Борис Федоров - Царь Иоанн Грозный
V
Пока московское государство слагалось в борьбе с остальными князьями восточной Руси, пока оно отбивалось от татар и Литвы, ему не нужно было много средств: оно могло довольствоваться тем, что имело. Но когда сложилось большое государство, задачи его расширились, оно почувствовало необходимость больших средств, необходимость и лучшей защиты, и лучшей внешней обстановки. Великий князь Иоанн III начинает вызывать из-за моря мастеров и художников; то же продолжают и его преемники. Овладев Новгородом, Москва приняла в свои руки и западную торговлю, которая дотоле шла через Новгород и вместе с тем наследовала и политические отношения Новгорода с прибалтийскими странами — Швециею и Ливониею.
Успокоив свои восточные границы взятием Казани, Иоанн обратил своё внимание на запад. Здесь ему пришлось прежде всего столкнуться со шведским королём Густавом Вазою. Предлогом войны, начавшейся в 1554 году, были пограничные ссоры и недовольство Густава на то, что переговоры с ним ведутся не непосредственно самим московским правительством, а через новгородских наместников. Война ограничилась взаимными опустошениями порубежных мест. Потеряв надежду на своих союзников — Польшу и Ливонию, Густав стал искать мира. Королевская грамота к Иоанну начиналась так: «Мы, Густав, Божиею милостию свейский, готский и вендский король, челом бью твоему вельможнейшеству, князю государю Ивану Васильевичу о твоей милости». Напротив того, из ответной грамоты московского царя видно, что он смотрит на шведского короля свысока: «Мы для королевского челобитья разлитие крови христианской велим унять. Если король свои гордостные мысли оставит и за своё крестопреступление и за все свои неправды станет нам бить челом покорно своими большими послами, то мы челобитье его примем и велим наместникам своим новгородским подкрепить с ним перемирие по старым грамотам, также и рубежи велим очистить по старым перемирным грамотам; мы не захотим нигде взять его земли через старые рубежи, потому что, по своей государской справедливости, мы довольны своими землями, которые нам Бог дал исстарины. Если же у короля и теперь та же гордость на мысли, что ему нашими наместниками новгородскими не ссылаться, то он бы к нам и послов не отправлял, потому что старые обычаи порушиться не могут». Когда приехавшие в Новгород послы шведские стали опять просить о непосредственных сношениях между государями, то новгородские наместники сделали, между прочим, такой оскорбительный отзыв о Шведском короле: «Про вашего государя в рассуд вам скажем, а не в укор, какого он рода и как животиною торговал и в шведскую землю пришёл: это делалось недавно, всем ведомо». В 1557 году заключён был мирный договор, которым установлена была взаимная беспрепятственная торговля: царь позволил шведским купцам ездить через Россию в Индию и Китай, а русские купцы могли ездить из Швеции в Любек, Антверпен, Испанию, Англию и Францию.
Важнее, чем война со Швецией, была война с Ливонским орденом, исконным врагом России на Балтийском побережье, наиболее старавшемся препятствовать нашим сношениям с Западной Европой. В 1547 году Иоанн отправил в Германию саксонца Шлитте с поручением набрать учёных, художников и мастеров, которые могли бы быть полезны для России. Шлитте выпросил на это позволение у императора Карла V, набрал 123 человека[55] и привёз их уже в Любек. Но ливонское правительство представило императору опасность, какая может произойти от этого для Ливонии и для других соседних стран, и добилось того, что Карл дал полномочие не пропускать в Москву ни одного учёного и художника. Сам Шлитте был задержан в Любеке и посажен в тюрьму, а набранные им люди рассеялись. Один из них, некто Ганс, попытался было пробраться в Москву, но был схвачен и брошен в тюрьму; освободившись из тюрьмы, он намеревался всё-таки пробраться в Москву, но опять был схвачен уже недалеко от русской границы и казнён. Занятый тогда важными делами на востоке, Ларь не мог отмстить Ливонии за это недоброжелательство и не забыл его.
Ввиду слабости Ливонского ордена, с одной стороны, а с другой — ввиду настоятельной необходимости войти в прямые торговые сношения с Западом и с тем вместе укрепить и охранить свои границы, московское государство должно было начать ливонскую войну. В поводах к ней недостатка не было: самым лучшим поводом служили очевидная враждебность ордена и нарушение существующих договоров. Так, в договоре 1463 года между Псковом и дерптским епископом встречается упоминание о дани, которую, по старому обычаю, епископ должен был платить великому князю; там же постановлено, что епископ и горожане должны оберегать русский конец и святые церкви. В договоре с гроссмейстером ордена Плеттенбергом (1503 года) условие о дани было подтверждено, но не исполнялось в течение 50 лет. Вопрос об этой дани не поднимался до 1554 года, когда в Москву прибыли ливонские послы ходатайствовать о продолжении перемирия. По перемирной грамоте, подписанной ливонскими послами, дерптский епископ обязался заплатить в три года недоимку Юрьевской (Дерптской) дани за 50 лет, очистить русские церкви, разграбленные протестантами, и не стеснять русской торговли[56]. Срочные три года прошли, а дань не была выплачена. В феврале 1557 года явились в Москву ливонские послы без денег, с просьбой о сложении дани. От имени царя, не пустившего их к себе и на глаза, им было объявлено, что если дань не будет заплачена, то государь будет, «се положа упование на Бога, сам искать на магистре и на всей ливонской земле». Царь запретил русским ездить в Ливонию и послал князя Шестунова строить город и гавань (корабельное пристанище) при устье реки Нарвы, ниже Ивангорода. Испуганные ливонцы снарядили новое посольство — просить хоть об уменьшении дани. Но переговоры не привели ни к чему: царь требовал, чтобы деньги были выплачены, а послы приехали без денег. На этом и прервались переговоры. Один из немецких летописцев рассказывает, что послов ливонских пред их отъездом пригласили к царскому столу и подали им пустые блюда.
В то время, как велись ещё переговоры, русская сорокатысячная рать стояла уже на границах Ливонии под начальством царя Шиг-Алея и воевод — князя Михаила Васильевича Глинского и царицына брата Даниила Романовича. В январе 1558 года эта рать вторглась в Ливонию и опустошила её на пространстве 200 вёрст. Оставляя Ливонию, начальники русской рати послали к магистру грамоту, в которой писали: «За ваше неисправление и клятвопреступление государь послал на вас войну: кровь пролилась от вас. Если же хотите пред государем исправиться и кровь унять, то присылайте к государю с челобитьем, и мы все станем за вас просить». Положение Ливонии было плачевное. Созван был в Вольмаре сейм, на котором было решено, что следует снова попробовать склонить царя на мир. Собрали кое-как деньги для уплаты дани и отправили послов в Москву. Царь согласился на перемирие и велел прекратить войну. Но жители города Нарвы, несмотря на остановку с русской стороны военных действий, продолжали обстреливать соседнюю русскую крепость Ивангород, только рекою Наровою отделяемую от города Нарвы. Этим война возобновилась. Жители Нарвы, сознавая, что не могут держаться, послали в Москву с предложением подданства. В Москве послы приняты были благосклонно. Но, получив подкрепление, Нарва снова отказала в покорности, и 11 мая взята была окончательно. Царь велел освятить город и построить в нём церкви. Послам ливонским, приехавшим в Москву во время Нарвского дела, царь велел объявить, что если ливонцы хотят мира, то магистр, архиепископ рижский и епископ дерптский должны сделать то же, что сделали цари Казанский, Астраханский и Шиг-Алей, — должны сами явиться пред государем с данью со всей земли Ливонской, ударить ему челом и впредь во всем исполнять его волю, а завоёванные города останутся за Москвою. Требовалась, стало быть, полная покорность Ливонии. Послы уехали, и война продолжалась. Некоторые города ливонские сдавались без сопротивления. В них оставлялись русские воеводы и строились церкви. Сильное сопротивление оказал Нейгаузен (Сыренск), обороняемый Георгием Икскулем, который сдался только тогда, когда его собственные солдаты грозили его повесить. Епископ Дерптский был разбит Шейном и Адашевым.
У Ливонии не было сил обороняться от русских. Ливонские чины собрались в Дерпте и вели между собою переговоры о том, у кого просить помощи. Выслушивались разные мнения. Посреди этих прений дерптский бургомистр Тилэ высказал самое разумное мнение: он призывал своих соотечественников к пожертвованию имуществом, говорил о необходимости единения, указывая на то, что откуда бы Ливония ни призвала себе защитника, защитник этот поработит её. Но Тилэ «проповедывал глухим». Результатом дерптских переговоров было начало разложения Ливонии: Эстляндия и остров Эзель обратились с просьбою о принятии их под защиту к королю датскому, архиепископ рижский желал покровительства Польши, а магистр — Швеции. Соседние государства обещали своё посредничество, что в следующем, 1559 году и было исполнено со стороны Польши, Швеции и Дании, хотя это ни к чему не повело.
