Неля Гульчук - Спаситель Птолемей
– Принесите же астрагалы, – приказал Деметрий. – Пусть будет симпосиархом тот, кто бросит их удачнее всех.
– Нет, нет, – запротестовали гости. – Этак нам придется иметь симпосиархом чересчур скучного или ворчливого.
– Или занудного и хмурого…
– А вдруг им окажется молчун, от которого не услышишь ни единого слова…
– Я предлагаю избрать симпосиархом Илариона, – предложил Аристодем Милетский. – Он прекрасно исполнит эту обязанность, тем более ему так подходит образ Диониса, величайшего из весельчаков.
Предложение было принято единодушно и Иларион приступил к обязанностям распорядителя симпосиона.
– Итак, – сказал он с комично-важным выражением лица, – прежде всего я приказываю всем разбавить хорошенько вино. Оно очень крепкое, а потому одну часть его разбавьте двумя частями воды. Начнем с маленьких кубков, а закончим большими, Приготовьте большую чашу для тех, кому придется пить штрафную. И не забудьте о сочных остротах, которые украсят наш пир.
– Однако, Иларион, ты говоришь только о питье, – заметил Аристодем Милетский.
– О чем же еще должен на пиру говорить Дионис? – засмеялся Деметрий и предложил: – Подумайте лучше о том, чем нам заняться во время симпоиома: пением или разговорами?
– Только не разговорами, – запротестовала Ламия, чувствуя на себе восхищенные взгляды мужчин.
– И не игрой в кости, – вмешался Адонис. – Эта игра вечно вызывает опоры и уничтожает всякое веселье.
– О развлечениях мы сейчас подумаем, – промолвил симпосиарх. – Но сначала поднимем дружно кубки.
Раб подал Иллариону-Дионису кубок.
– Пью в честь Зевса, – сказал он, обращаясь к Деметрию, и осушил кубок.
Все последовали его примеру.
– Итак, друзья, чем мы займемся? – обратился к пирующим Иларион.
– Давайте задавать друг другу загадки, – предложил Антисфен.
– Да, задавать загадки, – захлопола в ладоши Ламия, – по-моему, это всего веселее.
Деметрий поддержал гетеру:
– Загадки подают повод к бесконечным шуткам.
Это предложение нашло поддержку у всех, возлежащих за пиршественными столами.
– Хорошо, – сказал Иларион, – тот, кто отгадает загадку, получит нарядную повязку и поцелуй от Афродиты. Каждый будет задавать загадку своему соседу справа.
Мужчины мгновенно оживились и дружно закричали.
– Нет!.. Пусть загадки задает сама богиня любви, несравненная Ламия.
– Благодарю за оказанную честь, – загадочно улыбнулась Ламия. – Вы правы. Я предпочитаю задавать загадки, отгадывают пусть другие. Тебе, Адонис, отгадывать первому.
Немного подумав, Ламия сказала:
– Знаешь ли ты двух сестер, из которых одна, умирая, рождает другую, чтобы затем снова родиться от рожденной.
Адонис о нежностью взглянул на Ламию-Афродиту и, не эадумываясь, ответил:
– Эту загадку разгадать не трудно. Это сестры – день и ночь, рождающиеся и умирающие поочередно.
Дионис украсил чело Адониса красивой повязкой. Ламия нежно поцеловала его.
– Счастливчик! – воскликнули пирующие.
– Я тоже хочу заслужить поцелуи прекрасной Афродиты, – раздалось со всех сторон.
Немного подумав, Ламия обратила свой взор на Эрота.
– Сын мой, назови мне существо, которому нет подобного ни на земле, ни в море, нигде среди смертных. Рост его природа подчинила странному закону: рождаясь, оно имеет громадные размеры, становится маленьким, достигнув середины своего бытия. Когда же близится к концу, то – о чудо! – опять становится великаном.
Гости обратили свои взгляды на Эрота. Эрот молчал, думал, наконец, нерешительно произнес:
– Вот странное существо! Вряд ли я угадаю…
– Можно мне? Я знаю ответ и хочу получить поцелуй Афродиты? – вскричал один из пирующих.
Эрот попросил дать ему время подумать.
– В детстве оно велико, во цвете лет становится маленьким, а под конец снова очень большим. Ах, да! – воскликнул он внезапно. – Ведь это тень! Стоит только взглянуть на гномон: утром она велика, затем уменьшается к полудню, а к вечеру вновь вытягиваеся.
– Угадал, – закричали все.
И дружно осушили кубки.
Пока шутили и смеялись над загадками, вошли приглашенные танцовщицы. Ложа были раздвинуты. Красивый мальчик-музыкант ударял по струнам кифары. Его игре стали вторить флейты.
Деметрий взглянул на Ламию и попросил:
– Станцуй, Афродита!
Гетера поднялась со своего ложа и вышла па середину. Грация ее движений вызвала громкое одобрение.
– Ламия, тебе нет равных в искусстве танца.
– Ты доставляешь наслаждение нашим глазам.
Ламия с вызовом посмотрела на Деметрия. Он крикнул пирующим:
– Она покажет еще не такую грацию и ловкость. Ну же, Ламия.
По знаку Деметрия принесли большой обруч, усаженный острыми ножами и положили у ног Ламии.
Наступила тишина.
Заиграли флейты, забили барабаны. Ламия начала танцевать, перекинулась через ножи и очутилась посередине обруча.
– Афродита, ты поранишь свое прекрасное тело, – воскликнул Адонис.
– Ламия не рискуй!
– Прекрати эту опасную игру!
Но Деметрий оборвал тревожные возгласы:
– Продолжай, Ламия!
Гетера несколько раз повторила опасные движения, бросаясь в середину обруча и обратно. Как и Деметрий, Ламия любила рисковать. Острые ощущения возбуждали её.
Наконец Деметрий вскочил с ложа, подхватил гетеру на руки и посадил рядом с собой. Ламия обвила его шею руками и он крепко поцеловал её.
Заздравные тосты продолжались. Общество стало шумным. Многие обнимали флейтисток. Флейтистки, опьяневшие от вина, бросив флейты, били в барабаны.
Деметрий возбужденный объятиями прекрасной Ламии и великолепным веселым пиршеством почти забыл на своем блаженном острове о грозящих опасностях внешнего мира.
Молодость, когда ей удается достигнуть предела своих желаний, легко теряет голову и твердо верит в свое счастье и удачи, не предполагая, что в ближайшее время они могут начать колебаться.
Симпосиарх объявил, что будет исполнен мимический танец: Елена, склонясь на уговоры Париса, решается бежать с ним, – когда вошел гонец от Антигона и протянул Деметрию срочное послание отца.
Известие о внезапной кончине брата Филиппа, названного в честь глубоко почитаемого отца великого Александра, ошеломило Деметрия. Отец сообщал, что погребение Филиппа состоялось с царственной пышностью, что теперь Деметрий – единственная его надежная опора. Антигон требовал немедленного прибытия Деметрия в Антигонию, чтобы обсудить c ним план срочного похода на Египет. Он впервые сетовал, что начал чувствовать свой возраст и в мыслях его уже нет прежней ясности и бодрости. И раз уж Деметрию выпали на долю блестящие военные успехи, пусть он срочно приедет помочь отцу своими советами и силами.
Прочитав послание отца, Деметрий немедленно опомнился от своего горячечного опьянения лучами благосклонной к нему славы и царскими почестями.
Рано утром, когда солнце только что поднялось над зеркальной поверхностью моря, в гавани Саламина снялся с якоря великолепный корабль, лучше которого не было ни одного на рейдах мира. Не смотря на свою необыкновенную величину и чрезвычайно грандиозную постройку, корабль скользил легко и проворно по поверхности вод. Дружно работали весла в мощных руках гребцов, затянувших простую незатейливую корабельную песню. Свежий утренний ветер приносил им желанную во время тяжелой работы прохладу и надувал парус, который подобно облаку, несся над морскими просторами. Уступая напору, морские волны расступались перед глубоко бороздящим воды килем.
– Учитесь ловить ветер! – эхом разносилась по кораблю команда.
Деметрий спешил к устью Оронта в Антигонию, новую резиденцию отца, с которым столь долго был в разлуке.
Стоя на палубе своего роскошного корабля – дворца, он с грустью думал о том, что его триумфальное возвращение в любимые им Афины отложится на длительное время, если война с Птолемеем затянется.
Всего несколько дней назад приняв из рук Аристодема Милетского царскую диадему, переданную ему его любимым отцом, он мечтал о том дне, когда снова появится в Афинах, этой высокой твердыни, на которую обращены взоры всего света, и лучи его славы распространятся по всей вселенной. В храмах великих Афин будут рукоплескать чарам его речи, будут называть его имя вместе с именами Перикла, Алкивиада и Аристогитона, венчать его золотым венком и ликовать вокруг него!.. С какой радостью он променяет все лавры своих побед на востоке на венок, которым наградят его свободные афиняне. Достойным и могущественным желает он, Деметрий, явиться перед афинянами. «Когда же это произойдет теперь?» – с грустью подумал он.
И, чтобы развеять неожиданно набежавшие на него грустные мысли, вспомнил свой первый торжественный въезд в Афины и изгнание из них Кассандра и Деметрия Фалерского.
Всюду, где бы ни появлялся Деметрий со своим войском, ему преграждал дорогу Птолемей. И тогда, по пути в Афины, он беспрепятственно достиг Суния, оставил там на якоре под прикрытием мыса большую часть флота и с двадцатью отборными боевыми кораблями двинулся вдоль берега к Пирею. С афинской цитадели прекрасно просматривалась его флотилия. Афиняне думали, что это корабли долгожданного Птолемея направляются к Пирею и приняли меры, чтобы впустить их во внутреннюю гавань. Но вскоре обнаружилась ошибка и все поспешили вооружиться и приготовиться к сопротивлению.
