Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре
– Нет одного царя – жестокого! – зычно, как медная труба, гаркнул он на всю площадь. – Но есть царь другой, которого сами боги указали нам!..
– Что он говорит?.. Где?.. Какой другой царь?..
– Вот он! – продолжая Атамаз. – Разве не видите? Ослепли, что ли? Савмак – царь наш рабский!.. Поглядите – Пойр тоже говорит не свое, он изрекает волю богов!
Пойр корчился в припадке на ступенях дворца и пронзительным голосом выкликал:
– Ты, Савмак, поднял меч ради свободы нашей! Ты обрушил смерть на головы хозяев! Ты убил Перисада! Ты теперь царь наш! Царь Савмак!..
– Царь Савмак! – выкрикнул Атамаз. – Царствуй на Боспоре!
Все притихли от неожиданности. Отрубленная голова прекратила свою скачку и словно в немом удивлении застыла в чьих-то руках. Савмак был ошарашен выходкой Атамаза и обратился к нему с растерянной улыбкой, желая спросить о чем-то. Но тот, пользуясь мгновенным затишьем, продолжал, подняв руки:
– Теперь у нас будет свой царь, рабский, сколотский! Тот, что сам только что снял цепи рабства и будет грудью защищать нашу свободу! Вот он, народный царь! Смотрите на него! Имя нашему царю – Савмак! Пусть он правит нами, как того хотят боги! Слава! Слава!
Все это не понравилось Савмаку, так как походило на насмешку некстати.
– Полно тебе, Атамаз, дурить! – с досадой бросил он. – Не ко времени языку волю даешь. Ведь не для шуток собрались мы здесь, дело делаем великое. Ярмо рабства сбросили, народ ликует. Зачем же меня на смех выставлять? Пойру я прощаю – безумен он. А ты-то зачем его слова повторяешь?!
Но столь неожиданное и смелое предложение нашло отклик в сердцах большинства. Слова горластого Атамаза показались повстанцам остроумными и удачными. Действительно, без царя люди жить не могут. А если они выберут царя из своей среды, то это придаст захвату власти видимость законности. Один царь сменил другого. Хороший, справедливый – плохого и жестокого. А Савмак вышел всем – и внешностью, и храбростью, и ученостью. Сам царя убил! И, говорят, знает науку чародейства. С таким ничто не страшно.
Самые веселые на горячий выкрик Атамаза ответили оглушительным хохотом, сочли его за шутку и были рады позабавиться. Но смех утих, сменился невнятным гомоном. Речь шла о выборе вожака, военного предводителя. А Савмак таким и показал себя с начала восстания, прошел во главе мятежных толп от рабских эргастериев до опочивальни Перисада!..
И после минутного замешательства, стоившего Атамазу большого душевного напряжения (он и сам не знал, насколько удачно или нет его внезапно возникшее предложение), многотысячная толпа ответила глухим шумом, который перерос в громоподобный рев, выражающий волю народа, его восторг и удовлетворение.
– Раб Савмак вместо царя Перисада!
– Савмак – царь наш!
– Слава рабскому царю Савмаку!
– Слава!.. Слава!..
Лайонак, Атамаз и группа друзей Савмака поняли, что произошло нечто большее, нежели они ожидали. Народ оказался единодушным в своем волеизъявлении. Их сердца забились в горделивой тревоге. Они выхватили мечи и стали по сторонам Савмака, как телохранители нового царя, готовые защищать его до последнего вздоха. Танай, Абраг, слабый еще, но полный возбуждения Бунак оказались тут же, вооруженные, торжествующие, решительные.
– Царю нашему рабскому – внимание и повиновение!
Савмак переживал небывалое томление, однако и он осознал, что все это не шутка – он в самом деле избран народом в руководители восстания – и что теперь на него ложится тяжкая ноша забот о завтрашнем дне, о судьбе всех этих людей. Ведь борьба-то далеко не окончена.
8
Словно в ответ на его мысли, в воротах акрополя показались бегущие люди. Они махали руками и кричали:
– Измена!.. Измена!..
Оказалось, Диофант со своими людьми, застигнутый событиями на месте ночлега, быстро вооружился и навел порядок среди растерявшихся вначале воинов царской стражи, что охраняли его покой. Он построил их квадратной колонной, впереди поставил понтийцев и, отразив натиск оборванных и плохо вооруженных бунтовщиков, сумел короткими атаками рассеять их разношерстную толпу. Теперь он двигался к акрополю, имея намерение помочь дворцовой страже защитить царя от посягательства мятежников.
– Да, – говорил он, шагая рядом с Бритагором, – мы упустили время, задержались с прибытием на Боспор. Хотя вы, политики, хитры, но иногда чутье солдата стоит дороже ваших ухищрений.
– Пустяки, – отозвался Бритагор, все еще хмельной после пира, – если сотня рабов обнаглела и подняла руку на порядок в царском городе, то к утру трупы наглецов будут сброшены с городской стены в ров!
– Как знать! – сердито возразил полководец. – Ты видишь – на улицах никого, кроме толп рабов, нет. И у многих, я заметил, в руках оружие царских дружинников. Это плохой признак.
– Ты, победитель двух царей, покоритель Скифии, придаешь значение рабским волнениям?! Я не узнаю тебя, непобедимый стратег.
– Я всему придаю должное значение. Ибо в ратном деле надо учитывать все. Погляди!
Они увидели, что все улицы, ведущие к акрополю, заполнены повстанцами. Копья сплошным лесом стояли в ночном небе, пылая в огнях факелов. Во многих местах города дымили пожары. В акрополе слышались выкрики, подхватываемые тысячами глоток.
– Копья на руку, сомкнитесь плотнее! – грозно приказал Диофант своим воинам.
Но их приближение уже стало известно всюду. Савмак преобразился и сразу перестал думать о своем неожиданном избрании. Он громко сзывал повстанцев в колонны, резко приказал Атамазу и Лайонаку стать во главе отрядов.
– Не время веселиться! Праздновать победу рано! Враг еще жив!.. Эй, Атамаз, не забудь в голову поставить своих парней, они лучше сплочены!.. Лайонак, Танай, где те люди, с которыми вы шли по улицам? Стройте их в фалангу!.. А ну, рабы, если не хотите к утру лежать с выпущенными кишками, вперед! Хозяева очнулись, они нас не пощадят!
Новоизбранный царь, не стесняясь, подталкивал медлительных и робких, сам строил копейщиков, бегал по двору, потрясая скребком. Вскочив на каменный алтарь у ворот акрополя, смотрел, как проходят мимо наспех собранные колонны, напутствуя их словами:
– Братья! Против нас выступил Диофант. Это ему продал Перисад наши тела и души. Стратег Диофант хочет стать нашим новым жестоким хозяином. Неужели для того мы порвали цепи, чтобы пасть под ноги иноземцам?.. Смерть Диофанту! Вперед, братья сколоты!
Ровно и плотно шла колонна понтийских и херсонесских воинов, убивая на своем пути все живое.
Восставшие рабы с горящими глазами спешили вперед, понимая, что от их решимости зависит судьба восстания. В понтийскую фалангу полетели камни, топоры, копья и дротики.
– Бей царских защитников!.. Бей чужеземцев!..
Началась страшная в своем ожесточении свалка. Теперь понтийцы оказались обороняющейся стороной. Бунтовщики были многочисленны и дрались отчаянно. Диофант сообразил, что он сам всунул голову в пасть льву. Акрополь уже пал перед натиском рабов, нигде и в помине не было ни одного царского наемника. Ревущие толпы управлялись рослыми, горластыми парнями и, несмотря на их внешнюю нестройность, быстро охватывали соседние улицы, окружая крепкую, но немногочисленную рать Диофанта. Было очевидно, что если они отрежут пути отхода к порту, то незадачливым гостям придется бесславно погибнуть под ударами рабских топоров и копий.
– Это не простой бунт, – отрывисто сказал стратег своему самоуверенному советнику, – Пантикапей в руках повстанцев!
Он окинул взором нижнюю часть города и ужаснулся. Со всех сторон бежали новые толпы разъяренных людей, размахивая дрекольем. Удар камня чуть не свалил его с ног. Бритагор побледнел. Выпучив глаза, он в ужасе выхватил меч и махал им без толку, рискуя задеть своих. Что-то круглое мягко ударило в грудь понтийского воеводы и упало, вернее, шлепнулось, на мостовую. При свете факелов Диофант разглядел странный снаряд, оказавшийся человеческой головой. Он не мог удержаться от возгласа удивления и ужаса. На него смотрело прищуренными глазами мертвое, помятое лицо Перисада, царя боспорского!
Понтиец при виде такого ужасного свидетельства серьезности положения решил, что единственно правильной тактикой его может быть лишь поспешное отступление в сторону порта, где их ждали «Арголида» и два херсонесских корабля.
Отбиваясь мечом и прикрываясь от камней щитом, он приказал Бритагору подобрать голову царя и завернуть ее в плащ.
Понтийцы, херсонесцы и кучка царских стражей отбивались с храбростью вояк, осознавших, что их последний долг – умереть с честью, не дав полонить себя взъяренным рабам.
Они начали отступление двумя волнами, разделившись поровну. Одна половина сдерживала напор врага, другая отходила на двадцать шагов. Затем, не выдержав напора рабов, первая половина быстро отбегала за спины товарищей и там, передохнув, опять строилась в правильную колонну. С каждой перебежкой воинов становилось меньше, и Диофант рассчитал, что последний из них падет гораздо ранее, чем они с Бритагором доберутся до порта.
