Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Сверкавшие глаза прекрасной Акисы вполне подтверждали мои самые дурные предчувствия. Признаюсь: увидев из своей засады очаровательную маркизу с драгоценной диадемой в прихотливо убранных и невинно покрытых прозрачной вуалью, черных, как смола драконова дерева, волосах, я испытал греховную радость от того, что не давал Фьямметте клятвы верности, а только дал ей обещание на окончательный ответ, как если бы вовсе не она, а я был строптивой возлюбленной славного воина.
С этой мыслью я раскрыл глаза.
Акиса Черная Молния торжественно шествовала к трону, под руку со своим новоявленным супругом, которого, на мой беглый взгляд, вряд ли можно было бы признать третьим Посланником Удара Истины, направленным в Париж из пустынь и миражей Востока. В том, что Акиса не теряла во Франции времени даром, я мог убедиться уже по ее блистательной походке и умению носить европейское платье.
Она двигалась вперед, к своей кровавой цели, а я все отступал, прячась за толстого сановника и вполне разумея, что мой главный и последний долг — уберечь короля, кем бы он ни был в действительности, врагом Истины или ее ближним вассалом.
Всего на десять шагов приблизилась Акиса Черная Молния к трону от «львиных дверей», когда я, упустив ее всего на мгновение из виду, перевел взгляд на короля.
Король же, вероятно, с самого появления маркизы д'Эклэр неотступно следил за всеми моими движениями.
Я позволил себе улыбнуться королю, и он понимающе кивнул безымянному графу де Ту. Однако ни сам король, ни Вильям Ногарэ не должны были раскрыть тайного смысла улыбки графа де Ту и того тайного слова, которое теперь могло быть им произнесено. В это самое мгновение я почувствовал себя посланником тех смеющихся духов, которые так искусно жонглировали судьбами слуг и королей.
Я успел порадоваться еще одному обстоятельству: теперь у меня был выбор, не слишком богатый, но вполне достойный моей гордыни. Жизнь короля была в моих руках.
Взглядом я отсчитал от трона шесть шагов — как раз достаточных для ассасина, чтобы тот, не торопясь, сделал свое дело.
До этой мысленной меты Акисе оставалось пройти не больше одного десятка шагов.
Прищурившись, я вглядывался в причудливо изогнутые звезды на ее темно-алом сюрко, в ее пояс, напоминавший жемчужное ожерелье и даже в прозрачную вуаль на ее волосах, стараясь отгадать, где же у нее припрятан малый Зуб Кобры.
За четыре шага Акисы до зловещей, незримой черты я вывел заключение, что смертоносное жало укрыто у нее или в неприметном кармане под левой грудью, чуть выше пояса, или еще выше слева, над самой грудью, под краем безрукавного сюрко.
Тучное тело придворного, служившее мне крепостной стеной, расплывалось в моих глазах и, мешая наблюдениям, сверкало серебряным шитьем.
За два шага я, наконец, принял невольный вызов, и, как только острый носок черного башмачка, коснулся лепестка мраморной лилии на полу, я смело и дерзко выступил из-за укрытия, заложив правую руку под локоть левой руки — на место, прекрасно известное всем ассасинам.
По залу пронесся шепот, напоминавший гнев осиного роя. Пестрые, горделивые осы не могли не рассердиться: ведь я нагло выступил на полный шаг за предел, положенный для всех выстроившихся по сторонам от трона придворных и знатных гостей Двора. Полтораста изумленных и злобных взоров совершенно безболезненно впились в меня: всех взбудоражило движение моей ноги, но ни одного из нобилей или стражей не смутил жест моей правой руки — никого из приглашенных на королевский праздник, кроме той, которая весьма искусно сделала вид, будто вовсе не заметила никому не известного наглеца.
Только ресницы ее дрогнули, пронзив мое сердце, подобно арбалетным стрелам. Только ее черные брови, острее ассасинских кинжалов, чуть изогнулись. Только ее смуглые щеки чуть побледнели, словно отражая смертельную бледность уже повергнутой жертвы. Только ее алые губы сжались так, что я теперь уже никак не мог рассчитывать на ответный поцелуй.
Только маркиза д'Эклэр, Черная Молния, готовая поразить Францию, знала, что моя правая рука, вооруженная железной Петлей Асраила — коей, увы, у меня не было и в помине — успеет остановить ее кинжал, как бы близко ни подошла она к своей жертве.
О, как страстно желал я преклонить колено перед Акисой!
«Красавица! — так и кричал мой взгляд. — Кто другой знает о твоей силе?! Кто другой поклоняется ей?! Кто другой благоговеет так, как я, глядя в твои бездонные и страшные зрачки?! Кто еще здесь может оценить по достоинству твою выдержку, с какую ты, прелестная посланница Смерти, скрываешь в себе ее неудержимую волю?! Кого другого ты можешь ненавидеть в этот час со столь беспредельной силой, как ни меня, твоего верного рыцаря?! Так сжалься, подари мне хоть один знак твоего внимания, подари мне хоть одну .улыбку, равную по силе блеску твоего оружия!»
Маркиза д'Эклэр гордо прошла мимо меня к подножию трона и, исполнив изумительно совершенный поклон, приветствовала короля с таким чистым нормандским выговором, что мне оставалось только устыдиться своему кипрскому невежеству. Да и некуда было деваться: она обогнала меня на два года.
Я посмотрел в плоский затылок маркиза д'Эклэр и пришел к выводу, что здесь маркиз выглядит куда наивнее простого лошадника Андреуччо ди Пьетро.
Только после этого я позволил себе ответить на взгляд короля, отчего Его Величество дернул правым уголком губ, как бы обрывая понимающую улыбку, и, по-видимому, пришел к собственному выводу насчет нашего с маркизой знакомства.
Зная, что король до конца не поймет моего знака, я указал ему глазами на латных стражников, возвышавшихся по сторонам от трона. Король приспустил веки, и, кажется, мы оба остались довольны друг другом. Во всяком случае у меня прибавилось уверенности в том, что Филипп от Капетингов не станет производить излишних и неосторожных перемещений по залу.
Теперь я сам мог временно сделать вид, что не замечаю холодную маркизу. Однако, как только заиграли лютни, флейты и арфы и настал час торжественного танца, я понял что опасность вовсе не миновала.
Взгляд короля был устремлен туда, куда избегал смотреть я.
Увы, что же еще оставалось королю, как не проявлять любопытство к самым загадочным гостям торжества!
Теперь вновь, подобно грозному ангелу с обращающимся мечом в руке, я должен был не допустить приближение одного к другому: не только убийцы к жертве, но — что было куда труднее — жертвы к убийце.
На миг, прямо по моему внутреннему велению, около меня оказалась темная, бесплотная фигура Вильяма Ногарэ.
— Его Величество спрашивает: знает ли она больше, чем говорит? — прошептал он.
— Многое ли она говорит? — полюбопытствовал я, в мыслях предвосхищая узор из мужских и женских фигур, сходящихся в церемониальном танце.
— По ее словам, Старый Жак говорит ложь, которую принимает за правду, — ответил Вильям Ногарэ.
— Кому же теперь верит король? — спросил я.
— Его Величество ждет, а не верит, — сухо усмехнулся «альбигойский лис».
— Тем не менее, Его Величество уже определил судьбу Ордена, насколько это может подтверждать его триумфальный вид, — опасно заметил я.
Вильям Ногарэ вперился в меня, и в его взгляде я словно бы увидел весы: на одну чашку он положил мою догадливость, а на другую — сведения, возможно полученные мною от шпионов Ордена.
— Передайте Его Величеству, мессир, — сказал я и отвернулся от Вильяма Ногарэ, не желая видеть результатов взвешивания, — я постараюсь немедля выведать у маркизы, что ей известно о тайном слове.
Как раз вовремя оторвался я от своего темного собеседника, поскольку король, поручив меня своему «лису», неотрывно смотрел на маркизу, словно стараясь притянуть ее к себе взглядом, а фигуры танца уже складывались, вторя его желанию: маркиза вот-вот должна была двинуться к трону в раскрывающемся надвое ряду — и только один король имел право вступить в танец в любое мгновение и на любое место. Теперь он явно ожидал, пока маркиза снова достигнет лепестка мраморной лилии.
За один шаг маркизы д'Эклэр до смертельной меты, я сделал то, что имел право делать только король Франции.
Я выступил вперед, повернулся лицом к разделявшемуся «ручейку», и поднял руку, принимая своим запястьем запястье Акисы Черной Молнии.
На одно мгновение танец замер, словно заледенев, струны вздрогнули, а все свечи как будто погасли.
Не замечая вокруг более ничего и наверняка зная только то, что король теперь хитро улыбается мне в спину, не обращая внимания на своих придворных, я сделал шаг вперед — и две самые опасные в мире руки скрестились.
В зрачках Акисы была заключена Ночь, которая могла бы поглотить все светлые дни, исчисляемые от моего рождения.
— Сударыня! — прошептал я. — Примите уверения в моем совершенном поклонении вашей красоте и вашему сердцу!
