Андрей Упит - На грани веков
— Где ж нам тебя ждать, мы совсем и не знали, жив ты или нет. Вы же теперь во всех краях воюете.
Юрис рукой в перчатке покрутил усы и еще больше приосанился.
— Да, воюем. Бывал я и в Митаве, и под Бауском. А вот теперь с двумя товарищами прислан сюда.
Обученный конь, как только ему закинули на шею поводья, отступил назад к дороге и стал рядом с двумя бородатыми драгунами, у которых были такие же длинные палаши и мушкеты за спиной. Драгуны поглядывали на братьев, видимо, ничегошеньки не понимая в их разговоре. Юрис что-то сказал, после чего и они спешились и привязали коней к коновязи. Мартынь разглядывал брата, сердце у него радостно билось. Он всегда ставил Юриса выше себя и теперь с гордостью рассматривал его красивый мундир, бравую фигуру, как-то по-военному ловкую и подтянутую. Это ничего, что вроде нарочно коверкает язык и держится малость покровительственно со старшим братом: королевский солдат — у него на это есть право. Вот он хлопнул Мартыня по плечу.
— Ну, старина, опять мы вместе. Раздобудь нам чего-нибудь выпить, да и закусить не мешало бы, а потом я расскажу, в чем дело. Ты и сам смекаешь, что попусту не приехали бы.
Костлявая рука старого Марциса точно от холода дрожала в мягкой и все же сильной ладони младшего сына. А тот от души смеялся, видя непомерную радость отца, которую старик никак не мог высказать словами и всячески старался скрыть. Мартыню пришло в голову, что Юрис не особенно-то чуткий и преданный сын. Невиданно живо старый кузнец засеменил в клеть и вынес оттуда обтянутый белыми обручами липовый жбан с перебродившим березовым соком, в котором плавало овсяное зерно с беленьким ростком. Юрис напился и одобрительно хлопнул отца по плечу, как давеча Мартыня. Шведы пили, поглаживая живот и прищелкивая языком. Творог с толченой коноплей и ржаным хлебом после этого не очень-то пришелся по вкусу — чужеземцы со смехом поковыряли черное месиво; можно было понять, что Юрис долго разъяснял им, что это за кушанье и из чего приготовлено. Потом его спутники растянулись под березой, отлежаться и вздремнуть. Юрис сидел, поджав колени, охватив руками голенища ботфортов, и слушал, что рассказывает Мартынь о неудачных попытках организовать военный поход. Старый Марцис сел поодаль за спиной младшего сына, чтобы тот не заметил, что он глаз не может от него отвести. Когда Мартынь закончил, Юрис вскинул голову.
— Поступил ты правильно, пусть даже ничего и не получилось. Как раз по этому делу я и прибыл сюда. Наш король со своими рейтарами и мушкетерами гоняет саксонцев и русских по Курляндии, Польше и Саксонии. Он хочет поймать и повесить Сигизмунда. Рижский гарнизон у нас невелик. В Лифляндию и Эстляндию могли послать только самую малость войска. Наши небольшие отряды там порой разбивают — на серьезные стычки эти татары и калмыки, или как они там зовутся, не идут. В лесах да болотах крупных операций не развернешь. А ныне король распорядился покончить с этим нашествием и разграблением его земель. В каждой волости надо навербовать самых сильных мужиков и небольшими отрядами выслать туда, чтобы отогнать разбойные шайки от видземской границы. Огнестрельное оружие везут за мною следом. Это хорошо, что ты наготовил, мечи — мы это дело быстрее обтяпаем. У меня полномочия, и шуток шутить я не намерен, будь спокоен. У меня Лаукиха не закудахчет, я ее так осажу, свету божьего невзвидит.
И по виду похоже было, что он шуток не любит. Если бы не мундир унтер-офицера, можно было бы подумать, что это какой-то чрезвычайный королевский посол либо даже командир драгунского полка. Наконец, и он прилег отдохнуть рядом с товарищами, наказав брату, чтобы за это время сюда был вызван сосновский ключник. Старый Марцис отогнал кур и петуха в молодую березовую поросль, чтобы не тревожили спящих, а сам уселся на обломок камня приглядеть за лошадьми, да и так просто, на случай, ежели кто-нибудь проснется и чего-нибудь попросит. Он и сейчас еще не мог отвести глаз от младшего сына. Если бы лицо старика не так ссохлось, можно было бы подумать, что он улыбается. Новость, точно быстрокрылая птица, облетела всю волость. Нет, это вам уже не привычный всем кузнец Мартынь, с которым можно поспорить и остаться при своем. Драгунский унтер-офицер шуток не признает. У него большая власть, и если он говорит именем короля, так тут и пикнуть не смей. Ключи от замка хранились у Холодкевича, но Юрис приказал взломать двери и осмотрел здание сверху донизу. Как разгромили замок несколько лет назад Друст с товарищами, так он и стоял — окна покосились, стены покрылись плесенью, дождь просачивался сквозь потолок, крыша, видать, прохудилась. Нет, здесь он жить не станет. Двери подвалов выворочены. Где же он устроит тюрьму, коли окажется какой-нибудь смутьян, которого надо будет прибрать к рукам? Сосновская дворня испуганно вслушивалась и тихо перешептывалась, каждый с первого же мгновения почувствовал руку строгой власти.
К вечеру Юрис вместе со спутниками был уже в Лиственном. Уселся он под липой за столик, устроенный из насаженного на столбик старого мельничного жернова, положил перед собой палаш и развернул желтый пергаментный свиток. За его спиной выстроились два драгуна на таких конях, что по сравнению с ними здешние лошадки выглядели примерно как годовалые телушки против больших коров. Дворовые толпой расположились неподалеку, впереди у стола Холодкевич с непокрытой головой, чуть ссутулясь, — не то чтобы перепуганный, но слишком уж настороженный и внимательный. Унтер-офицер строго допросил его даже о том, что и без того знал отлично. Люди должны почувствовать, с кем будут иметь дело.
— Вы арендатор Лиственного, пан Холодкевич, да? И имением Сосновое вы также управляете, да?
— С того времени, как арестовали Курта фон Брюммера. Первоначально мне это поручил драгунский офицер, а позднее я получил официальное предписание от гражданских властей. Бумага у меня сохранилась, не угодно ли взглянуть?
— Не надо, я и так верю. Поскольку вы управляете обоими имениями, вам предлагается, со своей стороны, позаботиться, чтобы мы здесь в две недели смогли снарядить ополчение на борьбу с грабителями в Северной Лифляндии.
Холодкевич поклонился.
— Сделаю все, что в моих силах.
Юрис подозрительно взглянул на него.
— В самом деле? Но ведь вы же поляк,
— Хотя и поляк по рождению, но подданный и слуга шведского короля. С соотечественниками, господин офицер, у меня давно нет никаких связей. Если король соизволит повелеть, я готов отправиться на войну.
Видимо, «господину офицеру» подобный ответ пришелся по душе. Он стал приветливее.
— То, что вы так говорите, — хорошо. Но в вас мне нужды нет: сразу два имения оставлять без управляющего нельзя; кроме того, в предписанном мне речь идет только о мужиках. Но, может, у вас есть оружие; мы могли бы его использовать.
— У меня есть шесть мушкетов да пистолетов столько же. Кроме этого, я наказал сосновскому кузнецу наковать мечей, — десятка два он уже изготовил.
«Господин офицер» усмехнулся ему в глаза так, что Холодкевичу стало не по себе. Потом, словно какому-то мальчишке, погрозил пальцем.
— Не хвалитесь тем, к чему вы не причастны, пан Холодкевич. Только сталь ваша, а мечи мой брат кует по собственному почину, вы ему этого не приказывали и вообще в этом деле были как-то подозрительно бездеятельны. По своему почину и мой отец оттачивает это оружие и делает рукояти. И вовсе там не два десятка, а ровно тридцать пять на славу откованных и наточенных клинков. Вот оно как, милейший пан Холодкевич.
Холодкевич выдавил кисло-сладкую улыбку, чтобы скрыть недовольство и унижение, потому что в конце концов это же его собственный холоп, хотя и разглагольствует он так высокомерно и даже грозит ему, барину, пальцем, точно какому-то мальчишке. Но что поделаешь, приходится проглотить — этот парень ныне представитель власти и повелевает именем короля. Юрис сунул в карман свои грамоты.
— На сегодня хватит. Пан Холодкевич, пошлите приказчика, чтобы на послезавтра созвал в имение всех мужиков до пятидесяти лет. Те, кто старше, могут оставаться дома, королевским властям не угодно, чтобы поля оставались невозделанными, а имения и крестьянские дворы разорялись; страна должна быть богатой, королю нужны не только солдаты, но хлеб и деньги.
Холодкевич раз пять кивнул головой.
— Совершенно верно! Совершенно верно! Его королевское величество Карл Двенадцатый не только непобедимый военачальник, но и мудрый и дальновидный правитель. Лишь богатая страна может содержать сильную и непобедимую армию.
Этому мужлану в придачу к высокой должности не было отпущено хоть немного смекалки — он не только не улавливал порядочной доли лицемерия и ловкого притворства в речи и в выражении лица поляка, но даже с удовольствием выслушивал его лесть. Вот и он закивал точно так же, как и Холодкевич.
