Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 2
«Сегодня ночью, квириты, я услышал гневный глас богов, — заговорил Сципион. — Юпитер недвусмысленно требовал меня к себе. Над государством нависла страшная беда: одолев в честной борьбе всех внешних врагов, Республика оказалась под угрозой гибели от яда внутреннего раздора. Что я мог сказать небесным владыкам? Чем мог оправдаться перед ними за происходящее здесь? Как мне можно было объяснить безумие, одолевшее дотоле непобедимый народ римский? Я делал все, что должно делать римскому гражданину, когда видел противника перед собою, но как быть, когда он подкрался сзади и ударил в спину? Я воин, император, мой долг — противостоять силе, но я не обязан сражаться с подлостью. Я защитил вас от иберов, нумидийцев и пунийцев, я поверг столь страшного для вас Ганнибала, но я не могу защитить вас от глупости, не в моих возможностях дать вам разум.
Я повинился пред богами за свое бессилие и стал молить их о помощи. Но оказалось, что вы и богов поставили в тупик! Прежде наши боги поддерживали нас в борьбе против чужеземных неприятелей, блюли интересы государства, а кого им поддерживать теперь, когда одни граждане нападают на других? Может быть, им тоже передраться между собою и стать богами отдельно Петилиев, Порциев, Теренциев, Фульвиев, Корнелиев? Каковое зрелище представлял бы собою такой пантеон!
Увы, даже боги не в силах наставить на путь истинный безумца, выколовшего себе глаза!
Я принес жертвы Юпитеру, Юноне и Минерве. Что еще мог я предпринять? Мне удалось выпросить для вас отсрочку. Сегодня все окончится благополучно: человеческое в вас одержит верх над низостью ползучей злобы, и Республика еще некоторое время сохранится в том виде, в котором она добилась ведущей роли в мире. Но знайте — это ваш последний шанс. Следующий раз, когда вы вновь соберетесь здесь с пенящимися злобой ртами и слепыми от гнева глазами, я не стану взывать к богам, я не буду более спасать вашу совесть.
Поговорим же в последний раз, квириты. Ответьте мне на тот вопрос, на который я не смог дать ответ богам: зачем вы пришли сюда, зачем тратите столько сил и времени на бесплодные страсти? Какие беды, страдания, несчастья подвигли вас на эту демонстрацию бешенства? Вам мало полученных в результате моих побед двухсот миллионов сестерциев, и вы требуете еще четырех миллионов? Кажется, такое число прошипели раздвоенные языки этих пресмыкающихся, когда обсуждалась пеня с меня и с Луция Азиатского. А может быть, вам не хватило Испании, Африки и Азии, которые мы с братом предоставили в ваше распоряжение, и вы требуете еще Персию и Индию? Так ведь проесть нетрудно и весь мир, мы же дали вам эти страны, чтобы хозяйствовать в них, а не за тем, чтобы грабить, как Порций — испанцев, а Манлий — фригийцев.
Поистине велик был Рим в пределах Лация, но ныне он расплескал свою доблесть по обширным просторам Средиземноморья и обмелел!
А вдруг я ошибаюсь, и вами движет высшее из чувств — чувство справедливости, и вы хотите наказать корыстолюбца, запятнавшего пунийской страстью имя римского гражданина! Может быть, дело обстоит именно так, и следует воздать вам хвалу за праведный гнев? Но кто же этот преступник, столь возмутивший вас? Оказывается, Публий Корнелий Сципион Африканский! Вот как, человека, который некогда отказался от бессрочного консульства, от памятников в храмах, на Капитолии и в курии, от божеских почестей, человека, который повелевал могущественнейшими царями, победил самые богатые народы земного круга, человека, чьей добычей был весь мир, вы обвиняете в присвоении кучки блестящего азиатского хлама, составляющей пятидесятую часть от сокровищ, принесенных им государству!
Расскажите об этом вашим женам, и они, бросив вас, возьмут себе в мужья пунийцев! Расскажите об этом своим детям, и они установят над вами патронаж как над слабоумными родичами! Впрочем, не будет ни того, ни другого, ибо и женщины, и младенцы засмеют вас до смерти.
Так зачем вы пришли сюда? Молчите? Неужели только из-за того, что вас позвали? А кто позвал и для чего, вас не интересует? Вам лишь бы служить, а добру или злу — не имеет значенья?»
Толпа разомлела от избытка благих чувств. Над форумом воскурялись испарения очистительного раскаянья. Румянец стыда, разливаясь по лицам, стал придавать людям естественный вид.
Официальные представители государства тоже поддались гипнозу общего настроения и почувствовали себя обычными людьми, совершившими, однако, необычные поступки. Петилии прикипели к камням мостовой, а их челюсти сковала судорога. Теренций сохранил некоторую подвижность и маневрировал корпусом, стараясь укрыться за пучками розог. Ему казалось, что вот-вот Сципион произнесет роковую фразу, и суд обратится вспять, подсудимые и судьи поменяются местами.
Узрев в происходящих метаморфозах угрозу своей затее, Катон воспользовался оцепенением толпы и самолично выдвинулся в первые ряды бойцов. Оказавшись среди своих растерявшихся легатов, Порций украдкой дал подзатыльник Теренцию и тряхнул за шиворот Петилиев. Такими энергичными действиями он привел их в чувство. Затем Порций пристроился к уху одного из Петилиев и завел речь окосевшими устами трибуна, который сейчас в равной мере боялся и Сципиона, и Катона, а потому как бы выключился, самоустранился от происходящего и работал исключительно как ретранслятор, автоматически повторяя не только слова, но даже интонации Катона.
Растерзав эффектную паузу резким голосом, они возвестили: «Уж так с нами разговаривал Корнелий, словно он почти что и не человек! Даже явился он к нам не из города, а, спустившись с вершины, будто сошел с самих небес! Однако мы-то, в отличие от него, всего лишь люди и мучают нас исключительно человеческие проблемы. Нас крупно обокрали, и мы требуем ответа.
Так что, уж коли Великий и Африканский полубог-получеловек, полуконсул-полудиктатор-полуцарь: в общем, весь располовиненный и раздвоенный Корнелий снизошел до нас, простых смертных, пусть он и в самом деле опустится на землю, примет суд, а потом мы, уж так и быть, вознесем его на небеса, но уже вполне легально, по закону. Мы требуем суда!»
Теперь уже обвинителям согласно сюжету потребовалась грозная пауза, презрев которую, в дело вновь вступил Сципион. Не оборачиваясь к врагам, он как бы продолжал прерванный разговор с народом:
«Так зачем вы собрались здесь? Ах, вам сказали: тут будет суд, и вы без раздумий поверили. Поверили этому четвероногому оратору Порцепетилию! Поверили, будто здесь и в самом деле состоится суд над Сципионами! Неужели вам, квириты, не ясно, что цель их — не судить Сципионов, ибо на это никто не способен, а показать вам, будто они нас судят! Не имея возможности справиться с нами, они вздумали очернить нас, связав через этот постыдный фарс наши имена со своими! И вы с готовностью вызвались стать участниками грязной авантюры, позорной демонстрации лжи и злобы!
Мне ничего не стоит освободить Рим от этой нечисти, как я некогда освободил от нее войско, но как быть с вами, граждане? Ведь если вы поверили им, значит, вы безнадежно больны душою, судьба устроила вам испытанье, и вы не выдержали его! Вот ведь парадокс: этот, казалось бы, ублюдочный, фиктивный суд, явился настоящим судом, судом над народом римским в его нынешнем виде, над вами, и вы его проиграли, вы осудили себя на деградацию, на века мучительного упадка, наполненные пустыми терзаньями в кипятке искусственных страстей, далеких от интересов человеческого естества. Неважно, что станется со Сципионами или вон с теми обладателями собачьих глаз, то бешено злобных, то заискивающе-угодливых, важно, что вы пришли сюда…»
«Корнелий! — крикнул «Порцепетилий». — Полноте убиваться о народе римском! Он, как никогда, могуч, раз сумел восстать против рабства, против вас, Сципионов! Так что лучше позаботься о себе, Корнелий!
Ты говоришь, будто невиновен, будто ничего не крал, а этот особняк, выросший чуть ли не на самом форуме, словно ты намеревался заменить им народное собрание, подарил тебе любезный Юпитер, который заодно и жену твою с ног до головы осыпал драгоценностями? Охотно верю. Но судьи обязаны не верить, а знать. Предъяви им счетные книги, и коли там стоит печать Юпитера против твоих миллионных трат, мы с должным почетом проводим тебя восвояси».
Сципион мгновенье раздумывал, потом подозвал слугу и распорядился доставить вожделенные свитки.
Этот жест вызвал тревогу в стане завоевателей чужой чести. А что, если в записях Сципионов и в самом деле полный порядок? Конечно, славно покопаться в домашнем белье знаменитого человека, пересчитать его имущество, переворошить всю утварь, но это может дать обильный материал для сплетен, но не для суда. Впрочем, Катон все равно что-нибудь придумает. Уж если зубы Порция впились в чью-то лодыжку, то жертва не стряхнет его, пока ей напрочь не отгрызут ногу. Потому Петилии и Теренции могли твердо рассчитывать, что в любом случае Сципион уйдет от них не иначе, как сделавшись калекой.
