Алексей Меняйлов - Россия: Подноготная любви.
О судьбе некоторых из них могли бы поведать архивы следственных дел, заведенных смершевцами на оказавшихся на оккупированных территориях. Но кто знаком с положением дел в архивах, тот знает, что открыто все - кроме именно этого архива - и что власть предержащие дожидаются, пока последний из упомянутых в документах человек умрет и будет забыт.
К тому же архивы порой чистят - и кто знает, какие массивы документов вычищаются и уничтожаются?!
О "неблагонадежных" писать запрещалось.
Они не могли в День Победы выйти на улицу с орденскими планками, - их не награждали: согласно марксизму-ленинизму, героями они быть не могли.
Они были лишены привилегий, которыми до конца своих дней пользовались комсомольцы-предатели.
Демократы, придя к власти, не только выпустили из тюрем уголовников, но реабилитировали даже военнопленных, не пытавшихся ни бежать, ни раскроить череп конвоиру (одному на сотню, да и то с винтовкой, у него даже патронов на всех не было, следовательно, массовый побег был безопасен; но исполнители в 41-м бежать даже и не пытались) - но про неугодников из "неблагонадежных" демократы даже и не вспомнили.
Победители могли только, встретившись, помолчать.
Или обняться…
Или при встрече просто кивнуть - они завоевали больше, чем победу, - но мудрость, открывающую дверь в вечность.
Неугодники, несмотря ни на что, все равно победили.
И победа их была намного более значимой, чем спасение территории России и даже предуготованного к уничтожению русского народа от Гитлера и его стаи.
Неугодники продвинулись духовно - ближе к состоянию "курьер", пришелец, апостол.
Для истинных же неугодников трагические события 41-го несли благословение, - настолько жестко эти события призывали к очищению от иерархического начала.
Война трагична - но нерождение свыше трагично десятикратно. По большому счету, не было ничего трагичного ни в Вавилонском пленении, ни в Голгофских ужасах, ни даже в насильственной гибели апостолов, но одна только радость возрастания - радость вселенская, вечная, пребывающая вовеки.
Многие лучшие из "неблагонадежных" уже почили, чтобы восстать в Воскресение праведников, - и рассказать нам уже ничего не могут. Однако, подобно тому как из двенадцати апостолов в служении другим неугодникам не своею смертью погибли одиннадцать, а двенадцатый, апостол Иоанн, жил невероятно долго, чтобы своей судьбой рассказать о будущем, - так сохранен до наших дней хотя бы один из "неблагонадежных", русский, который может рассказать.
И его воспоминания стоило бы записать.
Читатель, даже если ты не неугодник! Нужный человек, скорее всего, читает немного - и не потому, что не ищет Истины; просто он привык не находить в массовых изданиях ни слова правды. Этот человек странный - но мудрый.
Возможно, совмещающиеся с иерархией его считают сумасшедшим.
Он никогда не занимал высокой должности, хотя в руках его все спорилось. Маловероятно, что у него есть ордена. Наиболее вероятно, что он причисляет себя к этническим русским, хотя, возможно, по крови и не таков.
Читатель! Вспомни о знакомых тебе стариках! Может, такой тебе знаком? Вложи ему в руки эту книгу, - и я буду ждать его письма. Может быть, и встречи.
А может быть, твой отец или дед что-нибудь тебе рассказывал?
Важна каждая деталь: ведь в жизни России, Родины, это очень важно - год 1941-й.
Глава сорок шестая. СМИРНОВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ - КАПИТАН ЗАПАСА, 1918 ГОДА РОЖДЕНИЯ, ПЕТРОГРАД
Беседа эта состоялась летом 1997 года в Болграде (город на границе Одесской области и Молдавии; население на 60% - т. н. бессарабские болгары, то есть часть болгар, в XVIII-XIX веках отслоившаяся от балканских болгар-"внешников" по психологическому принципу, - уходили от издевательств турок вслед за русскими рекрутскими солдатами).
Участвующие:
П. - персонаж, известный по "КАТАРСИСУ" ("Подноготной…"), с тем разве отличием, что к и без того обширному перечню своих специальностей он прибавил еще одну - историка-исследователя. Официальный статус: соискатель ученой степени в Институте Российской истории Российской Академии наук, тема работы: "Динамика общественного сознания на оккупированных территориях в период Великой Отечественной войны"; этот статус открывает доступ в архивы, на конференции, "круглые столы", дает возможность получать консультации у нужных специалистов;
С. А. Ф. - сосед П. в Болграде, капитан в отставке, 79 лет, держится достаточно твердо, несмотря на недельный запой - вино на юге Одесской области дешево.
Беседа стенографировалась непосредственно во время разговора; дается в несколько сокращенном варианте и, для понятности, несколько обработана стилистически1.
…С. А. Ф.: А отцу, когда он помер, было 104 года.
П.: Ого! Раз так долго жил, значит, жить нравилось. Ведь люди перестают жить, когда им это надоедает…
С. А. Ф.: Да, он у меня крепкий был. Его отец тоже, кстати, долго жил - 102 года. А брат - девяносто… не помню сколько… И даже когда отец умирал, несмотря на возраст, в ясной памяти был, не путался.
П.: А кем он был до революции?
С. А. Ф.: Военным.
П.: А чин?
С. А. Ф.: Штабс-капитан.
П.: Он был кадровым?
С. А. Ф.: Нет. Закончил Петербургский университет. Факультет филологии.
П.: Как же ему, царскому офицеру, удалось пережить сталинские репрессии?
С. А. Ф.: А что ему было переживать? Он почти сразу перешел на сторону Советской власти, - никто его и не трогал.
П.: И вы не пострадали от того, что сын штабс-капитана?
С. А. Ф.: Нет. Я же говорю: он перешел на сторону Советской власти. Сразу же. В Красной Армии сражался.
П.: А в армии он был до конца Гражданской войны?
С. А. Ф.: Нет. В 18-м Ленин с Луначарским решили всех особо грамотных из армии отправить на учительскую работу. Отца тоже перевели. И отправили на Урал. Мы туда всей семьей переехали.
П.: А в какое место?
С. А. Ф.: Троицк - Челябинская губерния, Южный Урал. 200 километров до Магнитогорска. Там он и учил в школе. До сих пор наш дом в деревне стоит.
П.: А почему - в деревне?
С. А. Ф.: А что там было в городе снять? Нас ведь одних детей восемь человек было. Вот отец и купил в деревне дом. Мы жили там постоянно, а отец за пятьдесят верст каждое воскресение приезжал. Первым делом - в баню… Потом уж остальное.
П.: А день его рождения когда? Какого числа родился?
С. А. Ф.: А это мне не говорили. Дни рождения он не справлял, а я не интересовался.
П.: Странно. Разве не интересно? Неужели не спрашивали?
С. А. Ф.: Спрашивал. Да мне не говорили.
П.: Как это - не говорили?
С. А. Ф.: А так. "Куда лезешь не в свое дело? Знай свое! А если что нужно, возьми дневник - и прочитай".
П.: А у него дневник был?
С. А. Ф.: Был. И мать тоже дневник вела. Свой. Отдельно.
П.: Они хотели, чтобы дети прочитали… А дневники эти сохранились?
С. А. Ф.: Племянники - гады! - растаскали. То ли до войны, то ли во время. Вместе с книгами. Так я ни в один и не заглянул. Меня же в 39-м в армию забрали. С третьего курса.
П.: А третьего курса - чего?
С. А. Ф.: Биологического факультета. Университета.
П.: Какого?
С. А. Ф.: Естественно какого - Свердловского. Тогда всех парней с потока взяли - и служить.
П.: А офицерское звание когда присвоили?
С. А. Ф.: Это уже потом. Сначала - рядовым, а когда война началась - краткосрочные офицерские курсы. И в 42-м - на фронт.
П.: А какой род войск?
С. А. Ф.: Известно какой - пехота.
П.: Я почему спрашиваю? Мой отец ведь тоже фронтовик. Только он 1907 года рождения. Тоже откуда-то с Урала забирали. И тоже кратковременные офицерские курсы. Только он артиллерист. Хотя потом в пехоте оказался.
С. А. Ф.: Ну, а меня сразу - в пехоту.
П.: А потом?
С. А. Ф.: Привезли нас на 2-й Украинский фронт. Но не под Сталинград - врать не буду. Хотя Сталинград - это как раз 2-го Украинского. Воевал. Потом ранение. "Болванка" по спине чиркнула - смещение позвонков.
П.: А как вы узнали, что это "болванка"?
С. А. Ф.: Не разорвалась - вот и узнал. Да их много было - болванок-то. Идешь - снаряд валяется неразорвавшийся. Новенькие в сторону: вдруг разорвется? А ты им: "идите спокойно - болванка". Да мне один, в плену который был, рассказывал: завод подземный, одни пленные работают, так, если есть песочек под ногами, - в снаряд его… Да и коммунисты немецкие были. Те - тоже. Так что "болванок" много валялось. А сколько в танки попадало?!.. И меня вот такая "болванка" по спине. Когда я с командиром полка был на рекогносцировке. Это когда командир вперед выезжает и решает - где орудия будут стоять, где окапываться. Ну, от этого ранения я оправился быстро. А вот следующее - уже все.
П.: Куда вас?
С. А. Ф.: Вот сюда - в ступню. В атаку шли… Ты думаешь, это нога - и нога? Нет. Пальцы на месте, пятка тоже, ну а вот те кости, которые должны быть между ними, - не все. Пуля раздробила, вот их и повытаскивали. Вот из-за этой ноги меня в конце концов Хрущев - суки кусок! - и комиссовал. В 56-м.
