Кэтлин Гир - Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
— Очень хорошо, — ответил Йосеф.
Миновав скалы, они свернули в лес и еще часа два ехали по неосвещенной, петляющей между деревьями тропе. К этому времени дождь усилился настолько, что мир вокруг них превратился в черную мешковину. Лошади начали поскальзываться на грязи и шли медленнее. Йосеф уже давно натянул плащ на голову, но это не могло спасти его от ливня. Вода стекала по лицу, он едва видел вокруг себя, особенно после прорезавших мрак вспышек молний.
Где-то в шестом часу ночи, когда они уже приблизились к вершине горы, до их слуха донесся странный звук, похожий на отдаленный гром, но чем-то отличающийся от настоящего. Йосеф выпрямился в седле и прислушался, пытаясь различить его сквозь шум ветра и потоков воды, стекающих по ветвям сосен.
— Что такое? — тихо спросил Тит. — Почему ты остановился, хозяин?
— Слышишь?
Несколько мгновений все молчали.
— Я слышу только грозу и дождь, — сказал Матья.
Тит продолжал молчать. Йосеф моргнул, сгоняя воду с глаз, и посмотрел в темноту слева от себя, где, как он знал, сидел в седле Тит. Он увидел едва различимый силуэт человека, более темное пятно на фоне окружающей черноты.
— Тит? — тихо позвал он.
Чернильную черноту неба прорезала молния, и он увидел своего слугу в ореоле струй дождя.
— Это не только гроза, — прошептал Тит. — Это…
Он не закончил фразу, наклонив голову, чтобы снова прислушаться.
— Стук копыт лошадей, приближающихся к нам, — дрожащим голосом закончил Йосеф.
— Боже правый! — воскликнул Омывающийся на рассвете. — Кто-то нас предал! Они нас догнали!
— Давай поводья! — приказал ему Йосеф.
Подскакав к вьючной лошади, он вырвал поводья из рук Матьи.
— Быстро! — крикнул он. — Прячьтесь, оба! Я постараюсь уйти к…
Прежде чем он успел закончить, из леса выскочили первые всадники, накатившиеся на них, как пенная волна. Йосеф увидел блеск доспехов и серебряные вспышки на остриях обнаженных мечей.
— Взять вьючную лошадь! Всадников убить! — крикнул на греческом центурион.
Ночь и дождь прорезала серебристая вспышка, и Йосефа выбило из седла. Он сильно ударился о землю. Стрела вонзилась ему в плечо, пригвоздив плащ к телу.
— Тит! — в отчаянии крикнул он. — Скачи и уводи лошадь!
Он бросил поводья вьючной лошади. Тит пнул своего коня пятками, и она рванулась вперед, разрезая копытами грязь рядом с Йосефом. Схватив поводья вьючной лошади, Тит поскакал в темноту.
Йосеф встал на ноги и осторожно пошел вниз по лесистому склону. Следом за ним двинулся и Омывающийся на рассвете. Римляне на мгновение замешкались. Они начали перекрикиваться, спрашивая друг друга, не видел ли кто, куда поскакала вьючная лошадь и где «жрецы». Затем большая часть всадников поскакали вслед за Титом.
Шатаясь и поскальзываясь, Йосеф двигался по покрытому грязью склону горы, стараясь выбрать такую дорогу, по которой не смогут ехать всадники. Позади себя он слышал задыхающиеся рыдания Матьи.
Выкрики римлян эхом отдавались на вершине горы, но из-за грозы он не мог разобрать ни слова.
Наконец он настолько ослабел от потери крови, что понял: идти больше не сможет. Увидев груду бурелома высотой в человеческий рост, тянувшуюся вдоль почти отвесного утеса, он кое-как добрался туда и свалился без сил.
Вскоре там оказался и Матья, проползший под буреломом на животе.
Небо пронзила паутина молний, и с треском ударил гром. В свете молнии Йосеф увидел на склоне солдат, пытающихся успокоить своих перепуганных лошадей.
— Это безумие! — задыхаясь, проговорил Матья. — Неужели ничего нельзя сделать? Будем просто смотреть?
Йосеф бросил взгляд на сидящих в седлах римлян. Их лошади с трудом удерживали равновесие на раскисшем от дождей склоне горы, передвигаясь по нему неторопливой рысью. Центурион орал на всех подряд, требуя найти хоть какие-то следы Йосефа, но в такой темноте и под дождем это было практически невозможно.
Йосеф привалился к поваленному дереву. Плечо будто жгло огнем.
— Мы не свидетели, — измученным голосом произнес он. — Иешуа говорил, что свидетельствовать могут лишь трое — дух, вода и кровь.[23]
Матья снова заплакал.
Сильнейший порыв ветра прокатился по склону горы, и их осыпало опавшими листьями.
— Прекрати рыдать, лучше помоги мне вытащить эту стрелу, — стиснув зубы, сказал Йосеф. — Нам надо выбраться отсюда задолго до окончания грозы.
Глава 5
Кир зажег единственный масляный светильник в крипте. Он освещал помещение слабым неровным светом, в котором были видны стоящие у стены в пять ярусов гробы и стопки старинных рукописей, свитков и папирусов, рассыпанные по столам. Из сотен дыр в стене торчали другие свитки. Крипта шириной в десять саженей напоминала гигантский улей.
Заратан осмотрелся. Полукруглый потолок поднимался над полом на высоту в четыре его роста. В нем был люк, ведущий в молельню. К нему шли массивные ступени, вырубленные в скальном основании.
— Должно быть, сначала это была просто пещера, из которой потом сделали крипту, — прошептал Заратан, и все же его голос отдался эхом в полумраке. — Интересно, авва Пахомий решил построить базилику именно здесь из-за этой пещеры?
— Возможно, — ответил Кир, макнув калам в чернила и написав строку на лежащем перед ним пергаменте. — Многие из этих захоронений выглядят так, будто им не одно столетие.
Заратан сморщил нос. Затхлый запах разложения и древних манускриптов наполнял воздух. Он прикрыл нос рукавом белого одеяния, чтобы хоть как-то приглушить этот смрад.
— И почему никто не говорил, что это самый настоящий склеп, а не крипта? — жалобно вопросил он.
— Здесь бывали совсем немногие, и они никогда не рассказывали об этом, — ответил Кир, склонившись над свитком с запрещенным текстом. — Можешь считать, что тебе повезло. Уронив горшок, ты вошел в число избранных.
Снова окунув калам в чернильницу, Кир аккуратно написал следующую строку, тихо повторяя вслух греческие слова.
— Хочешь знать, Заратан, о чем здесь написано?
— Конечно нет! Если меня станут допрашивать, я смогу честно сказать, что никогда не читал запретных книг.
Кир едва улыбнулся.
— А тебе и не надо читать. Тут говорится о смерти Господа нашего. Ты уверен, что не хочешь даже послушать?
— А это отличается от утвержденных Евангелий? — подумав, спросил Заратан.
— До некоторой степени. Хочешь, по крайней мере, узнать имя центуриона, стоявшего на страже у гробницы Господа нашего после Его распятия?
— Имя настоящего центуриона? — с расширившимися глазами прошептал Заратан.
— Петроний, — тихо сказал Кир.
«Петроний», — одними губами произнес Заратан запретное имя.
— Кир, ты уверен, что они не приговорят меня к смерти за то, что я узнал это?
— Думаю, не станут, хотя им и захочется это сделать. В приказе четко сказано о чтении и переписывании запретных книг. Но не о слушании запретных учений. Вероятно, они прекрасно понимают, насколько сложно это доказать.
— А что еще там сказано? — судорожно сглотнув, спросил Заратан.
— Старейшины пошли к Пилату и попросили, чтобы гробницу в течение трех дней охраняли солдаты, а не то апостолы похитят тело. Они боялись: если тело исчезнет, люди поверят в то, что Господь наш воскрес из мертвых. А это подтвердит, что Он был мессией, — ответил Кир.
— Но мы почти все это уже знаем. А что еще?
Кир продолжил читать документ, хмурясь.
— С небес спустились два мужа в сияющих одеждах, и камень откатился сам собой. Они вошли внутрь. Наружу вышли трое, следом за ними появился крест.
— Крест? — недоверчиво переспросил Заратан. — Зачем он оказался в гробнице?
— Крест оказался не мертвым, а живым. Голос Божий обратился к нему с небес, спрашивая: «Проповедовал ли ты усопшим?» «Да», — ответствовал ему крест.
— Я не понимаю, — моргнув, сказал Заратан. — Что это означает?
Кир пожал плечами. Он не мог оторваться от листа с текстом.
— Я не знаю, но написано, что Пилат приказал Петронию никому об увиденном не рассказывать.
— Неудивительно. Если бы Петроний раскрыл людям истину, последователи Господа разорвали бы на куски и римлян, и первосвященников. Но…
Он откинул голову назад, глядя на ряды усыпальниц и раздумывая.
— Я так и не понял, как крест попал в гробницу.
— Воспринимай это как поэтическую метафору, брат.
— Поэтическую метафору?
Где-то снаружи зазвонил колокол, созывая монахов с полей на ужин. Заратан привстал. У него уже с час урчало в животе.
— Ты куда? — спросил Кир.
— Ты слышал колокол? Нам пора к нашим братьям, ужинать вместе с ними.
Кир откинулся на скамью, улыбнувшись.
— Ты и я, брат, постимся три дня. Мы не можем к ним присоединиться.
