Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
Вильгельм отпрянул, и Иоанн на мгновение почувствовал удовлетворение от того, что его колкость задела брата. Он показал в сторону дома.
– Зайдите. Позвольте мне оказать вам гостеприимство, пока я еще могу это сделать.
Поворачиваясь, он зашатался. Сын оказался ближе к нему, подхватил его и придержал сильной молодой рукой. Иоанн увидел вблизи гладкую кожу, густые светло-русые волосы, черты лица, в которых зеркально отражался он сам. Его ребенок, его сын. Уже мужчина. На глаза Иоанна навернулись слезы, взор затуманился.
Ему помогли добраться до зала и опуститься на скамью. Сердце сильно и часто билось в груди и напоминало какое-то существо, валяющееся в грязи. Когда Вильгельм собрался послать за лекарем, Иоанн заявил, что с ним все в порядке. И действительно, после кубка подслащенного вина и нескольких минут отдыха боль отступила и дышать стало легче.
– Ты зря тратишь время, – заявил он Вильгельму. – Разве что ты приехал предложить мне помощь или встать между мною и предстоящим.
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать, – тихо сказал Вильгельм.
– Можешь, но не будешь.
– Точно так же ты можешь сдать Мальборо юстициариям, но не будешь, – ответил Вильгельм. – Ты знаешь, что принц Иоанн пытался заплатить императору, чтобы Ричард остался в тюрьме?
Иоанн пожал плечами.
– Слухи ходят всегда, – устало сказал он.
– Это не слух, – ответил Вильгельм. – Это суровая правда, как и то, что на пути сюда находится Губерт Вальтер с армией. Если ты не сдашь Мальборо, он возьмет замок силой.
– Это правда, сэр, – сказал Джек отцу. – Я видел письмо архиепископа.
Иоанн услышал низкий голос, в котором не осталось ничего мальчишеского.
– Если бы ты отвечал за Мальборо, ты бы сдал замок? – спросил он у юноши.
Сын нахмурился и долго не отвечал, размышляя.
– Может быть, – сказал он через некоторое время. – Но только после того, как меня вынудили бы это сделать. Если бы я сдался слишком быстро, то запятнал бы свою честь. Если слишком поздно, то в любом случае проиграл бы и от меня больше не было бы пользы моему господину.
Иоанн удивился, но задумался.
– Это ты велел ему так сказать? – спросил он у брата.
– Нет, он имеет собственное мнение, – ответил Вильгельм, который тоже выглядел задумчивым.
– Я не могу сдать это место, – заявил Иоанн Маршал упрямо.
– Можешь, – ответил Вильгельм, надеясь, что в его голосе звучит как раз то, что нужно, – одобрение и просьба.
Иоанн покачал головой.
– Но я этого не сделаю, – заявил Иоанн, и Вильгельм понял, что проиграл.
* * *
Они уехали на следующее утро на рассвете. Небо только начинало розоветь на востоке. Оглядываясь, Вильгельм видел, как Иоанн стоит в воротах, прощально подняв руку. На таком расстоянии серый цвет лица было не рассмотреть, но старший брат явно прилагал усилия, чтобы держаться. Они не обнимались, и, если глазами они попрощались навсегда, лица этого не выдали. Вильгельм не знал и не спрашивал, о чем говорили отец с сыном, оставшись наедине. Что бы он сам сказал собственному сыну накануне окончательного и грустного расставания? Что-то в душе Вильгельма требовало повернуть коня, поехать назад и изо всех сил обнять брата. Они никогда не были близки, но теперь между ними зияла пропасть, созданная не ими, и вот-вот обещал сгореть последний мост. От этого Вильгельм одновременно чувствовал боль и вину.
Его племянник, сначала тоже оборачивавшийся, теперь угрюмо смотрел на дорогу впереди.
– Он умрет, да? – спросил Джек.
Слова пронзили Вильгельма, выпустив наружу то, что он пытался держать в себе.
– Я не лекарь, – резко ответил Вильгельм.
– Он умрет. У него серое лицо, как у некрашеной куклы, и вы слышали, как он дышит.
Вильгельм вздохнул.
– Да, – устало признал он. – Боюсь, что так и есть.
Джек проглотил ком, стоявший в горле.
– Как вы думаете, он слушал вас? Он сдаст замок, если они придут?
Быстро светало, на горизонте появились желтые полосы, и небо стало перламутровым, как внутренность морской раковины.
– Я знаю, что слушал, – ответил Вильгельм. – Но я его не убедил. Он мог бы сдать Мальборо мне, если бы захотел.
– Он никогда этого не сделает из-за гордости, – сказал Джек.
– Нет, – устало ответил Вильгельм. – Думаю, нет. – Он отвел взгляд от восходящего солнца и внимательно посмотрел на молодого человека. – Я отправил Вигайна к Губерту Вальтеру с просьбой о твоем отце. Вальтер должен начать осаду Мальборо, если твой отец откажется сдаться, но я попросил его о снисхождении – не наступать на гордость твоего отца. Я знаю, что этого недостаточно…
Молодой человек пожал плечами.
– Если бы вы поменялись местами, он бы сделал то же самое для вас?
Вильгельм вздохнул.
– Иногда ты задаешь трудные вопросы. Мне бы хотелось сказать «да», но я не знаю. А теперь это вообще не имеет значения. Только оставив брата, я почувствовал, что предал его.
Племянник сжал челюсти.
– Предал принц Иоанн, – сказал он. – Если бы не он, мой отец не оказался бы в таком положении.
– Твой отец прав. Иоанн еще может стать нашим королем, – тихо произнес Вильгельм.
– Но это не делает его благородным, – вспыхнул молодой человек.
– Нет, но если он станет королем, наша честь обяжет нас служить ему – из тех же соображений, которыми твой отец руководствуется сейчас.
Вильгельм скривился. Больше бы подошли другие слова: они будут связаны по рукам и ногам и брошены в огонь.
Глава 43
Иоанн Маршал, дыша со свистом, наблюдал за их приближением. Это была армия, о которой предупреждал Вильгельм. Эта армия заберет у него Мальборо и покроет его самого позором. Его господина, принца Иоанна, могут и простить, но для него самого прощения не будет. Так или иначе, Иоанн Маршал обречен. Он медленно прогулялся по комнатам и коридорам, где прошло его детство, и попрощался с ними, потом отдал жене ключи от сейфа и деньги, которые там лежали.
– Если дела пойдут плохо, ты будешь вместо меня, – сказал он.
Алина тупо и испуганно посмотрела на него.
– Я не знаю, что делать.
Иоанн грустно улыбнулся ей.
– Представь себя графиней Изабель, – сказал он. – Никто не причинит тебе зла. Ты невинная заложница. Веди себя так, как подобает высокопоставленной даме, и к тебе так и станут относиться.
Он покинул ее покои, зашел к себе и попросил оруженосцев помочь ему надеть доспехи. Ему показалось, что кольчуга сделана из свинца. Серебристая накидка, надеваемая поверх доспехов, блестела слишком ярко для его глаз. Меч отца на левом боку только мешал. Бок болел от пропитавшей всю одежду мартовской влаги. Однако самый тяжелый груз давил на сознание. Иоанн вспотел, его подташнивало, и он гадал, сколько времени удастся продержаться ему самому и его замку. Не исключено, его сын был прав. Может, стоит приготовиться к сдаче… но пока нет. Он должен заставить врагов думать, что им лучше пойти на уступки, должен показать себя надежным и заслуживающим доверия господина. Надежным. Заслуживающим доверия. Вот в чем все дело. Вильгельм был таким всю свою жизнь, причем не прилагая никаких усилий. Иоанн же не мог похвастать этими качествами, каких бы усилий ни прилагал.
– Я жил слишком долго, – сказал он удивленным оруженосцам. – Возможно, сегодня будет счастливый день.
* * *
В Стригиле дул холодный мартовский ветер. Изабель обхватила себя руками под плащом, глаза слезились от ветра. Она отправилась посмотреть на происходящее в нижнем дворе, окруженном частоколом. Вильгельм тренировал лошадей всю вторую половину дня. Она чувствовала, что ему необходимо побыть одному, а обучение лошадей требовало сосредоточенности и не оставляло времени для других мыслей. Изабель осталась в покоях и приказала всем остальным не мешать Вильгельму. Но проходил час за часом, приближались сумерки, и она решила выяснить, как идут дела у мужа.
Он все еще работал с новым боевым конем, купленным в прошлом месяце в Лондоне. Это был сильный жеребец темно-коричневого окраса со светлыми пятнами на животе и крупе. Изабель смотрела, как муж заставляет коня менять ведущие передние ноги, как скачет кентером, и, как всегда, восхитилась его прямой посадкой и пониманием коня. По очертаниям тела в угасающем свете дня его можно было бы принять за стройного молодого оруженосца. У нее быстрее забилось сердце, а между ног повлажнело. Оруженосцев не было: видимо, Вильгельм отправил их в караульное помещение. Ему помогал только Рис, который накидывал одеяло на Византина, готовясь вести его назад в конюшню. Она почувствовала толчок их третьего ребенка. В эти дни он много ворочался. Ему становилось тесно в животе.
