Михайло Старицкий - РУИНА
Между тем опасения Андрея не были напрасны. Лишь только Самойловича утвердили в гетманском достоинстве, он вспомнил тотчас же о Гостром и Марианне и решил как можно скорее избавиться от них; но он задумал сделать это так тихо и ловко, чтобы его участие в этом деле было совершенно скрыто и чтобы народ не был раздражен каким-либо явным насилием. Брать приступом замок Гострого Самойлович не желал: во–первых, замок был в достаточной мере неприступен, а во–вторых, это возбудило бы толки и неудовольствие в народе.
Дочь полковника Гострого, Марианна, была объявлена ведьмой, а всем, ее знавшим, вменялось в обязанность, во имя спасения своих душ, прервать с ней всякие сношения и при первой возможности изловить ее и прислать в Переяславль для духовного суда. Помимо этих посланий, слух о том, что под Батурином видели ведьму, распространился среди всего народа. Странный образ жизни, который вела до сих пор Марианна, подтверждал эти слухи, и вскоре они дошли, благодаря темноте и суеверию толпы, до самых чудовищных размеров. Самойлович послал еще сильный отряд из самых преданных ему казаков и стрельцов; им был отдан приказ следить тайно за Гострым и Марианной и при первой возможности схватить их и доставить в Переяславль.
Ничего этого не знал Андрей, но он замечал уже не раз, что и ближайшие крестьяне начали относиться к нему как-то странно: сторонились, избегали с ним разговоров; дети же и бабы при виде его просто пускались бежать в разные стороны.
LXXIV
Однажды, когда Гострый, Андрей и Марианна сидели втроем в своем трапезном покое и толковали о том, что делается на правом берегу, Андрей решительно обратился к Гострому.
— Пане полковнику, — произнес он, — пора нам подумать о том, как оградить себя на будущее время. Война на правом берегу затягивается надолго, слышно, что Дорошенко двинулся с турками к Каменцу и там простоит не малый час… А когда они придут к нам, на левый берег, то единому Богу известно. Между тем Самойлович уже утвердился на гетманстве, так что теперь…
— Что? — перебила его резко Марианна и быстро повернулась к нему.
— Он начнет мстить нам.
— Ну и что ж из этого?
— То, что нам надо подумать о твоем спасении.
— Наш замок неприступен и выдержит какую угодно осаду!
— Осаду, коханая моя! Зачем ему осада, когда он может найти тысячу других средств, чтобы погубить нас, а главное — тебя…
— Так что же нам делать? Будем ждать врага!
— Батьку единый, сестра моя родная! — обратился Андрей к Гострому и Марианне. — Ваша жизнь стоит для меня дорого, и я должен подумать о спасении ее. Если мы останемся здесь, на левом берегу, — он всюду отыщет и тебя, сестра, и тебя, батько, и не будет той муки, которую он не придумал бы для вас! Мы должны уйти.
— Что? — повторили с недоумением и Марианна, и Гострый, устремив на Андрея вопросительный взгляд.
— Да, мы должны уйти на время на правый берег, в Чигирин.
Лицо Марианны покрылось густым румянцем.
— Никогда! — воскликнула она горячо. — Бежать отсюда в такую минуту и не оказать даже предателю никакого сопротивления? Зачем же тогда мы обвиняем других в трусости, когда сами хотим бежать отсюда в такую ужасную минуту?
— Нет, сыну, нет! — произнес решительно Гострый. — Спасибо тебе за твою щирую любовь, но я не уйду из своего старого гнезда. Соромыть своей седой чуприны не стану! Пускай приходят сюда, пусть ищут нас и берут, если смогут, силой, но сам я, своей волей, не уйду из своей отчизны и не покину ее на разгром, предательство и грабеж!
— Мы только короткое время будем действовать оттуда, с правого берега. Ведь Дорошенко не отказался же от своих планов?
— Нет, сыну, нет! — продолжал настойчиво полковник. — Когда бы даже нам с дочкой гордость и не мешала покинуть свое родное гнездо, и тогда мы должны были бы здесь остаться. До сих пор Дорошенко был бессилен, теперь в руках его сила, грозная и могучая. До нас доходят вести о его победах; не сегодня, завтра он покончит с ляхами и тогда обратится на левый берег. Кто же будет приготовлять здесь для него народ, кто будет передавать ему верные вести, если не будет здесь нас? Нет, сыну, для блага Украйны мы должны остаться здесь, а смерть не испугает нас с дочкой. Так ли, Марианна?
— Так, батьку! — ответила гордо Марианна, опуская свою руку на его плечо.
Как ни старался Андрей уговорить старика и Марианну — все было напрасно. Решено было, что они все останутся в своем орлином гнезде.
Между тем прибывшие с правого берега люди принесли с собой какие-то странные, противоречивые известия: одни из них уверяли, что Дорошенко с турками одержал под Каменцем блестящую победу над ляхами, другие, наоборот, утверждали, что турки отступились от Дорошенко, заключили мир с ляхами, а ляхи-то за это предали им на разграбление всю Украйну, и что вот теперь загоны татарские и турецкие расступились по всей стране, угоняют целыми тысячами народ, жгут и грабят все! Все Правобережье бежит за Днепр…
Этот слух привел в страшное волнение и Гострого, и Марианну, и Андрея. Андрей предложил, что он поедет к ближайшему полковнику Кривуле, старому приятелю Гострого, — он жил неподалеку от Днепра, — у него уже можно было узнать истину об этих разноречивых слухах… Но Марианна и Гострый захотели поехать с ним. Тщетно Андрей просил их остаться в замке, Марианна не слушала его: решено было, что поедут втроем.
Впрочем, Андрей должен был и сам согласиться с ними, так как видимой опасности не представлялось. Люди в окрестностях жили самые преданные, а отряд из двадцати казаков, который решено было взять с собой, мог служить верной защитой от всякой дорожной случайности.
Полковник жил от Гострого верстах в семидесяти; по дороге надо было где-нибудь переночевать. Решили переночевать у одного верного и преданного Гострому священника.
Был уже вечер, когда всадники въехали в деревню, где проживал старичок священник. Он был совершенно одинок; его домик стоял на краю села, — это обстоятельство представляло для путников также своего рода выгоду.
При въезде в деревню им повстречалось двое каких-то крестьян; наружность их была столь заурядна, что никто из всадников не обратил на них никакого внимания. Но незнакомцы, по–видимому, отнеслись не так равнодушно к проскакавшим мимо них всадникам.
— Ты видел, кто это проехал? — обратился один из них шепотом к другому.
— Видел: полковник Гострый с дочкою. А что?
— Как что? Забыл разве, что наказывали нам?..
— Не забыл, да только не ладно как-то: полковник нам всегда добра хотел… Грех!..
— Грех?! За ведьму грех?! Эй, смотри, как бы тебя за такое слово не заставили на том свете языком горячую сковороду лизать! Идем, идем скорее! Поймать ведьму — великое дело, — и себе отпущенье грехов заслужишь, и на весь дом свой благословенье призовешь.
Собеседники быстро зашагали в противоположную сторону…
Услышав конский топот, старичок священник поспешно вышел на крыльцо встречать гостей, но при виде Гострого он в смущении попятился назад.
— Что, панотче, вижу, испугались? Думали, какие враги скачут во двор? — произнес приветливо Гострый, соскакивая с коня и подходя к священнику. — Не ждали?
— Не ждал, не ждал… ох, Господи, что-то будет? — пробормотал смущенно священник, испуганно озираясь по сторонам. — Времена… времена…
— Да, уж времена! — произнес и Гострый со вздохом, не понимая причины смущения священника. — Однако, отче, приютите ли вы нас на ночлег? Едем к полковнику Кривуле, как бы только дочку в хате пристроить, а сами мы и на дворе ляжем.
— Что ж, пожалуйте… Я рад, чем могу… только… Ох, Господи! Не встречали ль вы кого?
— Нет, никого. А разве случилось что?
Священник пробормотал еще несколько невнятных слов и попросил наконец гостей следовать за собою. Он предложил было им ужин, но утомленные путники отказались от всякой пиши.
— Батьку, — обратился Андрей тихо к Гострому, улучив минуту, когда они остались одни. — Что-то недоброе слышится мне… Отчего это батюшка так всполошился при нашем приезде? Надо не спать.
— Так, сыну… Я и сам замечаю что-то не то… Подождем только до света. Часа через три–четыре можно будет уж ехать.
— Ну, так ты, батьку, оставайся здесь, а я с казаками лягу на дворе.
Марианна не слыхала этого разговора. Утомленная переездом и тягостным волнением, она упала на приготовленную ей постель и тотчас же забыласьтсрепким сном. Долго ли или мало она спала, Марианна не могла бы сказать; проснулась она оттого, что Андрей сильно встряхнул ее за плечо.
Марианна быстро вскочила и села на постели.
В комнате едва серело. В этом холодном полусвете она увидала Андрея и Гострого, стоявших возле ее кровати; лица обоих были бледны и встревожены. Со двора доносился какой-то дикий и глухой шум, бушевавший вокруг дома.
— Что случилось? — произнесла отрывисто Марианна.
— Несчастье! — ответил Андрей. — Народ обступил всю хату, наши казаки еще отстаивают, но они сбегаются со всех сторон.
