Овидий Горчаков - Вне закона
— Короче, Баженов! — раздраженно, нетерпеливо поморщился Самсонов и тут же напрягся, вытянулся.
Вдали затарахтел мотоцикл. Это Кухарченко возвращался из Пчельни. Затормозив у своего шалаша, он не спеша установил мотоцикл и, сунув руки в карманы галифе, разминая ноги, зашагал к толпе.
— Заприметил я по горбатой фуражке ихнего офицера — худой и высокий, как вот Щелкунов. Встал на колени и всадил и него очередь. Вот где крик души был, смертный крик! Согнулся он в три погибели, схватился за живот и шмякнулся оземь. Я поставил пулемет на грядку и давай бить фрицев короткими очередями. Щелкаю их, как куропаток, уж очень близко они и хорошо видны — точно огромные зеленые жабы в спелом ячмене. Тут вдруг перед носом у Володьки взлетела земля, а пустая коробка из-под дисков полетела кувырком. Вжался я в борозду. А Володька — молодец, деловито этак диски перезаряжает... И тут я углядел ихних пулеметчиков: залегли справа от нас, гады, за одинокой березкой. Я послал длинную очередь под березку...
— И накрыл расчет! — возбужденно объявил Терентьев. — Пашка еще двоих — уже с левой руки — укокошил — ползли они к офицеру своему. А раненые как визжали в ячмене! Подхватились тут недобитые фрицы — и к машине. Слышим, хлопнул задний борт — раненых, значит, клали, потом мотор загудел. И тут мне Пашка говорит...
«Володька! — говорю. — Стервец ты этакий, друг мой ситный! Ведь они, ей-богу, удирают, сволочи!» Чесанул я им вдогонку для порядка...
А я отвечаю Пашке: «Не может того быть, они своих раненых не бросают!» А ведь драпанули.
Терентьев, угрюмый наш десантник, весь сияет, излучает улыбки. Однажды, будучи вторым номером того же Баженова, он сплоховал, растерялся, а теперь наконец доказал всем, а главное — самому себе, что он вовсе не трус!..
— Идите, ребята, трофеи соберите,— сказал, передохнув Баженов. Он глянул под ноги, в траву, куда успела накапать порядочная лужица крови. — Где тут Никитич? Только ты, доктор, поосторожней, орать буду матом...
Щелкунов схватил за руку заспешившего вдруг куда-то Гущина:
Ты куда? Всюду первым хочешь быть? И драпать, и трофеи собирать?
Да, поймите, ребята,— забормотал Гущин. — Кто же его знал, что отбиться так можно, что Пашка в кустах тех заляжет... промашка вышла... думал, хана. И ведь, ей-богу, у меня автомат отказал, втыкание...
В таких случаях всегда на втыкание ссылаются,— засмеялся Щелкунов,— Ладно уж
— бывает и на старуху проруха!
Так как с зубом? — спросил наш врач Самсонова. — Будем рвать?
Нет! Нет! — замахал на него руками Самсонов. — Я уж в Москве, у дантиста!
Юрий Никитич и санитарка Алеся повели Черного в санчасть, и я проводил глазами раненого. Вот это смельчак! И даже сам этого не знает! Как я завидовал Черному — Алеся так нежно поддерживала его за руку. А я после ржавского боя еще обижался на друзей — почему меня по головке не погладят за мой подвиг! И Терентьев молодец. А ведь на него косо смотрели, чуть не трусом считали после той засады, когда он бросил Баженова у шоссе!
— Теперь все понятно,— сказал с сокрушенным видом, скорбно вздохнув, Кухарченко. Все уставились на него. — Это те самые гады, что на нас с Ивановым около Пчельни напали.
— Как! И на вас тоже? — живо повернулся к нему Самсонов.
— Боюсь, дуба дал начштаба,— развел руками Кухарченко, глядя на всех бесстыжими глазами. — Замертво шмякнулся с мотоцикла. А я ходу дал. — Он достал кисет. — Где его теперь искать?
Стало так тихо, что все услышали, как шелестят над головой листья. А Кухарченко, непринужденно закуривая, оглядывал всех с наглой ухмылкой, яснее слов говорившей:
«Ловко я вас, фрайеры, облапошил! А не верите — мне плевать!..»
— Надо искать! — выступил вперед Самарин. — Прошу поручить это дело мне.
— Надо искать! — заволновались партизаны.
— И я тоже поеду! — заявил Жариков. Наш Швейк был мрачнее тучи.
— И я! — сказал Баламут.
— Спокойно, без паники! — осадил их Самсонов. Он пощупал языком больной зуб. — Незаменимых людей нет. Будем работать по-прежнему.
Он посмотрел на часы — трофейную золотую «Омегу», нахмурил в раздумье лоб.
— Ищите! Кухарченко, ты все-таки помоги им,— сказал он сдержанно. — Поезжай с ними и ты, Ефимов. Назначаю тебя временно исполняющим обязанности начальника штаба. Приложи все усилия. Сам бы поехал, да зуб покоя не дает. Только чтобы все к вечеру были в сборе — пойдете на разгром гарнизона, боевая группа и так не в полном составе. Где Студеникин? Надо в «Центр» сообщить о смерти Суворова. Где радист?
Но радиста и след простыл. Я сам видел Студеникина, слушавшего Баженова с разинутым ртом. Куда ж он девался?
5Самарин одолжил бричку у комиссара бажуковской группы и помчался с врио начштаба и Кухарченко на розыски пропавшего без вести начальника штаба. Кухарченко указал место засады, но тела Иванова там не оказалось. Тогда Кухарченко махнул рукой на поиски («Он мне и живой не очень-то нужен был!») и заехал на хутор к знакомому пасечнику, где единолично слопал почти кринку меда. Пока Самарин безуспешно пытался напасть на след таинственно исчезнувшего Иванова, Кухарченко всласть выспался. Поднявшись, он приказал Жарикову обстрелять из миномета полицаев в соседней Бахани и поехал докладывать Самсонову, что немцы, по-видимому, увезли труп Иванова.
...Я нашел Самарина за лагерем, на берегу Ухлясти. Он стоял, попыхивая цигаркой, задумчиво глядя на отраженное в воде закатное небо, на опрокинутый силуэт леса, на бережок с незабудками и плакучими ивами.
— Я по Иванову не собираюсь слезы лить,— сказал он. — Только баклуши бил да лясы точил. Самсонов однажды сказал об Иванове: власть что мед — лакомятся им и медведи и мухи, только мухи дохнут от жадности, попав в мед. Нет, не нравится мне эта засада — опять убийство, а убийцы нет. Полевой только что сообщил мне: Кухарченко час назад подарил — или на хранение передал — брату своей Женьки — тому, что в Ветринском отряде,— часы-браслет, планшетку и чешский пистолет Иванова. А «бэби-браунинг» Женьке подарил. Когда же успел он все это снять с Иванова?! Что это? Жадность или уверенность в собственной безнаказанности? Ребята волнуются. В Пчельне, в доме покойного Кузенкова, я видел радиста — он сам не свой — и Васю Бокова. Оба рыщут там, почуяли, видать, недоброе.
В речке плеснула рыбешка, по воде, вспыхивая, пошли медленные круги. На темном, суровом лице Самарина поплыли светлые блики...
— А вот отгадай-ка, Витя, такую загадку,— медленно проговорил, сузив глаза, Самарин. — Когда человек отказывается выполнить преступный приказ, он поступает правильно. Но правильно ли делает, когда другому дают этот приказ и он выполняет его, а я молчу, умываю руки, здоровье берегу? Вот приходится загадками говорить. Как говорится, сказал бы словечко, да волк недалечко. Подумай, Витя, над этой загадкой. И над хорошей русской пословицей поразмысли: береги честь смолоду, а здоровье к старости.
Эту пословицу, вспомнилось, я уже однажды слышал. От комиссара Полевого. Она прозвучала сейчас как серьезное напоминание и как пароль.
Самарин внимательно огляделся, прислушался.
— Слушай, Витя! — сказал он взволнованно, совсем тихо. — Иванов знал много тайн Самсонова, но одна из них самая главная. Теперь ее знают только два человека — Самсонов и я. Придет время, и эту тайну надо будет раскрыть там, на Большой земле. Запоминай каждое слово! Это дело большой политики, самой важной стратегии...
Я посмотрел на него недоверчиво. С кухни пахло жареным луком, в двух шагах от меня сидела на берегу, сонно раздувая щеки, большая лягушка, а Самарин говорит мне о какой-то важной тайне.
— Весь июнь месяц,— продолжал Самарин,— Богомаз собирал жизненно важные для нас, для Большой земли разведданные. Он скоро понял — немцы готовят новое наступление не на Москву, не на западном направлении, а на юге! Понимаешь? А Самсонов знал, что наше Верховное Главнокомандование ждет немецкого наступления именно на Москву! Потому его группу и заслали в тыл нового наступления немцев. А Иванов-Суворов, контролируя радиограммы, увидел, что Самсонов подтасовывает факты, скрывает подготовку наступления на юге.
— Так это же страшное вредительство! — Мне вспомнилось, что об этой тайне
Самсонова говорил и Саша Покатило..-.
— Так подумал и Иванов, сказал Богомазу. Вдвоем они набросились на Самсонова, потребовали объяснения. Самсонов стал им рассказывать о том, как Сталина застала врасплох война. Это Самеонову его брат, полковник НКВД, рассказал. Сталина много раз предупреждала наша разведка — Гитлер готовится развязать войну против России. Но Сталин верил только в то, во что хотел верить, и беспощадно наказывал тех разведчиков и дипломатов, чьи донесения опрокидывали его неверные схемы. Потому Самсонов и посылал в Москву неполную ложную информацию. «Мы ничего не изменим,— заявил он,— только погубим самих себя!» И Иванов согласился с ним. А потом началось наступление немцев на юге!..
