Виталий Полупуднев - Митридат
– Ох!..
– А после нас другие будут водить наши рати и служить городским богам! Уже не вы будете решать судьбы города! Акрополь и без вас отстроят заново, чем и привлекут милость богов! Его давно надо перестраивать, пора возвести новый акрополь – каменный, как в Пантикапее! За это и боги восславят вас. Выбирайте – смерть или победа.
Через час сотни горожан, женщин и рабов несли в город вязанки сухого камыша. Воины, прикрываясь щитами от губительных стрел, кидали вязанки под стены. Другие тащили глиняные кувшины с земляным маслом и разбивали их о деревянные срубы стен. Осажденные разгадали намерение врагов и сыпали стрелами, разворотили настил двора и метали сверху камни, пытаясь сорвать замысел Кастора. Но дым уже застилал глаза, слепил, камни и стрелы летели зря.
– Эй, вы! – кричал Кастор, приложив ладони ко рту. – Сдавайтесь, всех пощадим, даже рабов-изменников! А не сдадитесь – сгорите в пламени!
Осажденные разделились на два лагеря. Одни говорили, что надо драться до конца, уповая на скорую выручку от Митридата. Другие доказывали, что воевать с огнем бессмысленно, нужно сдаться, дабы избежать смерти. А когда прибудут войска из-за пролива, они все равно заставят фанагорийцев выдать пленников! И все будут спасены!
Первых возглавляла более решительная и бесстрашная Клеопатра. Она словно выросла и повзрослела в обстановке смертельной опасности. Стоило поглядеть, как она, сверкая глазами, возражала оробевшим братьям, даже стыдила их за малодушие.
Сторонниками сдачи в плен оказались все царевичи и Эвпатра. Тучная царевна валилась с ног от волнения и слабости, заливалась слезами. Она в ужасе взирала на жаркие языки пламени и черный дым, застеливший небо.
Братья-царевичи стояли, опершись на мечи, и исподлобья угрюмо поглядывали то на горящие стены акрополя, то на разгоряченную Клеопатру, которая казалась им взбалмошной девчонкой, способной в запальчивости погубить и себя и других. Дальнейшее сопротивление считали безумием. Артаферн раскис и показал свою неспособность к роли боевого вожака. Остальные также не проявили ратной доблести, оставаясь за спинами сражающихся воинов и рабов-перебежчиков, которые кровью добывали желанную волю.
Дело было не только в малодушии. Угодив так глупо в фанагорийскую ловушку, они втайне обвиняли Митридата в легкомыслии, полагая, что стали жертвой мгновенной прихоти отца-государя. Митридат многократно показал, как мало ценит своих детей, играя их судьбами или используя в качестве разменной монеты в торге с царями других народов. И ныне без сожаления и заботы бросил их в фанагорийский костер, как бросают пучок сухой, негодной травы. С какой целью? И за что они должны сражаться? За право вернуться к отцу-деспоту, чтобы завтра опять оказаться жертвой его очередного каприза?..
Артаферн и братья давно разуверились в непобедимости Митридата и непогрешимости его поступков. Его замыслы победить Рим силами наемников и степных пастухов представлялись им пагубными. Будущая война казалась катастрофой, в которой погибнет и Митридат, и они вместе с ним. Поэтому сдача в плен фанагорийцам пугала их не больше, чем грядущие испытания. Выручит их отец – хорошо, не выручит – тоже не так плохо. Их, как детей Митридата, наверняка переправят к римлянам, где они будут находиться на положении царственных пленников, а может, даже получат какие-то привилегии и вознаграждения за отход от отца, за измену ему.
– Сдаваться нельзя! – вне себя взывала Клеопатра. – Только жалкий трус ждет милости от врага! Кто за мною – вперед! Мы прорвемся сквозь огонь и выйдем к берегу моря! Я уверена, великий государь уже послал в помощь нам корабли и войско! Если они успеют, мы спасены и будем прославлены! Если нет – погибнем, но не утратим чести! Ибо мы – дети царя! Воины, Митридат вознаградит вас! Рабы, вас ждет свобода!
XIII
Разгневанный Митридат вызвал Менофана, решив отправить в Фанагорию все быстроходные биремы с воинами и освободить детей. Наконец Менофан получил возможность предстать перед Митридатом и открыть ему глаза на продолжающийся развал войска и недовольство боспорцев. Он вошел не спеша, солидно поклонился, приложив короткопалую руку к сердцу. Лицо царя, обезображенное болезнью, напоминало пугающую маску.
– Фанагорийцы обнаглели! – загремел Митридат. – Они посмели поднять руку на царских сынов и дочерей! Этим они определили день и час своей гибели!.. Повелеваю – Фанагорию взять приступом и разрушить до основания! Жителей продать в рабство, зачинщиков бунта доставить живыми сюда! Они после допроса и пытки будут казнены всенародно! Отправляйся.
Попытка Менофана поведать царю о том, что не одна Фанагория противится его замыслам, что и остальные города стоят на грани мятежа, была безуспешной. Митридат ни о чем, кроме наказания Фанагории, не хотел слышать. Даже узнав, что в войске существует заговор бывших пиратов и рабов, которые хотят захватить корабли и бежать в море, ответил запальчиво:
– Не может быть бунта в моем войске! Просто воинам надоело безделье, вот и шумят, рвутся к настоящему делу!.. Кто шумит, того и посылай, пусть они в Фанагории разомнутся, кое-какую добычу возьмут, кровь прольют, потешатся!
– Но если царевичи и царевны в плену, то фанагорийцы объявят их заложниками! Этим они свяжут нам руки. Как быть?
– Не в плену они, засели в акрополе и отбиваются! Надо поспешить им на помощь!..
– Разреши действовать! Кому вести корабли и войска?
– Кому вести? – Царь задумался, прищурившись. Мухи садились на мокнущие язвы, но он не замечал этого. Потом, поглядев на стратега, повелел: – Пусть возглавит этот малый поход Тирибаз! Он тоже засиделся и тоже скулит, как пес взаперти! Завидует военачальникам, их власти!.. Вот ему и бранное дело, есть где показать свои таланты! А в помощь ему назначь Асандра с евпатористами, это люди более надежные!
И здесь сказалось обыкновение царя поступать неожиданно и наперекор всем. Он послал за пролив не мужественного Фарнака или опытного Менофана, но мало сведущего в ратном деле, изнеженного Тирибаза. Менофан поразился этому назначению, но перечить не стал, ибо видел, что царь страдает от своей болезни, уязвлен неудачей фанагорийского празднования. И едва ли будет сговорчивым. Поклонившись, стратег произнес:
– Ты, как всегда, мудр, и решения твои выше моего понимания! Да любят тебя боги!.. Дозволь идти?
– Поспеши, поспеши! И готовь войско к выступлению в дальний поход!.. С Фанагорией покончим и двинемся на запад!
Повеление царя разгромить Фанагорию вызвало в войсках необычайное оживление. Желающих участвовать в походе за пролив оказалось больше, чем требовалось. Бывшие пираты и рабы, наемники и понтийские воины – все хлынули к берегу, толкали друг друга, стремясь скорее взойти на корабли. Но корабли занимали не беспорядочно, а словно по уговору. Одни оказались заполненными воинами с берегов Термодонта, другие пиратами, которые плавали когда-то вместе, третьи рабскими артелями. В этом не было ничего странного, каждый старался быть с друзьями и искал таких же, каким был сам.
Царь из-за болезни не мог выйти к войскам и смотрел на погрузку из окна дворца. Увидев, что его разношерстное войско отправляется в малый поход с большим воодушевлением, повеселел, вздохнул облегченно.
– Менофан мрачно настроен, – сказал он стоящему рядом Тимофею, – ему чудятся заговоры и бунты. А войско – дружно, как одна семья! Все хотят первыми ворваться в Фанагорию и получить награду за освобождение моих сынов и дочерей!
– Истинно! – подхватил Тимофей, кланяясь. – Истинно, государь! Вот так они будут и в большом походе обгонять друг друга, спеша проломить ворота Рима. Кому не хочется урвать первый и жирный римский кусок!
– И урвут!.. В жажде добычи и славы – сила моих ратей. Они получат то и другое!
Изнеженный и обленившийся Тирибаз, который давно оторвался от живого дела, взирая со стороны на ход событий, оказался во главе многовесельной флотилии. Он не представлял, как будет осуществлять управление кораблями и буйными отрядами разноязыкого войска.
Поддерживаемый под локти друзьями и слугами, он взошел на палубу лучшего корабля, не понимая, почему воины так смело и с нескрываемой насмешкой разглядывают его, переговариваясь и скаля зубы. Он объяснил это ошибками самого Митридата, который слишком прост в обращении с воинами и не приучил их к молчаливому, безропотному послушанию, почтительности к старшим.
– Не удивляйся, почтенный Тирибаз, – говорили ему друзья, – ведь это, собственно, не войско, а сброд разбойников и беглых рабов! Но они способны к рукопашному бою, прикажи им штурмовать Фанагорию, и ты убедишься в этом! Жажда добычи толкает их навстречу опасности! А пока – вели отчаливать, махни платком!
Рука с тонкими пальцами и крашеными ногтями взмахнула белоснежным платком. Корабли зашевелились, весла блеснули на солнце, вода зашумела. Флотилия стала отдаляться от берега, вышла из гавани на простор пролива.
