Станислав Десятсков - Персонных дел мастер
Вдруг проводник-молдаванин (из тех, что присланы были из Ясс Кантемиром) указал ему на маленькую черную точку на горизонте и горестно молвил: «Саранча!»
Не прошло и получаса, как эта точка, все разрастаясь, превратилась уже в стремительно двигавшуюся и закрывающую полнеба жужжащую '‘черную тучу.
— Саранча! Саранча! — с ужасом пронеслось по войскам, а туча саранчи вдруг пропала: то саранча села на огромное, покрытое камышом болото, мимо которого проходили драгуны. Когда же саранча поднялась и улетела, болото стало обугленным и черным — зеленый камыш был обглодан саранчой до корней.
Роман, подскакавший вместе с проводником к болоту, чтобы напоить коней, увидел, что вода в болоте стала похожа на черную жижу, и аргамак Романа брезгливо фыркнул, отказываясь пить эту воду.
Если первым бедствием была саранча, то вторым несчастьем для русского войска в сем переходе было безводье и великая сушь.
Немногие командиры, подобно Роману, догадались взять с Днестра бочки с водой, и вскоре болотной жижей перестали брезговать не только лошади, но и люди. Воды те оказались «зело вредительны, сущая отрава», и в армии, «особливо среди рекрут», открылся жестокий кровавый понос. На всем многоверстовом пути от Сорок до Ясс, особенно на последнем, почти безводном участке, валялись тысячи солдат, пораженных зноем, безводьем и кровавым поносом. Шедшая «в замке» армии дивизия Репнина подбирала больных и складывала их на повозки. Надобно отметить, что Репнин, извещенный Петром о безводье, предусмотрительно захватил в своем обозе бочки с пресной водой, поэтому потери в людях и падеж лошадей были в его дивизии намного меньше, чем у Алларта и Вейде.
Жара и зной были третьим бедствием того похода. При адской июньской жаре пить хотелось поминутно, и только старые солдаты знали правило, что чем больше пьешь, тем больше хочется, и сумели преодолеть жажду. Что же касается рекрутов, то многие из них пали от солнечного удара. В конце перехода всем солдатам разрешили идти в одних нательных рубахах, обмотав головы рушниками на манер турецких тюрбанов, так что войско на подходе к Пруту приобрело самый пестрый и нестройный вид.
И все же солдаты все перетерпели и за пять дней прошли многоверстный путь, и вот уже блеснула вдали серебряная полоска реки. Когда Роман подскакал к этой реке, быстро несущей свои не серебряные, как виделось издали, а мутные воды, и спросил проводника ее название, тот ответил кратко: «Прут!,»
И не было для армии, вышедшей из знойного степного марева, слаще воды, нежели прутская. Солдаты и офицеры не раздеваясь бросались в воду, которая словно возвращала им жизнь. Они еще не ведали, что на берегах Прута многих из них караулит не жизнь, а смерть.
Встреча в ЯссахДмитрий Кантемир встретил Петра у городских ворот столицы Молдавского княжества со всей своей семьей. Тысячи горожан в Яссах вышли приветствовать великого царя, который, не в пример султану, сам вел свое войско и, по слухам, делил с солдатами все тяжести похода.
Жена господаря, Кассандра, держа за руки младшего пятилетнего шалуна Антиоха, все еще сердито выговаривала на ухо мужу за слишком поспешный переход к русским, и здесь продолжая старые споры, которые велись при молдавском дворе последние месяцы. Сама Кассандра и старые бояре, много повидавшие на своем веку, советовали Кантемиру с началом кампании удалиться в один из горных замков в Карпатах и там, из орлиного гнезда, наблюдать за скорой схваткой русских с османами. Ежели одержит викторию царь, тогда можно спуститься с гор и открыто перейти в его лагерь; коль победят османы, надобно немедля слать поздравления Блистательной Порте.
Но Кантемир не внимал осторожным речам. Еще в Константинополе, в котором он долгие годы пребывал сперва как знатный заложник при жизни своего отца, господаря Молдавии Константина, а затем, как низвергнутый происками своего врага Бранкована правитель, он принял про себя твердое решение отомстить за годы унижений и свергнуть османское иго.
В Константинополе Кантемир прошел как бы двойную школу. В греческой патриаршей академии он слушал лекции по эллинской и церковной истории, философии и богословию, утверждался в православии. Но великому муфтию очень хотелось, чтобы выходец из столь знатной фамилии переменил-веру отцов, и к Кантемиру приставили светоча мусульманской науки Саади Эффенди, дабы тот склонил юношу перейти в веру аллаха. Но Саади Эффенди был не мусульманским фанатиком, а настоящим ученым и предпочитал не столько спорить о догмах правосла вия и ислама, сколько толковать о философии Аристотеля и Платона, рассказывать ученику о премудрости Авиценны и поэзии Омара Хайяма. Под его руководством Кантемир выучил восточные языки столь отменно, что говорил по-турецки лучше иного турка. Это сразу открыло ему доступ во дворцы многих стамбульских вельмозк. У них он учился коварной восточной политике, в которой удар кинжалом в спину был столь же естествен, как тонкая лесть и бакшиш. И уроки те не прошли даром. Когда молодой Ахмед сверг своего брата и сел на трон, Кантемир, зная о любви нового султана к восточной музыке, посвятил ему свою только что вышедшую «Книгу науки музыки», и знак тот был султаном замечен. Османы все более доверяли Кантемиру, и даже подозрительный ко всем гяурам крымский хан Девлет-Гирей раскрыл ему свою душу. Ведь хан плечо к плечу с Кантемиром сра жался против австрийцев в битве при Зенте. И этот мягкий, такой учтивый и обходительный гяур Кантемир показал себя в том сражении хладнокровным и смелым воином. С той поры хан стал большим другом Кантемира, и, когда в прошлом году в Диване решали вопрос о новом господаре Молдавии, хан первый подал за него свой голос. Голос тот был услышан, и вскоре последовал фирмам султана о назначении Кантемира в Яссы.
Великий везир Балтаджи Мехмед также был другом Дмитрия Кантемира и, отправляя ученика Саади Эффенди в Молдавию, открыл ему свои планы войны с русскими гяурами.
— Сразу собери войско, немедля займи Сорокскую крепость и удерживай, вместе с сераскером Бендер, линию Днестра до моего подхода. Удержишь Днестр — великий султан не оставит тебя своими милостями! — напутствовал везир нового господаря Молдавии. Кантемир согласно наклонил голову и только спросил позволения везира вступить в переговоры с царем Петром, дабы во время оных лучше разведать планы и намерения московитов и задержать их пустыми разговорами. И везир дал на то свое согласие: подобная двойная игра была обычным делом на берегах Босфора.
Как птица с пением вылетает из клетки, так и Кантемир с великой радостью покинул свой дворец на Мраморном море. Великому везиру следовало бы при прощании внимательнее прочитать строки из стихотворения этого ученика великого Саади Эффенди: «Шалаш на своем поле и землянка в своей земле приятнее и красивее хором на чужбине». Тогда бы Балтаджи Мехмед, может, и лучше раскрыл бы подлинные мысли и замыслы нового молдавского господаря. Но новый везир стихи не читал. Зато он хорошо знал некоторые турецкие песни, музыку к которым написал Дмитрий Кантемир, и отлично ведал, что те песни любимы самим султаном. Посему везир и мысли не допускал, что сладкозвучный соловей, вылетев из садов Босфора, мог вдруг превратиться в орла, свободно парящего над степями Молдавии. Собственно, Кантемир и в Месы-то был посажен турками в самый канун войны, как «око султана». И надзирать он был должен в первую очередь за правителем Валахии Бранкованом, умыслы которого давно были подозрительными в Высокой Порте.
Но так случилось, что не корыстолюбец и отравитель Вранкован, а честный философ и историк Кантемир как союзник встретил царя за городскими воротами Ясс. И в том решении Кантемира поддержал весь молдавский народ. Даже многие ближние бояре заявили своему ученому господарю: «Вы хорошее дело сделали, что призвали русских, дабы освободить нас от турецкого ига. Если бы мы заметили, что вы намерены идти навстречу туркам, мы твердо решились бы покинуть вас и поддаться императору Петру».
И вот гремит военная музыка, исполняя марши, написанные Кантемиром, приветственно шумят толпы горожан на улицах Ясс, с балконов, устланных праздничными коврами, хорошенькие смуглые молдаванки забрасывают цветами лейб-эскадрон, следующий за каретой царицы Екатерины, а впереди всей процессии едут два всадника: высоченный Петр, который кажется красавицам сказочным великаном, прибывшим из страны вечных снегов, и крепко сидящий в седле Дмитрий Кантемир, ведающий, что он выбрал правое дело — сражаться за волю своего народа!
После первого же свидания Кантемир показался царю «человеком зело разумным и в советах способным».
Вот отчего после праздничного обеда Петр охотно принял предложение господаря пройти в его библиотеку и выпить там по чашечке крепчайшего кофе, отгоняющего хмель и возвращающего человеку разум. Свою огромную библиотеку, уезжая с берегов Босфора, Кантемир забрал с собой в первую очередь, рассуждая, как истый философ, что можно жить иногда и без хлеба, но никогда нельзя жить без книги. И теперь Петр поражался многообразию библиотеки хозяина, в которой латинские фолианты мешались с арабскими рукописями, произведения французских и итальянских авторов стояли рядом с трудами древнегреческих философов. Казалось, создатель библиотеки сам творил новую культуру — культуру своего поднимающегося народа.
