Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
Глава 6
1
Заполыхали на курганах костры, поднялись в зимнее блеклое небо сигнальные дымы, да поздно было. Сметая всё на своём пути, обходя большие заставы и уничтожая мелкие, орда шла к Киеву, Поросские города, где жили чёрные клобуки, они оставили по правую руку, прошли между Володарем и Ростовцем, где поменьше было больших сел и городов и где никто не мог противостоять им. Торопясь достичь Киева, половцы нигде не задерживались. Жители Ростовца было высыпали на стены, готовые защищаться, но степняки лишь пожгли посады, разорили окрестные деревни и ушли дальше, в сторону Витичева и Красна.
От поросских городов, от приграничных застав спешили в Киев гонцы. Звали княжескую дружину на подмогу, а беда катилась за ними по пятам. Мягкая была в, том году зима, мало выпало снега, и половецкие приземистые лошадки легко добывали себе еду, споро несли на себе всадников.
Получив первые известия о приходе половцев, Ингварь Ярославич забеспокоился и обрадовался одновременно. Несмотря на то, что уже несколько месяцев был князем, он чувствовал себя неуютно в Киеве и жаждал проявить себя, чтобы доказать киянам, что достоин править ими. Теперь такой случай представился, но луцкий князь никогда самостоятельно не ходил на половцев и просто не знал, что делать.
В конце концов он поступил так, как и должен был поступать князь-подручник - отправил гонца в Галич, к Роману Мстиславичу. А сам же, призвав бояр и градских мужей, объявил им так:
- Пришла лихая година. Враг идёт к стенам нашим. Встанем все крепко и будем биться до последнего, уповая на Господа и на помощь из Галича.
Первыми о приближении половцев поведали беженцы. Они шли толпой из пригородных селений - половцы уже жгли деревни под Белгородом. Кияне заторопились, затворяя ворота. Бояре, кто успел, переправили свои семьи вон из города на другой берег Днепра. Вместе с ними отправились жена и дети Ингваря Ярославича. Сам князь оставался в городе.
Половцы подошли под вечер, когда начали наползать сизые сумерки. Затаив дыхание кияне со стен весь вечер и большую часть ночи смотрели, как горят оставленные жителями посады. От многочисленных пожаров под стеной было светло как днём. Золотисто-багровое зарево стояло над городом, порывистый ветер нёс клубы едкого дыма.
Пожары ещё не стихли и дым ещё клубился, когда наутро половцы пошли на первый приступ.
Кияне метали в них стрелы, лили на головы расплавленную смолу и кипяток, опрокидывали котлы со свинцом. Половцы пускали стрелы в ответ, карабкались по лестницам и без устали лупили в ворота припасённым заранее порохом. Десятки, сотни их оставались на валу в окровавленном снегу, но на смену сотням вставали тысячи. Падали кияне, сражённые стрелами, но на место павших поднимались новые. Половцы пускали зажжённые стрелы - то тут, то там вспыхивали пожары, но на улицах города и на крышах домов лежало много снега и пожары удавалось быстро затушить.
Второй и третий день осады были точно такими же. На стены Киева вышли все - не только княжья и боярская дружина, не только пешее ополчение. У стен Михайловского Златоверхого монастыря и Печерской лавры вместе с мирянами сражались и монахи. Святые отцы били из луков и поливали половцев кипятком и смолой.
Но силы были неравны. И первыми пали на четвёртый день Подольские ворота.
Как вода, прорывающая плотину, сперва находит неприметную щель и, проникая в неё, разрушает её и мчится, сметая всё на своём пути, так и половцы, прорвавшись в Подольские ворота, хотя и были остановлены киянами, но ненадолго. Воодушевившись, половцы всё отчаяннее лезли на стены. Всё больше лестниц приникало в бревенчатым стенам. Кияне сбрасывали их, но пока отталкивали одну, поднимались две. И вот в одном, а потом и другом месте нескольким половцам удалось взобраться на стены.
Закипели первые схватки. А тут как раз и рухнули Подольские ворота, и первые конники ворвались на улицы, топча пеших киян.
Страшная это была сеча. На каждой улице, возле каждого дома шла битва. Кияне оборонялись отчаянно. Если убивали мужа, оружие поднимала его жена, над телами родителей вставали их дети. Озверев, половцы рубили всех подряд. Пройдёт много времени, пока они опомнятся и начнут брать пленных. Пока же ими владело только одно желание - убивать.
Над сражающимися ещё летали зажжённые стрелы. Они падали на крыши домов, впивались под застрехи, и никем не останавливаемый огонь понемногу начинал расползаться по домам и клетям. Когда короткий зимний день подошёл к концу, огни пожарищ озаряли кипевшее на улицах сражение кровавым светом.
Особенно отчаянно сражались монастыри и княжеский дворец. Когда половцы и черниговцы прорвались в город, многие кияне кинулись под защиту крепких монастырских стен. Напуганные монахи, забыв Божьи заповеди, поспешили затвориться, и немногие нашли спасение за их воротами. Те, кто не смог спастись, в отчаянии кинулись в храмы.
В Святую Софию набилось много народа. Женщины и дети теснились поближе к алтарю, падали на колени, заламывали руки, взывая к Господу. Митрополит Матфей дрожащим голосом взывал к пастве. Его служки, вместо того чтобы помогать ему, поспешили затворить ворота вместе с теми мужчинами, которые собрались здесь.
- Господи! Защити! Господи! - раздавались голоса.
- Молитесь, чада мои, - дрожащим голосом повторял митрополит. - Господь да не допустит святотатства!
В этот миг снаружи послышались чужие гортанные крики, и в створки дверей ударили пороком.
Женщины и дети закричали и заплакали. Мужчины доставали оружие.
Дверь треснула и развалилась на две половины. Упал тяжёлый засов, и в пролом полезли половцы.
Первых смели копьями и меткими ударами мечей. Но за ними вставали другие. Их было много, слишком много. Падая, устилая своими телами мозаичный пол, они тем не менее теснили защитников и наконец прорвали заслон.
- Остановитесь, нечестивцы! - бросился было к ним митрополит, но двое служек подбежали сзади, подхватили его и поволокли за алтарь:
- Скорее, отче! Скорее! Здесь есть ход!
- Но я хотел… Я должен, - пробовал упираться тот. - Свершается великое зло!
- Идём, отче! - наседали служки.
Вдвоём они успели впихнуть митрополита в маленькую камору за алтарём, где начинался узкий ход. Пригибаясь, почти ползя на четвереньках, вымазав облачение в грязи и пыли, митрополит наконец выбрался из хода в своих палатах.
Сюда ещё не добрался бой. Где-то вдалеке слышался шум боя, но митрополичий дворец оставался одним из немногих оплотов, не занятых врагом, и Матфей вдруг ощутил страх. Такого ужаса он не испытывал там, в Софии, - животный ужас, смешанный с отчаянием. С безумными глазами он ринулся в самые дальние покои, затворился там и забился в угол, стуча зубами и забыв о молитве.
Ворвавшиеся в Святую Софию половцы похватали всех киян без разбора. Уже на дворе, разобравшись, порубили всех пожилых и середовичей, оставив молодых и крепких. Вязали десятками подряд - парней и девок. Среди пленных оказались несколько храмовых слуг и певчих. Вместе с мирянами их погнали прочь из города, в то время как оставшиеся половцы сдирали со стен иконы, разбивали их, вынимая дорогие оклады, тащили священные сосуды и вышитое золотом парадное облачение митрополита.
…Приятель Хотена оломоуцский купец Юлиус Свейн успел уехать из Киева, но на подворье оставались его знакомые - торговые гости из Дании, Швабии и Моравии. Среди них оказались несколько иудеев, прибывших из Польши, и двое арабов. Все вместе, не разбирая веры, они набились со своими людьми в костёл, где одни на разных языках молились своим богам, а другие держали оружие наготове, решив дорого продать свои жизни.
Пастор разделил опасность с купцами. Он стоял у дверей и с тревогой прислушивался к шуму снаружи. Конский топот и гортанные голоса остановились у самых дверей.
- Они здесь, - прошептал пастор. - О, Езус Мария!
- Эй, там! - послышался громкий голос. - Кто там есть?
- Здесь только мирные торговцы, - на ломаном русском ответил пастор. - Мы иноземцы. Мы оказались тут случайно. Наши короли будут обижены.
Снаружи посовещались. Среди половецких голосов слышались один-два русские.
- Эй, торговцы! Мы не сражаемся с вами. Вы нам чужие. Но если хотите жить, то дайте нам выкуп.
Переводить не требовалось - многие купцы знали русское наречие и сразу всё поняли.
- Назовите свою цену, - потребовал пастор.
- Половина всего, что у вас есть!
Услышав условия сделки, купцы пригорюнились. Иудеи запричитали. Арабы были тихи и лишь шептали что-то - то ли молились, то ли призывали на головы неверных все мыслимые проклятия. Но большинство согласились сразу - лучше потерять половину состояния и получить возможность вернуть позднее всё сполна, чем заупрямиться и расстаться с жизнью.
