается.)Я завтра попробую от них улизнуть и схожу в татарскую слободу. Там у моего Габдулы сродственник живет, Шарипом зовут, тоже очень грамотный!..
Захар.Лучше бы тебе воздержаться, Андрей. Это дело небезопасное. У нас в Казани был один такой татарин.
Андрей.И что?
Захар.Ой, вот мои вышли. И твои тоже.
Из церкви выходят теща Захара с его женой и красавицей Машей. Андрей кланяется им, смущенно любуясь Машей. Следом появляются Иван Родионович, Евдокия Никитишна и Фима.
Касимовцы заглядываются на Фиму. Она пытается закрыть лицо фатой.
Евдокия(шепотом).Не надо, Фима, ты же видишь, никто не закрывается. Стой себе тихонько и в сторону смотри.
Первый касимовец.Давно тебя видно не было, Иван Родионович! Совсем ты нас забыл. Ты ведь даже дом свой касимовский продал?
Всеволожский.Да просто покупатель подвернулся на эти гнилушки. Жаль было упускать.
Второй касимовец.Рад тебя видеть в добром здравии, Иван Родионович!
Всеволожский.И я рад тебя видеть, Николай Алексеич.
Третий касимовец(обнимая Всеволожского).Объявился, пропащая душа. Где остановился?
Всеволожский.У отца Николы. Мы с ним старинные
друзья. Подходит Захар.
Захар.Вот, Иван Родионович, Бог дал снова повстречаться. Я ведь уже с полгода ваш, касимовский.
Всеволожский(суховато).Очень рад, очень рад. Андрей мне докладывал.
Захар.Ну хорошо. Расстаюсь с вами ненадолго. Матушка Глафира Петровна сегодня на угощение зовет по случаю вашего приезда. А завтра — милости прошу к нам.
По дороге из церкви. Всеволожский и Евдокия.
Всеволожский.Хотел бы я знать, эта попадья когда-нибудь спит?
Евдокия.Отчего бы ей не спать?
Всеволожский.Спать — время терять. А могла бы сватать, сватать, сватать.
Евдокия.А что в том плохого? Ты, отец, все готов сердиться, а лучше бы умом пораскинул, подумал. Сам же говоришь все время, что у парня дурь в голове. А что в таком разе лучше всего? Женить. Не зря же говорят, женится — переменится.
Всеволожский(ворчливо).Я тридцати лет женился.
Евдокия.А ты разве смолоду был таким, как он? (Всеволожский морщится.)Я вчера с Глафирой поговорила. Приданого за этой Машей не меньше, чем за нашей Фимкой. Именье под Коломной неплохое, мельница совсем новая. Еще у них лес на обеих сестер.
Всеволожский.У покойного Барашова и деньги
водились. Но уж деньги Захар этот точно зажмет.
Евдокия.А ты считал его деньги? У тебя и своих
достаточно. Что мы, такие уж бедные? — А почему Захар этот Андрюшу привечает — понятное дело. Не из-за наших богатств. Тоже мне, богачи! Просто он ему душою близок. Уж если родниться, так уж с тем, с кем поговорить есть о чем, а не с тем, с кем двух слов не свяжешь.
Всеволожский.А Андрюшка-то сам, захочет он жениться или опять выкаблучивать начнет?
Евдокия.То-то и оно, то-то и оно, Родионыч! Ты посмотри, какая девка! А уж как он на нее поглядывал, прямо в церкви, это наш-то богомольник. Да главное не это. Глафира говорит, что девица редкостная — и грамоте обучена, и порассуждать умеет. Андрюшку этим скорее завлечешь, чем красотой. Думаешь, легко будет другую такую найти? Упустим — локти кусать будем.
Всеволожский.Ну, мне пока не до этого. У меня сейчас первое дело — с воеводой этим треклятым переговорить. А его, видишь, черти куда-то унесли.
Евдокия.Да ведь никто за тобой и не гонится. Ты только будь с ними поласковей, с Барашовыми, и все само собой сладится.
Всеволожский.Можно подумать, я грубиян какой. — А лесок их я знаю, неплохой лесок. Не зря то место Туголесьем зовется.
В доме отца Николы.
Всеволожский(попадье).Ну, как твой промысел, матушка Глафира Петровна? Кормит?
Попадья(радостно).Он мне душу кормит, Иван Родионыч. Ты подумай, ведь я уже старуха, а день-деньской только о любви и помышляю. (Смеется.)Это же сущая благодать.
Всеволожский(подмигивая).А я слыхал, что у тебя в Касимове соперница объявилась, и не одна.
Попадья.Это которые сватовством за деньги занимаются? Хороши соперницы, нечего сказать! Где я, и где они! — Я же сердцем чую, где любовь получится. Разве я стану абы кого сватать? Да еще за деньги. — Я каждого через сердце свое пропускаю, у меня своя награда!..
Евдокия.Да он тебя подначивает, матушка Глафира Петровна, а ты и клюнула.
Всеволожский.А вот и наш батюшка.
Входит отец Никола в сопровождении Фимы и Андрея.
Попадья.Ох, скоро и гости наши подойдут. Ты, Евдокия Никитишна, отдохни, голубушка, а Порфирьевна твоя мне поможет на стол накрыть.
Всеволожский и отец Никола вдвоем.
Никола.Послушай меня, Иван. Может, это и к лучшему, что воеводы сейчас нет. Ты поостынешь и поймешь, что ходить к нему без толку. Разве что с поклоном и с подношением.
Всеволожский.Я лучше умру.
Никола.Не сомневаюсь. Я тебя с самого рождения знаю. А когда он выгонит тебя и оскорбит, что ты будешь делать со своей гордостью?
Всеволожский.Он не посмеет! Это ж все равно, что расписаться в том, что он разбойникам этим потатчик. (Отец Никола отворачивается.)Я ничего не понимаю, кто у него в Москве?
Никола.Не знаю и знать не желаю. — Мне Андрей давеча сказывал, что свояк твой Корионов с князем Прозоровским знается. Вот это то, что надо. Прозоровский сейчас в чести, к самому Морозову близок. У него не стыдно попросить защиты. И тогда наш Ирод касимовский тебя пальцем не тронет.
