Галина Петреченко - Князь Олег
Ингварь нехотя слушал назидательное повествование дяди о необходимости наблюдать за движением на всех дорогах и, когда тот предложил ему подняться и самому посмотреть сверху на просторы, легко уязвимые со всех сторон, Ингварь не посмел ослушаться старого князя и полез на Любечскую вышку, стоящую рядом с маленьким деревянным кремлем, защищенным со всех сторон лесом. Преодолев девять лестничных пролетов, Ингварь поднялся на высоту птичьего полета и глянул вниз. Красивый, пестрый осенний убор деревьев, желтый наряд полей и близость холодного голубого неба сделали свое дело: Ингварь вцепился в поручни перил смотровой вышки и не мог оторвать глаз от земли, которая вскормила и вырастила его. Голубая гладь Днепра, извивающегося далеко внизу, казалась такой робкой и беззащитной, что ему сразу захотелось огородить ее от невидимого пока врага. Ингварь вздохнул глубоко, полной грудью и улыбнулся счастливой улыбкой молодому стражнику, который переждал, когда уляжется волнение княжича, и показал ему, где еще скрываются сторожевые вышки, охраняющие подступы к Киеву с востока и запада.
Ингварь вглядывался в указанном направлении и едва замечал такие же хорошо замаскированные вышки. «Да, дядя защитил Киев неплохо, — подумал он и почувствовал, как глубокая теплая волна, наполненная любовью и уважением, нахлынула на него. — Но… смогу ли я все это держать в своих руках так же крепко, как и он?.. Ведь у отца было раз в десять меньше земли…»
Ингварь еще раз окинул просторы земли, заселенные радимичами и северянами, и ему стало не по себе. Страх и смятение так сильно вдруг овладели им, что ему захотелось крикнуть: «Нет, дядя! Нет! Я никогда не совладаю с таким обилием земель! Оставь меня в покое!» Но страх прошел при взгляде на улыбающееся лицо молодого стражника, дежурившего на вышке и наблюдающего за быстро меняющимся выражением лица княжича.
— Не горюй, княжич Ингварь! Подсобим чем можем! — бодро заверил он и улыбнулся ему широкой доброй улыбкой.
Ингварь подтянул пояс и зорче вгляделся в лицо стражника.
— Гордиться надо, что столько земли теперь русьской стало! Не зря, стало быть, твой отец Рюрик когда-то привел сюда наш народ!
— Благодарю тебя за добрые слова, молодец! Не скажешь ли, как зовут тебя?.. — спохватился Ингварь.
— Асмуд! Я сын Кьята, меченосца левой руки твоего отца! — весело ответил бравый молодой ратник и гордо добавил: — Меня князь Олег сделал главой любечского дозора.
Ингварь улыбнулся ратнику и решил, что не забудет его.
— Мы ведь не только вышек понастроили да оградительных стен, мы же еще и глиняных заторов натворили посреди проезжих дорог, коли беда нагрянет! — снова подбодрил Асмуд княжича. — Так что сдюжим, коли все враз да всегда рядом будем! — заметил он на прощание и помог Ингварю спуститься с вышки.
Олег спросил приблизившегося к нему Ингваря:
— Ну что скажешь, сынок?
— Голова кругом пошла от удали твоих замыслов, дядя! — восхищенно ответил Ингварь и поклонился Олегу.
— Твоя забота — все сберечь! А для этого надо бы в дружине почаще бывать да блюсти ее интересы. Коли она сильна да бойка, она на месте не усидит и тебя за собою потянет: а ты должен быть готовым ко всему! От Ольгиной юбки придется отрываться почаще!.. Да, доля княжья, сынок, всяким похмельем богата, будь готов ко всему! — снова повторил Олег и, глубоко вздохнув, сознался: — А я устал от всего этого и хочу покоя!
Ингварь промолчал, осознав и свою вину, и свою жалкую роль при великом князе.
— Ну, ладно! Поплыли дальше, пока склянки Днепр не покрыли да пока берега яркими красками богаты, — повелел Олег и по сходкам перебрался на свою ладью…
Следующая седмица пришлась на довольно ладный путь ко Смоленску, где Олег с Ингварем провели всего три дня, ознакомившись с делами смоленской дружины, которая укрепляла свой деревянный кремль и до холодов старалась сладить с самой тяжелой работой.
От Смоленска по цепи мелких озер княжеские ладьи перебрались в Полоцк, а оттуда путь лежал через волок, Западную Двину и Ловать к реке Великой, в Изборск и Плесков, где их застали первые крепкие холода и где князья вынуждены были остаться на долгое зимнее житье.
Дом Вальдса был достаточно вместителен, и Ингварь с Ольгой радовались тому, что великий князь Олег с Рюриковной и всеми его близкими друзьями оказался в том краю, где когда-то Олег-Олаф отмечал свою первую настоящую победу над гордыми кривичами.
— Да, — смеялся он, — даже кривичский день в своем календаре хотел ввести, да передумал, набравшись мудрости: не захотел напоминать о своем торжестве лишний раз, дабы не навлечь лиха на свою голову.
Все смеялись в доме Вальдса, радуясь редким гостям, и на шумном застолье были и Алдан, и Фаст, прославившиеся удалью в борьбе за Умилу Новгородскую, и плесковские лазутчики. Вспоминали Гостомысличей, Спирку, все еще здравствующего в своих громадных боярских владениях, и «плесковские заторы». Говорили о забавах, охоте, праздниках и своих заботах, возникающих иногда при сборе дани, но молчали только об одном: о преемнике киевского князя. Да и зачем об этом говорить? Дружины малые по смерти Олега все равно останутся на своих местах, все так и будет идти своим чередом! И крепости останутся, как были, в их надежных руках!.. «Земля? Да она давно как-то незаметно перешла в руки тех, кто ее защищал! Не вся земля, но и у малых князей ее достаточно! И мяса, и рыбы, и мехов для одежды и обуви хватает! Железо для оружия тоже есть! И кузнецы, и пекари! Пока ведаем обо всем! Дело лазутчиков — самое древнее и нужное! А ведать — значит управлять! Вот и вся премудрость, светлый князь великий киевский», — смеялся Вальдс, уверенный в своем будущем и радующийся счастью дочери. Вид обоих говорил об их благополучии: одежда на Ольге и Ингваре так и сверкала богатым убранством и новизной! Чего же еще можно желать, зная о том, что пережила его дочь до своего замужества… Детей пока нет… Ну, беда невелика… Есть волхвы-кудесники, которые помогут. Исцелим!.. Это, наверное, ночь в лесу, тогда, после смерти Бориса, дает о себе знать… Ну да об этом потом поговорим, ежели доченька-красавица сама изволит заговорить о недовольстве своем. А пока пей медовуху, малый плесковский князь, и угощай своих дорогих гостей! Жаль, что Фэнта рядом нет… Вспомнили бы Рюрика… Ему бы, наверное, сейчас лет восемьдесят было… А нам уже под семьдесят! Ох, жизнь! Как ты быстро пролетаешь! Пора уж думать об отдыхе! А великому князю о замене нас! Но кем?
Вальдс внимательно посмотрел на постаревшего Олега и вдруг тихо спросил его:
— Как думаешь менять нас, великий князь?
Олег призадумался. Да, у Вальдса одна дочь, и та замужем за великим наследником. Но…
— Ты оставишь за собою что захочешь, — не долго думая, ответил Олег. — Ну, а в твою дружину главою поставишь того, кому больше всего доверяешь.
— А ежели княжич будет иметь виды какие-нибудь на мою дружину?
— Какие виды? — хотел было возмутиться Олег, но понял, что Вальдс прав: у Олеговых малых князей нет наследственных прав на владение своими дружинами и их землями, и надо обязательно эти права им предоставить, иначе какой же интерес подчиняться великому князю, который сидит далеко, в теплом городе, и знать не знает, каково им приходится в северных холодных краях. — Завтра, на трезвую голову, мы с тобой, Вальдс, обмозгуем все, да и права Ингваря надо четко обозначить, чтоб он не наломал дров без надобности, — согласился Олег и добавил: — И в первую очередь надо Новгород определить во всех делах.
— В каких это, ежели не секрет? — спросил Вальдс.
— В деле охраны северного края, сбора дани и управления. Вечевые сборища все еще шумят на Славянском холме-то, — пояснил Олег.
— Шумят иногда, но по делу! И у нас, во Плескове, шумят, но дурного, откровенно сказать, я там мало слыхал, — искренне заметил Вальдс. — Я бы не советовал никому замахиваться на вечевой сбор, — помолчав, проговорил Вальдс и посмотрел на нахмурившееся лицо великого князя.
— Ну, коли так… подумать надо, — ответил Олег. — А в целом, я думаю, те законы, которые бытовали у нас в Рарожье и которые перешли к нам от датского короля Фротона[69] вместе с его рунами, пока не нуждаются ни в добавлениях, ни в исправлениях. Как ты думаешь? — задумчиво спросил Олег Вальдса.
— Ну, я помню, еще твой отец, наш вождь Верцин, говорил, что Фротон соблюдал стремление всех народов к справедливости. Я думаю, законы рун Фротона должны жить вечно, ибо они создавались в землях наших предков, — уверенно заметил Вальдс и, спохватившись, спросил у Олега: — Значит, христианство не хочешь признавать, несмотря на договор с греками?
— Господа греки, зная о моей вере в Перуна, Святовита, Велеса и Радогоста, даже не заговаривали со мной о христианстве, — засмеялся Олег.
