Огни на Эльбе - Георг Мириам

– Я не просто так столько лет твержу тебе об этом, Лили! – он вскочил и в возбуждении заметался по комнате. – Если репутации фирмы будет нанесен урон, то пострадаем мы все! У нас ничего нет, кроме судоходной компании! Ничего, понимаешь? Ни титула, ни громкого имени, ни богатых родственников, которые могли бы поддержать нас в трудную минуту. Для чего я, по-твоему, всю жизнь работаю с утра до вечера, как работали до меня твой дед и прадед, чтобы ты выставляла нашу семью на посмешище?

Он широким жестом обвел комнату и перешел на крик:

– Тебе не нравится дом, в котором ты живешь? Твоя комната, твои платья? Эта отвратительная новая шляпа? Как ты думаешь, откуда все это берется? С доходов компании! А что, по-твоему, держит компанию на плаву?

Он не стал дожидаться ответа, а Лили, в свою очередь, и не думала прерывать его. Она молчала, опустив глаза.

– Наше доброе имя! Незапятнанное имя. Имя, которого не коснулись скандалы, – прогремел отец. – Таким оно, черт возьми, должно и впредь оставаться! Думаешь, почему мы вынуждены так носиться с твоим младшим братом?

Теперь он говорил более спокойно, но в голосе слышалась глубокая горечь.

– Потому что общество не прощает оплошностей. Потому что есть поступки, которых не следует совершать. Ты уже должна была это понять. А если что-то недопустимое все же происходит, то оно должно оставаться внутри семьи. Ничего не должно просочиться наружу.

Лили вздрогнула, когда отец заговорил о Михеле. У нее застучало в ушах. Девушка вовсе не хотела его сюда впутывать.

– Сейчас речь не о Михеле, – вмешалась Зильта, и Лили заметила, как при звуке ее спокойного голоса плечи отца немного расслабились.

– Верно. – Он откашлялся и, тяжело дыша, опустился на стул. – В общем, мы с матерью не потерпим такого поведения. С сегодняшнего дня ты под домашним арестом. Это значит – никаких балов и приемов, никаких выездов с Генри и никаких прогулок с Михелем. А если летом ты еще хоть в чем-нибудь провинишься… – он подался вперед и посмотрел ей прямо в глаза, – …достаточно будет любого пустяка, имей в виду. Так вот, в этом случае ты можешь забыть о своих курсах.

– Что? – Лили ахнула. – Ты не можешь так со мной поступить!

Отец лишь махнул рукой.

– Ты знаешь, что я всегда был не в восторге от этой затеи с университетом. Я согласился только потому, что твоя мать ее защищала. Зачем тебе образование, если ты все равно не сможешь работать, когда выйдешь замуж? В учителя идут незамужние женщины, лишенные поддержки семьи и каких-либо перспектив. У тебя и твоих подруг все это есть, и, поступая в университет, вы просто отнимаете эту возможность у тех, кому она действительно нужна. Я знаю, что учение нынче в моде. Но факт остается фактом – вы ходите туда лишь для того, чтобы скоротать время. Пойми, если после всего, что сегодня произошло, Генри разорвет помолвку, – в чем, видит Бог, его нельзя будет винить! – ты останешься с нами. И если в один прекрасный день я внезапно умру – потому что ваше поведение кого угодно сведет в могилу! – о тебе позаботится Франц. Педагогические курсы – это каприз, который я позволяю тебе лишь потому, что ты моя дочь и я хочу, чтобы ты была счастлива. Но если ты снова меня разочаруешь, с учебой будет покончено раз и навсегда. Ты меня поняла?

Лили кивнула. Она почувствовала, что от обиды у нее начинает дрожать нижняя губа, и стиснула руки так, что ногти впились в ладони. Не хватало еще расплакаться здесь!

– Я сожалею о том, что сегодня произошло. Я не хотела навредить семье и сама не понимаю, как так вышло! – пристыженно выпалила девушка, и непрошеная слеза скатилась по ее щеке.

Отец кивнул, несколько смягчившись.

– Хорошо, я рад, что ты сознаешь свою вину. Ты свободна. Марш в свою комнату!

Лили поспешила покинуть кабинет. В коридоре она неожиданно столкнулась с Каем, лакеем Франца, который стоял у двери, прислонившись к стене, и явно не ожидал, что она так стремительно оттуда выскочит.

– Фройляйн Лили… Пожалуйста, не сердитесь, – пролепетал он, но девушка лишь окинула его гневным взглядом и так быстро, как только могла, помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Но не успела она захлопнуть за собой дверь, как позади раздался хриплый голос:

– Илли, ты там?

Вскрикнув, она обернулась и встретила вопросительный взгляд Михеля. Его миндалевидные глаза за толстыми стеклами очков так и горели любопытством.

– Михель, ты меня напугал! Я хотела почитать немного в тишине. Что ты здесь делаешь, ты разве не должен быть на занятиях?

Брат хмуро кивнул и вдруг выпалил:

– Беги!

А затем, радуясь своей проделке, засмеялся и хлопнул себя по ляжкам. Лили тоже не смогла удержаться от смеха и почувствовала себя немного лучше.

– Ты опять? Фройляйн Зёдерлунд скоро поседеет от таких проделок!

От этого замечания Михель развеселился еще больше – он хохотал так, что начал задыхаться и рухнул на стул.

– Успокойся, тебе вредно так возбуждаться! – Лили опустилась рядом с ним на колени и, вытащив платок, который брат повсюду носил с собой в кармане курточки, вытерла ему подбородок, по которому стекала тоненькая струйка слюны.

Часто, сам того не замечая, Михель держал рот слегка приоткрытым. Его легкие не работали должным образом: на вдохе он хрипел, а от смеха порой и вовсе начинал задыхаться. С годами симптомы только усугубились. Хотя болезнь еще толком не изучили, Лили знала, что лекарства от нее нет. Мать следила за тем, чтобы Михель вел себя как можно тише. Но ему было всего шесть лет, и это вредило его развитию. К тому же нельзя просто взять и запретить ребенку играть. Особенно такому сорванцу, как Михель.

– Идем, ты можешь спрятаться в моей комнате, – прошептала она, и лицо мальчика просветлело. Лили поцеловала его в лоб и потянула за собой.

Йо ехал на велосипеде вверх по Бельвю и, высматривая взглядом виллу Карстенов, невольно думал о девушке в белом платье. Неужели она действительно приехала в порт на этом самом велосипеде? Через весь город, во всех своих оборках и ленточках? За такой поступок ею можно было только восхищаться. Даже сейчас он немного вспотел, а уж если вспомнить дневную жару… Прежде он никогда не видел дам на велосипеде, и в этом зрелище была своя прелесть. У Чарли глаза бы на лоб полезли, подумал он, предвкушая, как вечером расскажет обо всем лучшему другу за кружкой пива. Когда она вдруг выехала из-за угла, Йо сразу понял, что такое появление изначально не входило в ее намерения. А еще он понял, что по дороге она упала (возможно, не один раз). На лице девушки читалось такое изумление, когда она вдруг увидела толпу… Ничего смешнее и придумать было нельзя. Он почти слышал, как испуганно стучит ее сердце. На секунду он даже подумал, что сейчас она повернет и умчится прочь.

Йо издалека наблюдал за церемонией и слышал речь Лили. Суета вокруг корабля казалось ему смехотворной, вдобавок он не знал, кто такой Шекспир, но этот тип явно не стеснялся в выражениях, и это ему понравилось. Как и то, что девушка явно развеселилась, когда ей удалось смутить всех этих чопорных господ. Она не была хорошенькой, как другие барышни, но ее прямота сообщала ей неуловимую притягательность. И разумеется, он не просто так взялся привезти ей велосипед. Приказ идиота фон Каппельна был здесь ни при чем. Он хотел поговорить с Альфредом Карстеном о несчастном случае.

Йо хорошо знал пострадавшего рабочего. Пауль Гердер был хорошим человеком, преданным и трудолюбивым. За все эти годы не нашлось ничего, в чем его можно было бы упрекнуть. А теперь он больше не в состоянии работать. У мужчины было трое детей и, как слышал Йо, его жена нуждалась в уходе после тяжелой болезни. Даже если Карстен готов был взять на себя медицинские расходы – ампутацию ноги ниже колена, как сообщили Йо в больнице Святого Георга, – кто позаботится обо всем остальном? Кто все эти годы будет кормить его детей?

Йо подозревал, что его затея безнадежна, но все же решил попробовать обратиться к Карстену, воззвать к его лучшим чувствам. Служащим до сих пор не выплачивалась компенсация за травмы, полученные на работе, – несмотря на все усилия профсоюзов и забастовки. Но здесь была иная ситуация: человек хотел оказать услугу дочери Карстена и остался калекой на всю жизнь. Даже если Пауль переживет ампутацию, его семья окажется на улице. Йо показалось, что девушка сознавала свою вину. Возможно, ей удастся повлиять на отца. Нужно хотя бы попробовать. Кроме него, за Пауля некому вступиться.