Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга первая
– Вы знаете языки, – небрежно заметил Макс, – разберетесь. Здесь и снимок имеется…, – он, ловким жестом, подсунул Петру вырезку из Freedom, – думаю, вам хорошо знакомо лицо девушки. И тело тоже…, – он рассмеялся. Freedom была органом британских анархистов.
Петр не верил своим глазам. С фото на него смотрела Тонечка, как он называл, про себя девушку. Она стояла на трибуне, под черным флагом анархистов. В подписи говорилось: «Антония Холланд выступает на собрании партии».
– Холланд, – одними губами, незаметно, прошептал Петр. Он знал, что запомнит ее имя, навсегда.
– Газеты ПОУМ, из Барселоны, – Макс расхаживал по гостиной, – тоже очень интересное чтение, товарищ Петр. Вы, в «Правде», пишете, что Троцкий и его банда находятся на содержании у нацистов. Мы читаем ваши публикации, – Макс поднял бровь:
– Мне кажется, – гауптштурмфюрер пощелкал пальцами, – все очень, как бы сказать, сходится. Связь с поклонницей Троцкого. У вас за такое недавно шестнадцать человек расстреляли. Несомненно, – он упер руки в стол, – вы тоже, товарищ Петр, получаете задания от шпионского центра в Мехико…, – Воронов слушал и не слышал его. Он знал, что Тонечка ошибается.
– Она молода, – сказал себе Воронов, – ей восемнадцать лет. Она запуталась. Когда мы с ней встретимся, я обязательно раскрою ей глаза. Она полюбит товарища Сталина, поймет, что именно он является лидером мирового коммунизма…, – Эйтингону о Тони рассказывать было нельзя. Как бы хорошо начальство не относилось к Петру, подобных ошибок не прощали. Он бы никогда не смог доказать своей невиновности.
– Даже Иосиф Виссарионович мне не поверит…, – горько подумал Петр, – но нельзя ничего скрывать от партии.
Он разозлился:
– Кукушка скрывала своего отца, американца. Зря, что ли, документы в запечатанном конверте лежали? Иосиф Виссарионович, правда, сказал, что партия знала о Горовице, но все равно…, – Петр поднял лазоревые глаза: «Что вы хотите?»
– Слышу голос разумного человека, – одобрительно отозвался фон Рабе: «Я сварю кофе, и мы с вами подробно поговорим, товарищ Петр».
Воронов уходил с квартиры с адресом безопасного ящика, в Париже, куда надо было отправлять письма. Фон Рабе пообещал, что его найдут, в Москве. Макс провожал взглядом спину Мухи:
– Очень хорошо. Он, все, что угодно сделает, только бы фотографии не попали в руки его начальства, в Москве. Будет поставлять сведения…, – Муха сказал, что у республиканцев есть приметы высокого, светловолосого немца. Макс, про себя выругался:
– В музее я представлялся французом. Неужели парень выжил? Но как? Я совершенно точно его застрелил. Ладно, – он оглядел квартиру, – хватит здесь болтаться. Ребята присмотрят за Мухой. Мне пора заняться фрейлейн Констанцей, и ее работой на благо рейха. Моей будущей женой, – Макс, почувствовал, что улыбается.
Петр встречался с Эйтингоном в штабе мадридского фронта. Он придумал историю о своей вербовке, о том, что он позволил себе изобразить пьяного.
Воронов шел, повторяя себе:
– Если все это правда, то они, действительно, держат меня в руках…, – Петр поднял голову. В небе барражировали самолеты:
– Я найду Тонечку. Это просто комбинация нацистов, ее оболгали. Иначе быть не может. Мы навсегда останемся вместе, – посмотрев на часы, Воронов прибавил шаг.
Добровольца Джона Брэдли отпустили из госпиталя спустя сутки после воздушного налета. Он очнулся еще в санитарной машине. Джон не был ранен, но врач сказал, что за всеми контуженными положено наблюдать, в течение дня. Джон лежал в большой палате. В темном окне гуляли лучи прожекторов. Иногда они скрещивались, в белом свете он видел силуэт истребителя. Летчики патрулировали Мадрид. Вечером, издалека, донесся грохот артиллерийских орудий. Джон подозревал, что войска республиканцев пошли в атаку, поддерживаемые авиацией:
– А я здесь сижу. А если…, – он приподнялся на узкой койке, – если Тони была на Пласа Майор? Я слышал, в приемном покое, больше семидесяти человек погибло. И кузен Стивен, надо его найти…, – Джон помнил остановившиеся, лазоревые глаза, слезы, текущие по загорелому лицу. Утром юноша, решительно, заявил, что чувствует себя отлично, голова у него не болит, и не кружится. Он, Джон Брэдли, должен был вернуться к месту службы, в батальон Тельмана.
Поводив у него перед глазами пальцем, врач заставил Джона пройти от стола к табуретке: «Что с вами делать, сеньор? Выписывайтесь».
В госпитале Тони не оказалось.
Джон проверил вывешенные внизу списки убитых и раненых. Многие в них значились без фамилий, просто с приметами. На праздник люди пришли без документов, без документов их убили.
Заметив очередь, тянущуюся по лестнице вниз, Джон вздохнул. Перед ним стояли родственники людей, не вернувшихся с Пласа Майор. В подвале размещался морг. Белокурая девушка в списках не значилась. Джон, все равно, решил поехать в Барахас и увидеть Стивена.
Оказавшись на улице, юноша понял, что юнкерсы бомбили не только центральную площадь. Джон шел мимо разрушенных домов, огибая куски черепицы, валявшиеся на земле. Он лукавил, сказав доктору, что у него не болит голова. Затылок еще ныл.
Зайдя в первое попавшееся кафе, юноша попросил крепкого кофе, без сахара. На улице было шумно, грохотали грузовики с добровольцами. Джон выпил кофе у стойки, покуривая сигарету, слушая последние известия по радио. На вокзал Аточа пришло три поезда с бойцами. Республиканская авиация вечером и ночью атаковала аэродромы и позиции франкистов. Истребители сбили три юнкерса, потеряв две машины.
– А если Стивен…, – испуганно, подумал, Джон:
– Он не станет, после такого, садиться за штурвал…, – пожилой хозяин, молча, протирал стаканы:
– Пусть немцы горят в аду, – наконец, заметил он, – Гитлер, и его подручные. Стрелять в невинных людей, в детей. Да хранят Иисус и все святые души убиенных мучеников, – он перекрестился. Джон кивнул: «Аминь». Машина, как ни странно, не пострадала. Джон нашел ее в том же дворе, где и оставил. Ребята, те из них, кто выжил, мрачно поправил себя Джон, либо лежали в госпиталях, либо сами добрались до университетского квартала.
Он вел форд на север, думая, что кузен Мишель тоже в городе. Музей Прадо легион «Кондор» не тронул, но кузен мог быть на площади, где вчера собралась половина Мадрида. Джона, несколько раз останавливали, проверяя документы. Он выехал на северную дорогу, когда солнце припекало. Джон вспоминал темноволосого юношу, в круглых очках, которого он видел за рулем форда-кабриолета:
– Очень знакомое лицо. Может быть, папа мне его показывал, в Лондоне, в досье. Итальянец, наверное, или франкист. На немца он не похож…, – Джон остановил машину перед воротами аэродрома. На заросшем травой поле стояли только старые, французские машины. Все чато были в воздухе. Джон протянул охранникам удостоверение бойца интербригад:
– Я с донесением, из батальона Тельмана. Для майора Стивена Кроу. Меня товарищ Ренн послал, наш командир, – добавил Джон. Он не хотел представляться родственником Стивена. Джон был здесь с чужими документами, ему совсем не улыбалось подводить кузена.
– Куэрво в небе, – охранник указал пальцем вверх: «Еще с утра. Ждите».
Джон закурил папироску:
– Все-таки полетел. Кто же эта девушка вчера была? Наверное, он ее здесь встретил. Бедный Стивен…, – двое мужчин прогуливались у деревянного домика диспетчеров.
Третий, в летном комбинезоне и шлеме, сидел, привалившись к колесу французского истребителя. У него была темно-рыжая, ухоженная борода. Он, недовольно, покусывал травинку.
Когда до Барахаса дошли вести о налете, Янсон поднял в воздух звено истребителей. Догнав «Кондор», они успели сбить один юнкерс, но и сами потеряли машину. Вылезая из кабины, Янсон заметил Эйтингона. Котов стоял у края поля, засунув руки в карманы пиджака. Завидев Янсона, он усмехнулся:
– Твой приятель из города приехал, Сокол. У него невеста на площади погибла. Пойди, поговори с ним…, – Янсон застал майора Кроу в комнате, где жили летчики. Англичанин сидел на койке, опустив руки на колени, раскачиваясь. Янсон смотрел на следы крови у него под ногтями, припорошенные каменной пылью волосы.
– Я сейчас, Стивен, – тихо сказал Янсон, – сейчас вернусь.
Он принес майору бутылку водки. Теодор не отходил от него, пока Стивен не выплакался. Он оставил невесту в морге:
– Дом ее тоже разбили. Моя кузина погибла…, Никого, никого не осталось…, – мальчик, как его про себя называл Янсон, уткнулся лицом ему в плечо:
– Дайте мне взлететь, мистер Янсон. Я не могу, я должен…, – Янсон никаких полетов не разрешил. После бутылки водки и пары стаканов виски, он велел майору спать:
– Я на твоей машине полечу, – Янсон, как ребенка, погладил его по голове: «Обещаю, что к твоим воронам, добавится звезда».
