Алан Фостер - Избранные произведения. Т. 5. Маори
Роберт Коффин был грамотным человеком, однако, ему трудно было что-либо быстро понять в тех бумагах, которые ему отдал Вогель. Поэтому он нетерпеливо сунул всю пачку Голдмэну, который как профессионал в финансах мог все сделать гораздо быстрее.
— Ну, о чем там сказано? — взволнованно спросил его Коффин.
Голдмэн нацепил очки, вытащил из пачки одну бумагу и стал читать вслух:
— Дать согласие на выделение Новозеландской Колонии нового кредита в размере… — Он судорожно сглотнул и продолжил: — в размере… десяти миллионов фунтов стерлингов!
Эта фраза тут же привлекла внимание всех, кто работал поблизости от того места, где стояли Голдмэн, Коффин и Вогель.
— Что?! Дай посмотреть! — вскричал Коффин, отбирая у Элиаса заветную бумагу.
Прочитав последнюю строчку собственными глазами, он поднял взгляд на Вогеля, который небрежно опирался на свою трость и весело улыбался.
— Это так. Для начала. — Он взял бумаги из онемевших рук Коффина и положил их обратно в свой портфель. — Когда мы истратим эту сумму, я собираюсь отправиться в Англию за другими десятью миллионами.
Кто-то из работников фирмы не удержал в руке стакана. Раздался звон разбитого стекла. Этот звук переполнил чашу молчания и напряженного оцепенения. Все тут же бросились к Вогелю, разом заговорили, зааплодировали. В. одну секунду Вогель был окружен восторженной толпой людей. Блудный сын не отказывался от рукопожатий, обрушившихся на него нескончаемым потоком. Похвалы в свой адрес он принимал с максимальной скромностью, на которую был способен. Скромности ему, правда, явно не хватало, однако, ни у кого по этому поводу, кажется, не возникало возражений.
Ко всеобщему изумлению и радости, бизнес Новой Зеландии и впрямь очень быстро расправил плечи и стряхнул с себя дремоту. Даже в самых смелых грезах Коффину не являлась такая радужная картина. Как, впрочем, и Мак-Кейду, и Уоллингфорду и остальным предпринимателям. Даже Раштон нанес персональный визит Вогелю, чтобы поздравить его с успехом.
Создавалось такое впечатление, что экономика колонии вдруг остановилась в своем падении, — словно повозка, на всем ходу вырулившая из-за поворота, — и ни с того ни с сего начала стремительное движение вверх. Внезапно те люди, которые еще совсем недавно, скрепя сердце, готовы были продать свои земельные владения за одну десятую их настоящей стоимости, стали активно увеличивать свою собственность. Новые кредиты придали уверенности не только старожилам колонии, но и инвесторам в Австралии и в других местах, где Новую Зеландию в последнее время, мягко говоря, не жаловали. Никто не ждал, какой дождь денег польется на колонию вслед за выделением дополнительного займа. Откуда ни возьмись, появились толпы людей, желающих вложить свои капиталы в развитие колонии. Они были и раньше, только держались в сторонке, ожидая благоприятного знака, каким явился заем из Англии. Новые деньги породили настоящий бум на расширение собственности и покупку всего, что только можно было купить в Новой Зеландии.
Теперь проблема была уже не в недостаточности кредитов, а в их изобилии. Бум в деловой жизни постепенно улегся и превратился в устойчивый, спокойный процесс роста. Крупные землевладельцы и торговцы, наподобие Коффина и его друзей, только радовались жизни и наконец-то стали строить планы на будущее. «Железнодорожный» бум не содержал в себе той остроты, что «золотой», но зато в нем не было и предпосылок неожиданного сползания в катастрофу и отчаянной рискованности.
Те, кто сумел продержаться в лихую годину кризиса, теперь пожинали плоды своей стойкости. Впервые за несколько последних лет колонисты получили возможность спокойно думать о будущем, имея все основания надеяться на то, что оно будет благополучным.
Как и предполагал спаситель колонии Вогель, вскоре началось устойчивое повышение цен на шерсть на английских рынках и биржах. В Новой Зеландии тут же стали возникать новые поселения, призванные своими трудами удовлетворить все возраставший спрос на традиционную для этих мест продукцию.
И снова Коффин получил возможность сконцентрировать все свое внимание на «Доме Халла», который, по его мнению, безоговорочно подлежал переходу под контроль «Дома Коффина». Ферма «Реджис» и другие были спасены от продажи. Вместе с тем «Дом Халла» продолжал активно расширяться, приобретая все новые и новые земли и фермы. Никто не ждал от Розы Халл такой прыти, такого удивительного роста. Нужно было отдать ей должное: она до сих пор с успехом преодолевала все препятствия, — и коммерческие, и социальные, — которые постоянно воздвигались на ее пути.
Реакция на все это Коффина была, к его же собственному изумлению, достаточно противоречивой. С одной стороны, он не забыл о данном ей обещании «поглотить» ее фирму, присоединив ее к своей растущей империи, которая уже в течение нескольких лет была самой крупной во всей стране. Но в последнее время у него появилось одно чувство, которое он старался тщательнее всего остального скрывать от окружающих, чувство это было восхищением теми успехами, которых ей удалось добиться в таких страшных условиях, в которых ломались многие испытанные мужчины-бизнесмены.
Он не говорил о своих чувствах никому, но при этом был отнюдь не единственным человеком, который их испытывал. Взять, к примеру, Голдмэна, который в последнее время упоминал о деятельности «Дома Халл» по поводу и без повода.
— Похоже, мы во всем этом деле занимаем немного неверную позицию, — говаривал он, покачивая головой.
— В каком деле, Элиас? — переспросил Коффин своего бессменного заместителя.
Они гуляли по главному бульвару Окленда, . приветствуя кивками проходящих знакомых.
— В деле нашего отношения к женщинам.
— Чем тебе не нравится наше отношение к женщинам? Голдмэн, наверно, уловил нотку недовольства этим разговором в тоне своего босса, однако решил продолжить тему:
— Возьмем, к примеру, нашу знакомую Розу Халл. Кто осмелится оспаривать, что она управляет «Домом Халла» ничуть не хуже любого закаленного мужчины-бизнесмена?
— Я осмелюсь оспаривать это очень сомнительное утверждение. Просто она проводит умелую кадровую политику и нанимает себе способных людей, вот и все. Способные работники — вот, в чем секрет ее успеха.
— Само умение проводить добротную кадровую политику уже предполагает серьезную компетентность в вопросах бизнеса и администрирования, — настойчиво заметил Голдмэн. — Мир незаметно меняется вокруг нас, сэр, и переходит в новое качество. Все идет в основном к лучшему, я бы сказал. Мы должны идти в ногу с этими изменениями.
— Согласен с этим, Элиас. Но куда ты клонишь? Они завернули за угол.
— В последнее время все чаще и чаще говорят о новых подходах, выдвигают новые идеи. В конце концов мы живем не в Старом Свете, сэр, и можем позволить себе отказаться от некоторых закоснелых норм. Словом, идет разговор о том, чтобы предоставить женщинам право голоса на выборах.
Коффин едва не споткнулся на ровном месте. Остановившись на самой середине улицы, он пораженно уставился на своего заместителя.
— Право голоса?! Да ты что, Элиас, шутки шутишь?! Голдмэн выдержал на себе тяжелый взгляд босса. Возможно, ему в этом помогли его толстые очки.
— Нет, сэр. Я говорю совершенно серьезно. Именно об этом и идут сейчас усиленные разговоры в светских кругах.
— Люди, которые слишком много вращаются в светских кругах, порой испытывают головокружение, которое пагубным образом сказывается на их мышлении, — возобновив прогулку, ответил Коффин с усмешкой. — В тот день, когда женщины приобретут право голоса на выборах, у тебя на голове вновь начнут расти волосы.
Голдмэн весело рассмеялся. У него под шляпой был совершенно гладкий череп, отполированный солнцем как мрамор. Реденькие щеточки седых волос кустились только по бокам.
— Боюсь, сэр, это нечто большее, чем просто разговоры. Вам лучше заранее к этому приготовиться. Событие это может произойти, несмотря на все то, что мы по этому поводу можем думать.
— Все это твои грезы, Элиас. Тебе лучше поактивнее применять свое воображение в работе.
— Да, сэр. Постараюсь, сэр. Однако я вас предупредил.
Разговор перетек на более прозаические темы. Коффину не составило никакого труда выбросить абсурдную идею, высказанную Элиасом, из головы. В последнее время Голдмэн что-то уж больно часто стал высказывать плоды своих буйных, фантастических размышлений. Дать женщинам право голоса?! Коффин покачал головой. Может, дать право голоса еще и маори?.. Коффин не удивился бы, если бы Элиас предложил на рассмотрение и эту мысль.
Впрочем, сейчас он мог себе позволить легко сносить подобную чепуху. Дела шли прекрасно. Было уже ясно, что колония выживет и, возможно, скоро станет даже процветающей. Холли продолжала медленно, но верно выздоравливать. Рецидивы убийственной меланхолии еще порой случались с нею. В такие дни она снова просиживала с утра до вечера на своем чертовом стуле и бессмысленно смотрела в окно на одно и то же место. Но таких дней становилось все меньше и меньше. Основное же время она была прежней Холли, решительной, энергичной и веселой. И всякий, кому случалось быть возле нее, заражался ее хорошим настроением и бодростью.
