Смотрите, как мы танцуем - Слимани Лейла
– Ну-ну, такую гриву – как ее расчесать-то? Это не так просто, – пробурчала мастерица. Потом крикнула: – Мари-Жозе, дай мне большую редкую расческу!
Она спрятала нос в сгибе локтя, а другую руку погрузила в большую красную банку. Она намазала этим кремом голову и корни волос Аиши. Через несколько минут кожа начала страшно чесаться, и Аише пришлось подсунуть руки под себя, чтобы не запустить пальцы в волосы и не расчесать голову в кровь. По щекам у нее текли слезы, она озиралась с отчаянным видом, и хозяйка, увидев ее, воскликнула:
– А ты как думала? Ради красоты стоит потерпеть!
Во время полета Аиша не касалась головой спинки кресла. Все три часа в самолете она сидела, опустив глаза и наклонившись вперед, чтобы не испортить прическу. Она с трудом сдерживалась, чтобы не потрогать волосы, не накрутить прядь на указательный палец, как часто делала, когда занималась или мечтала. Она ощущала на шее, на щеках мягкое касание длинных прямых волос. И не могла опомниться от изумления.
Аиша приземлилась в Рабате вскоре после полудня. Медленно спустилась по ступенькам, ведущим к зданию аэропорта. От яркого света у нее закружилась голова. Она подняла глаза и заметила на крыше, за красными буквами аэропорт рабат, крошечные фигурки: они мельтешили, размахивали руками, старались рассмотреть прибывших пассажиров. В зале прилета царила страшная суматоха. Служащие метались туда-сюда, выкрикивая какие-то указания, которых никто не выполнял. Носильщики прикатывали тележки с багажом и раздавали его пассажирам, полицейские проверяли паспорта, таможенники открывали чемоданы и, ничуть не смущаясь, перетряхивали журналы и вываливали прямо на пол женские трусики и бюстгальтеры. Аиша смотрела сквозь стекло, отделявшее путешественников от ожидавших их родных. Среди малышей с плюшевыми медведями, густо накрашенных женщин и водителей в джеллабах она заметила отца. На нем были солнцезащитные очки с такими темными стеклами, что они полностью скрывали глаза. Ее удивила его элегантность: он был в светло-коричневом свитере с высоким горлом и кожаной куртке, судя по всему, совсем новой. Его волосы поседели, он отпустил усы. Заложив руки за спину, он усердно разглядывал плитки на полу: ему явно не нравилось находиться в этой суетливой толпе. У него был отсутствующий, потерянный вид, так хорошо ей знакомый. Это действительно был он, ее отец, молчаливый хищник, способный на самую дикую ласку и самый несправедливый гнев. В волнении она сделала несколько шагов в сторону от очереди, чтобы не смешиваться с другими пассажирами, за которыми стояла. Амин снял темные очки и несколько секунд смотрел на нее. Приподнял брови, пройдясь взглядом по коротенькой юбке и коричневым кожаным сапогам до колена. На ней была оранжевая виниловая куртка и большие дымчатые очки, как у певиц на фотографиях из глянцевых журналов. Она решила, что он узнал, увидел ее, свою дочь, и поэтому очнулся. Подумала, что в порыве любви к ней, не в силах унять волнение, он растолкал людей, раздвинул толпу и подошел вплотную к стеклу. Он сдержанно помахал правой рукой, подняв ее к плечу, и улыбнулся. Она остановила взгляд на его белых зубах и все поняла. Он смотрел не на нее. И не ей послал неотразимую улыбку. Он улыбался другой женщине, незнакомке, которую находил красивой и желанной, которая хоть немного скрасила ему скучную повинность – встречать дочь. Наверное, он ждал, что к нему выйдет робкий невзрачный подросток, каким Аиша была прежде. И что эти длинные и стройные, обнаженные ноги никак не могут быть ногами его дочки. Аиша положила ладонь на макушку, погладила волосы. Вот почему он ее не узнал. Во всем виноваты прямые блестящие волосы до пояса. Эти проклятые волосы, как у Франсуаз Арди.
Аиша вышла из очереди. Приблизилась к стеклу и сняла очки. Амин по-прежнему смотрел на нее и на секунду подумал, что девушка, вероятно, хочет познакомиться, назначить свидание, дать номер телефона. Но внезапно его лицо изменилось. Улыбка потухла, взгляд помрачнел, губы задрожали. Такое выражение у него всегда появлялось перед приступом гнева, когда он выплескивал свою ярость и кричал. Он досадливо взмахнул рукой, словно говоря: «Вернись в очередь, дура». И постучал по циферблату часов: «Сколько можно ждать?» Аиша не нашла свое место в очереди, и ей пришлось снова встать в самый конец. Она взмокла в виниловой куртке, противно шуршавшей при каждом ее движении. Когда она снова посмотрела через стеклянную перегородку, отец уже исчез.
Аише пришлось ждать около часа, прежде чем она протянула паспорт полицейскому, пожелавшему ей приятного возвращения на родину. Она не смогла удержаться и оглянулась, не понимая, надеется ли обнаружить отца на прежнем месте или, наоборот, хочет, чтобы он испарился, и можно было бы сделать вид, будто ничего не произошло, и начать все с чистого листа. Она вышла из здания аэропорта. Носильщик вырвал у нее из рук чемодан, а она не посмела возразить. Когда появился отец, она вздрогнула. Она как ни в чем не бывало весело рассмеялась и бросилась ему на шею. Крепко обхватила руками, прижалась к нему, что означало: «Я тебя прощаю». Ей было стыдно, что она унизила его. Ей хотелось и дальше висеть у него на шее, давая понять, что она все та же маленькая девочка, но Амин освободился от ее рук и заплатил носильщику. По парковке слонялась группа мальчишек, приставая к туристам и предлагая донести их чемоданы, вызвать такси и даже помочь с гостиницей. Вскоре эти сорванцы в рваных одежках добрались и до Аиши, окружили ее и, грубо хохоча, стали отпускать сальные шуточки. Ей не нужно было видеть лицо отца, чтобы понять, что он взбешен.
Амин сел за руль и взял в рот сигарету. Наклоняясь к прикуривателю, бросил быстрый взгляд на ноги дочери:
– Что за нелепый наряд? Здесь тебе не Франция.
Аиша натянула юбку пониже, потом накрыла курткой голые коленки. За все время, пока они ехали на ферму, они обменялись всего двумя-тремя банальными фразами. Он спросил, все ли у нее в порядке с учебой. Она поинтересовалась, как идут дела на предприятии. Вспомнила, что здесь принято говорить о дожде, и осведомилась, шли ли дожди и довольны ли крестьяне. После этого разговор иссяк, и они замолчали. Время от времени Амин высовывал руку в окно и раздраженно махал другим водителям. На повороте он едва не опрокинул внезапно выехавшую с поля тележку, которую тащили осел и подросток. Амин резко затормозил и обругал мальчика. Назвал его невежей, скотиной, червяком.
– Все они одинаковы, будущие убийцы, – проворчал он и поднял стекло.
Аиша не отрываясь вглядывалась в пейзаж и, к своему удивлению, неожиданно почувствовала себя совершенно счастливой. Она подумала, что вернулась домой, что есть нечто приятное, нечто умиротворяющее в том, чтобы оказаться в окружении себе подобных. Она погрузилась в созерцание виноградников, рядов оливковых деревьев, росших посреди каменистой пустоши, на желтой сухой земле. У подножия холма Аиша заметила кладбище с побеленными известкой могильными камнями, между которыми росли бледно-зеленые кактусы-опунции, усеянные лопнувшими от жары плодами с блестящей желтой сердцевиной. Почти серая трава блестела на солнце, словно мех неведомого зверя. В отдалении вырисовывались очертания скромных домов; перед ними бегали куры и тощий пес. Аиша точно знала, как пахнут изнутри эти домишки, она часто бывала в них в детстве. Они пахли плесневелой землей и хлебной печью. О запахе она подумала и тогда, когда увидела впереди машину, куда набилась семья из восьми человек, устроившихся на коленях друг у друга. Маленький мальчик, стоявший на коленях матери, помахал Аише через заднее стекло. Она помахала ему в ответ.
Но чувство радости переполняло ее недолго. Когда они въехали в ворота фермы, ее охватило беспокойство. За четыре года многое изменилось. Ее удивило, как здесь стало шумно. Она различила рычание комбайна, стрекотание автоматических оросительных установок. Потом увидела у самого дома просторный бассейн с бортиком из рыжего кирпича, блестевшего на полуденном солнце. Аиша знала, что хозяйство стало приносить прибыль, что родители разбогатели. Тем не менее, когда она зашла в дом, ее удивила простоватая, скучная обстановка: вязанные крючком скатерти, вазы из поддельного хрусталя, синие велюровые диваны с горами подушек, так туго набитых мхом, что казалось, они вот-вот лопнут. Она двинулась вперед по коридору. На круглом одноногом столике стояли знакомые с детства вещицы: медный подсвечник, фарфоровая шкатулка, где Матильда хранила ключи, маленькая стеклянная вазочка, в которой увядала красная роза. Ей хотелось погладить эти вещи, хоть минутку подержать их в руках и поблагодарить за то, что они все еще здесь. Но до нее уже донесся резкий, нервный голос матери, дававшей распоряжения Тамо. Аиша прошла мимо гостиной, полюбовалась серией развешанных по стенам натюрмортов. Над камином висел огромный портрет Амина в костюме спаги. Лицо отца вышло не очень похожим, художник сгустил смуглый цвет лица и черноту глаз, неудачно подражая изображениям воинов кисти Эжена Делакруа. Но Аиша сразу поняла, что это отец: еще в детстве она видела фотографию, где Амин сидел верхом на белом боевом скакуне, накинув на голову капюшон бурнуса, и хорошо ее запомнила.
