Николай Стариков - Кто убил Российскую Империю? Главная тайна XX века
Заметим мимоходом, что опыт разгона депутатов у большевиков уже был. Малоизвестен тот факт, что накануне Октября они разогнали Предпарламент, название которого говорит само за себя. Депутаты разных партий тренировались на этом форуме в красноречии, ничего фактически не решая, пока 25 октября (7 ноября) Мариинский дворец не окружили солдаты. После чего незадачливые парламентарии поспешили разойтись по домам.
И вот, наконец, наступил день, которого давно ждали: 5(18) января 1918 года большевик Свердлов открыл заседание Учредительного собрания. Далее начались выборы председателя. Большинство в 244 голоса было отдано за … эсера Виктора Михайловича Чернова. Того самого министра Временного правительства, при котором коллеги старались не обсуждать никаких военных вопросов. Потому, что были абсолютно уверены в его сотрудничестве с германской разведкой. Вот этого достойного человека, главу эсеров, большинство депутатов захотели увидеть во главе Учредительного собрания. Более достойных фигур в закромах русской демократии не нашлось…
Таврический дворец, где собирались депутаты Учредительного собрания, очень похож на осажденную крепость. У входа пулеметы, орудия и солдаты с матросами. Вроде, как охраняют порядок, а вроде, как и беспорядок сами создают. Повсюду вооруженная стража. Они и пропуска у депутатов проверяют, они же отпускают в их адрес странные замечания.
— Ни в какие пререкания со стражей не вступать!
Именно так решила для себя фракция эсеров. Повода для насилия большевикам не давать. Зубы стиснуть и в зал — делать дело, ковать законы, появления которых ждало множество поколений русских революционеров.
— Вон того хорошо бы в бок штыком — усмехнулся матрос с надписью «Аврора» на бескозырке, нагло показывая рукой в сторону хорошо одетого депутата.
Вслух говорит, громко. Не стесняясь.
— Это точно, Павлуха — поддакивает ему напарник и показывает пальцем прямо перед собой — А этому точно пули не избежать!
Виктор Михайлович Чернов вздрогнул, но сделал вид, что даже не заметил направленного на него пальца. Молча взглянул на наглеца и шагнул дальше. В зал, в зал!
Да не зал это, а настоящая Голгофа. По бокам трибуны — вооруженные. В коридорах — тоже. Галереи для публики наверху забиты до отказа. То тут, то там дула винтовок. Зрители развлечения ради целятся в ораторов, передергивают затворы. Когда оратор не большевик, после каждой фразы десятки вскриков. И дула винтовок направленные прямо в лицо.
Самообладания Чернову не занимать, а и то нервы натянуты, как струна. Нельзя поддаваться на провокацию. Надо помнить — тот возьмет верх, чьи нервы окажутся крепче.
— Страна высказалась. Состав Учредительного собрания — живое свидетельство мощной тяги народов России к социализму.
Начало он придумал неплохо, даже буйствующая большевистская галерка при слове «социализм», не взвыла и не улюлюкала. Но это только начало и речь свою Чернову надо довести до конца. Выступление важное — только что именно его депутаты избрали председателем. Эсеров в зале большинство. Собралось около 400 депутатов, из них за избрание председателем Чернова — 244; против — 153.
— Учредительное собрание должно иметь всю полноту власти. При таких условиях, всякий, кто против него, — тот стремится к захвату власти, к деспотической опеке над народом.
Угрозы, крики, бряцанье винтовок. В этом парламенте эти звуки заменяют аплодисменты. Чернов в кармане пиджака сжал руку в кулак, сошел с трибуны и сел в президиум. Теперь черед большевиков: Скворцова и Бухарина. Во время их речи эсеровский сектор молчит, он ледяная глыба. Никаких эмоций, никаких криков. Делать дело.
Когда на трибуне не большевик, зал и галерка воют и стонут. Топот сапог, удары прикладов об пол. Надо что-то делать. И встает Чернов с председательствующего места.
— При несоблюдении порядка и тишины я буду вынужден очистить от публики галерку!
Звучит строго, а на поверку блеф, да и только. Кто будет всех хулиганов с галереи выводить? Да их же товарищи из зала. Но, несмотря на абсурдность угрозы, попритих зал, успокоился немного.
И идет заседание дальше. План у эсеров заранее набросан. Так и ведут собрание, под крики и угрозы по порядку вопросов: о войне и мире, о земле, о форме правления. А большевистская делегация из зала уходит. Не хочет говорить с контрреволюционерами.
Глубокая ночь опускается на город. Усталость давит на плечи — заседают уже почти тринадцать часов. Уже начало пятого утра. Горизонт брезжит предчувствием рассвета.
— Переходим к последнему пункту повестки дня: к голосованию основных положений закона о земле — сказал председательствующий.
Но что это? Кто-то дергает Чернова за рукав. Или показалось — в голове от напряжения уже давно шумит, а в глазах пляшут маленькие искорки.
Нет, так и есть. Сзади стоят несколько матросов. Впереди один бритый, он то за рукав и держит. Лицо свирепое, а на губах улыбка. И ведь совсем молодой еще — лет двадцать не больше.
— Так, что надо кончать заседание — говорит — есть такое распоряжение народного комиссара?
— Какого народного комиссара?
— Распоряжение есть. Тут оставаться больше нельзя. Будет митинговать.Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам.
Говорит это матрос и веский аргумент добавляет.
— Сейчас будет потушено электричество.
Еще пятнадцать минут работы, под крики стражи. И снова бритый матрос. В голосе металл, на губах все та же улыбка.
— Пора кончать. Караул устал.
— Хорошо — ответил Чернов, сил уже и вправду не осталось. И повернувшись в зал громко объявляет — Перерыв до двенадцати часов дня.
— Вот и славно — улыбнулся матрос — Давно бы так.
На душе тошно, голова ноет и трещит. Чернов встает и вслед отходящему матросу
— Кто вы?
Остановился. Повернулся, и медленно с достоинством.
— Кронштадский матрос Анатолий Железняков. Будем знакомы…
Разгон парламента выглядел в глазах русской общественности дикостью. Поэтому хоть мало-мальски внятное объяснение этому надо было дать. Ильич попытался это сделать в своих «Тезисах об Учредительном собрании». Получилось, прямо скажем, неубедительно: «… выборы в УС произошли тогда, когда подавляющее большинство народа не могло еще знать всего объема и значения октябрьской … революции ». В «Проекте декрета о роспуске Учредительного собрания» его демагогия углубляется и расширяется: «Народ не мог тогда, голосуя за кандидатов партии эсеров, делать выбора между правыми эсерами, сторонниками буржуазии, и левыми, сторонниками социализма».
Что и говорить — причина веская! Будто от дележки эсеров по направлению движения, у самих большевиков голосов добавится! Для рабочих и революционных матросов Ленин представит дело так: запутались избиратели во фракциях и партиях, в различных видах эсеров и социал-демократах — надо и весь парламент разогнать! Такую же чушь писали в советских учебниках истории.
«На деле партии правых эсеров и меньшевиков ведут … отчаянную борьбу против Советской власти» — пишет далее Ленин. Но лукавит Владимир Ильич — причины разгона единственного легитимного органа русской власти совсем другие.
Судьба Учредительного собрания была решена задолго до его созыва и начала процесса до выборов в него. Решение о его роспуске, а вернее сказать, разгоне, было принято нашими «союзниками» одновременно с решением о созыве этого органа власти и входило составной частью в план сокрушения России. Выполнять эту нелицеприятную работу выпало Ленину. Накануне открытия, утром 5(18) января 1918 года, большевики расстреляли мирную демонстрацию, выступившую под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию». Потом ликвидировали и сам очаг парламентаризма, тихо выведя депутатов на улицу. Если верить учебникам истории и мемуарам, то получается, что один германский шпион Ленин, почему-то разогнал сборище людей считавших наиболее достойным депутатом другого германского шпиона — Чернова. Странные, однако, кадры в немецких спецслужбах. Левая рука не знает, что творит еще более левая…
Зато очевидцы в своих мемуарах прекрасно описали состояние пролетарского вождя. Бонч-Бруевич указывает нам, что в момент открытия Учредительного собрания, Ленин «волновался и был мертвенно бледен, как никогда… и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу». Потом Владимир Ильич взял себя в руки, немного успокоился и «просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь». Однако когда наступил реальный момент разгона парламента, ночью, то с Лениным случился тяжелый истерический приступ. «…Мы едва не потеряли его» — напишет в своих мемуарах Бухарин.
Наступал момент выполнения последней части соглашения Ленина с «союзниками» — разгона последней легитимной русской власти. Знает Владимир Ильич: выполнишь взятые на себя обязательства, западные спецслужбисты с тобой и далее будут иметь дело. Не сделаешь, того, что должен — моментально сложат «специально сложившиеся обстоятельства», так, что не останется и мокрого места от большевиков и от их революции. Оттого, так и переживает Ильич, поэтому и приступ нервный у него именно сейчас случается, а совсем не в день октябрьского переворота. Именно сейчас, в ночь разгона Учредительного собрания решается судьба революции! Только понимает важность момента один Ленин. Для всех остальных все происходящее просто ликвидация сборища кучки болтунов.
