Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— Это вы, князь? — спросила она, испугавшись. Ее растерянность и опасения, не подслушал ли он ее разговора с секретарем палатина, исчезли, как только он нежно накинул плащ ей на плечи и невольно привлек к себе. Приятное тепло разлилось по телу.
— Да, это я, прекрасная госпожа, — шептал князь Христиан. — Рядом с вами я испытываю упоение.
Вечер был холодный, сонмы звезд тускло мерцали в вышине. Она обняла его, стала целовать. Распалившись, графиня была словно в жару. Он вернул ей поцелуй, но при этом ее пронизал неожиданный холод. Наконец князь высвободился из ее объятий и предложил ей руку.
— Пойдемте, дует резкий северный ветер.
Они молча вернулись в зал, где вихрем носился рой веселых гостей. Когда она при свете увидела лицо князя, сердце сжалось от тоски и страха. Лицо было леденяще холодным, словно вытесанным из мрамора…
Графиня уже задумывалась над тем, что может из всей этой истории получиться. Она сознавала, что все произойдет, как того захочет князь. Что она не совладает с его желанием. Но у нее были еще и другие, не меньшие заботы. Незаметно удалившись в свои покои, она велела служанке привести пятерых гайдуков.
— Вы хорошо знаете, — смерила она их грозным взглядом, — что я требую точного исполнения моих приказов. И какое наказание ждет того, кто обманет меня. Так слушайте внимательно! Установите, отправился ли уже в Новое Место гонец палатина. Если отправился, скачите за ним, насколько хватит сил у ваших коней. А если он еще не выехал, опередите его и будьте настороже. Он не должен доехать до Нового Места. Пусть тот из вас, кто его убьет, потребует вознаграждения!..
Посольство Чахтиц и еще кое-когоПоздно вечером прибыло еще множество гостей. Среди них был и граф Няри. Его приезд был предельно скромным. Но удлиненное лицо графа, его колючие глаза и не исчезающую с губ ироническую улыбку тотчас заметил каждый. Приподнятое настроение у многих испортилось. Дамы и господа, которые начали было амурничать, дабы украсить пребывание в Великой Бытче и вкусом запретного плода, стали готовиться к отступлению. Дело в том, что граф Няри умел, как никто, использовать любую тайну, на след которой нападал.
Едва он оказался среди свадебных гостей, как глаз его приметил господина, ведшего Алжбету Батори в танцевальный зал. Он остолбенел.
— Кто это? — спросил он возбужденно, потеряв на мгновение свое прославленное хладнокровие, из которого мало что на свете могло его вывести.
— Это силезский князь Ян Христиан, — ответил оравский земан, приглядывавший за виночерпиями.
Князь Ян Христиан стал приближаться к нему. Рядом, повиснув на его руке, выступала Алжбета Батори. Граф Няри поклонился им. Князь удивленно остановился, чуть наморщил лоб, но тут же просиял в улыбке.
— О, меня бесконечно радует, дорогой граф Няри, что я здесь встретился с вами.
— Мое изумление куда сильнее, — ответил любезно граф. — Я-то не пропустил еще ни одного развлечения у Турзо, но ваша светлость здесь в первый и, думается, в последний раз.
— Именно в первый и в последний раз, — улыбнулся князь и вдохновенным жестом протянул ему руку. — Вместе с дружеским пожатием руки примите одновременно мои уверения, что своими выдающимися качествами вы вызываете во мне высочайшее восхищение.
— Однако, — скромно возразил Няри, — мои способности блекнут по сравнению с вашими, как луна рядом с солнцем.
Алжбета Батори едва не просверлила графа Няри глазами. А он улыбался ей самой подкупающей улыбкой.
— Весьма счастлив, сиятельная графиня, — проговорил он, — что после долгого перерыва снова могу лицезреть вас и восторгаться вашей красотой, которая меня всегда ослепляла.
Графиня сжала князю руку и попыталась увлечь его прочь, но граф Няри поклонился ей и пригласил на танец.
— Не могу преодолеть искушение, — извинился он перед князем, — ненадолго оторвать от вас вашу милую спутницу.
Когда князь, поклонившись, отошел к столу палатина, Алжбета Батори загорелась таким гневом, что граф Няри поспешил предупредить взрыв.
— В ваших же интересах более, чем в моих, — сказал он ей приглушенным голосом, — чтобы после чахтицких событии, о которых многие, несомненно, наслышаны, вы относились ко мне дружески. У сведущих гостей вы тем самым вызовете сомнения касательно наказания на «кобыле»…
Слова, произнесенные сладчайшим голосом и с улыбкой, были исполнены такой ненависти, какая могла сравниться только с ненавистью, кипевшей в Алжбете Батори. Но она, готовая броситься на него и выцарапать ему глаза, с огромным трудом овладела собой.
Минутой позже они с улыбкой на лице кружились в хороводе. Хотя оба были известны как прекрасные танцоры, на сей раз их танец был столь неестественным и напряженным, что немало глаз с удивлением следило за ними.
— Так, дорогой друг, пожалуйста, улыбайтесь, — прошипел он ей, словно кнутом хлеща ее насмешливыми глазами. — Улыбайся вдосталь, долго улыбаться тебе уже не придется. Мои угрозы сбываются. Петля затягивается. Колокола отзвонят по тебе раньше, чем ты предполагаешь.
— И по тебе тоже!
Однако после танца они разошлись с таким видом, что их могли принять за лучших друзей.
Затем граф Няри разговаривал с кардиналом, что не ускользнуло от внимания палатина. Он не сводил с него испытующего взгляда. При своей вечной мнительности он уже и в нем видел возможного соперника, который ради собственной выгоды мог помочь скинуть его и на эту должность посадить католика. Граф Няри почувствовал на себе пристальный взгляд и отгадал мысли палатина, но не придал им особого значения. Сомнительный союзник, думал он, всегда ценнее, чем несокрушимо верный.
Палатин догадался, что вокруг него что-то затевается, что он втянут в какую-то сложную интригу. В его размышлениях то и дело возникала Алжбета Батори, и при взгляде на нее он испытывал отвращение, которое сам не мог себе объяснить.
— Ты уже отправил гонца в Новое Место? — спросил он секретаря.
— Да, примерно час тому назад, — ответил секретарь, и открытый взгляд его светился непривычной робостью. — Осмелюсь попросить вас о недолгом разговоре с глазу на глаз. С этой минуты я слагаю с себя должность секретаря. Она была для меня величайшей честью, но я недостоин ее.
— Почему? — удивился Дёрдь Турзо.
— Именно об этом я и хочу с вами поговорить, дабы облегчить свое сердце и совесть.
— Что ж, пойдем, — ответил палатин и направился в рабочий кабинет.
Когда шум, шедший из залов, совсем затих и музыка лишь глухо долетала до ушей, они вдруг услыхали во дворе возбужденные голоса:
— Я тотчас, безотлагательно должен говорить с палатином, любой ценой!
— Палатин никого не принимает.
— Он должен меня принять, речь идет о важной вещи, о судьбе многих людей.
— Я немедленно прикажу вас запереть, если вы по-доброму не уйдете, — узнали они голос бытчанского капитана.
Человек, который так отчаянно рвался к палатину, отступил к повозке, в которой приехал, и обратился к капитану.
— Хорошо, я уеду, коль вы не хотите меня пустить к палатину, — говорил он возмущенно, — но уверяю вас, он не скажет вам спасибо за то, что вы прогнали единственного свидетеля этого убийства!
Луна щедро заливала бледным светом двор, и капитан, взглянув на повозку, остолбенел.
Из окна на капитана молча смотрели палатин и его секретарь.
В повозке лежал труп мужчины. В лучах фонаря, который держал над ним капитан, видна была форма и пугающе бледное лицо.
— Это мой гайдук! — пораженно воскликнул палатин.
— Гайдук, которого я час назад послал в Новое Место, — подтвердил секретарь.
— А человек, который привез его и хочет со мной говорить, это Микулаш Лошонский. Приведи его тотчас, но незаметно, и следи, чтобы об убийстве гайдука не проведали гости.
Спустя минуту Микулаш Лошонский уже стоял перед палатином.
Лицо его пылало от возбуждения.
— Я предстаю пред вашей светлостью как посол Чахтиц. Город оказался на краю отчаяния и единственную помощь и защиту видит в вашей справедливости.
— Как ты очутился близ трупа моего гайдука? — прервал его Дёрдь Турзо.
— Перед Великой Бытчей на дороге, за минуту до того, как я добежал до этого места, его прикончили пятеро других гайдуков. Они испуганно разбежались, когда услышали стук моей повозки. Хоть глаза у меня и старые, но острые. Я их хорошо видел.
— Чьи гайдуки это были? — спросил палатин.
— Гайдуки Алжбеты Батори!
— Рассказывай! — проговорил палатин после короткого раздумья. — Рассказывай, что творится в Чахтицах и чем я могу им помочь.
Он слушал, затаив дыхание. Страшные коридоры под чахтицким замком и градом… Пытки девушек, железная кукла, омовение в крови, зверства прислуги, сотни мертвых — все это были вещи, о которых палатин до сегодняшнего дня не слыхал, а сегодня слышит уже в который раз. Теперь вот — от седовласого старца, который не способен обронить ни одного лживого слова.
