Трейси Шевалье - Последний побег
Фасоны и украшения, которые она предлагала, были весьма необычны, но большинство покупательниц соглашались с ее предложениями, сберегая весь спорщический пыл на обсуждение цены. Хонор заметила, что вкус ни разу не подводил Белл, и даже если она предлагала фасон и цвет, совершенно отличные от того, что обычно носила заказчица, этот цвет и фасон подходили ей как нельзя лучше.
— Шляпы надо менять, иначе они обезличивают, — заявила она женщине, которую только что уговорила купить зеленую шляпу, украшенную колосьями, сплетенными из соломки. — Настоящая женщина должна удивлять. Являть себе с неожиданной стороны. Женщина, постоянно носящая синий капор с кружевами, сама начинает выглядеть, как этот капор, даже когда не надевает его. А яркий цветок, красная лента или загнутые поля сразу выделяют лицо.
Белл многозначительно покосилась на простой чепчик Хонор, и та невольно пригнулась.
— Но ты сама каждый день ходишь в одном и том же чепце, — заметила покупательница.
Белл провела рукой по своему чепцу, почти такому же скромному, как у Хонор, но с оборкой по краю и веревочкой сзади, которую можно было подтягивать, и тогда ткань на затылке собиралась в складки.
— Шляпнице у себя в магазине не следует ходить в модных шляпках, — объяснила она. — Чтобы не затмевать покупательниц. Здесь вы должны выглядеть потрясающе, а не я. Я надеваю свои шляпы на выход.
Несмотря на перепалки о ценах, фривольные украшения на грани приличия и возникавшее временами малоприятное ощущение, что она исполняет роль бесплатного развлечения для жительниц Веллингтона, Хонор нравилось работать на Белл. Над чем бы ни трудилась, по крайней мере, она занималась делом, и у нее не было времени предаваться печали о прошлом и страху перед неопределенным будущим.
Сидя у открытого окна, Хонор дважды видела, как мимо проезжал Донован на своем гнедом коне. Во второй раз он остановился у гостиничного бара, расположенного через площадь напротив шляпного магазина, спешился, поднялся на крыльцо и встал, опираясь на перила и глядя на магазин — а Хонор казалось, будто прямо на нее. Она отодвинулась от окна, но все равно чувствовала на себе взгляд Донована. Ей пришлось перебраться на заднее крыльцо, чтобы спастись от его пристального внимания.
Белл выдала Хонор еще одну партию капоров, но, прежде чем приступить к работе, она пару минут посидела, прислушиваясь. Из поленницы под навесом не доносилось ни звука, но Хонор чувствовала, что там кто-то есть. Теперь, когда она знала, кто это — и даже знала, как его зовут, — ей было уже не так страшно. В конце концов, это ему надо было бояться ее.
Белл рассказывала о беглых рабах, словно это вполне заурядное дело, но для Хонор подобное положение вещей казалось новым и возмутительным. Бридпортские Друзья осуждали американское рабство и клеймили его позором, но это были всего лишь негодующие слова; никто из них в жизни не видел живого раба. Мысль, что один из рабов сейчас прячется буквально в пятнадцати шагах от нее, ошеломляла Хонор.
Она взяла серый капор с бледно-желтой подкладкой, настолько скромный, что он почти подходил и для женщин-квакеров. Хонор надо было пришить к нему ленты горчичного цвета и желтый шнур для завязок, собирающих в складки ткань на затылке. Сначала подобное сочетание цветов показалось Хонор неудачным, однако к концу работы над капором она согласилась, что бледно-желтый цвет хорошо оттеняет серый, не создавая при этом яркого контраста, и капор не смотрится аляповатым. Хотя горчичную ленту она заменила бы на что-то более спокойное и не бросающееся в глаза. У Белл был весьма своеобразный вкус, но она применяла его умело, и результаты получились впечатляющими.
Когда в магазине случилось временное затишье, Белл принесла Хонор воды в жестяной кружке. Пока та пила, Белл приблизилась к краю крыльца и встала там, глядя во двор.
— Там змея, у поленницы, — сказала она. — На солнышке греется. Медноголовый щитомордник. В Англии есть щитомордники? Нет? Близко к ним не подходи… они ядовитые. Если укусит — верная смерть.
Белл ушла в дом и вернулась с дробовиком. Без предупреждения вскинула дробовик на плечо и выстрелила в змею. Хонор вздрогнула и крепко зажмурилась, уронив кружку. Когда она наконец решилась открыть глаза, то увидела обезглавленное тело змеи, лежащее в траве буквально в двух шагах от поленницы.
— Вот так-то лучше, — произнесла Белл. — Хотя, возможно, у них там гнездо. Попрошу кого-нибудь из мальчишек, чтобы пришли и перебили их всех. Мне в дровах змеи без надобности.
Хонор подумала о человеке, который прятался за поленницей. Уже почти трое суток. На жаре, в тесноте и темноте. Интересно, как получилось, что Белл стала прятать беглых рабов? Когда в ушах отзвенело, она спросила:
— Ты говорила, что Кентукки — рабовладельческий штат. У твоей семьи были рабы?
Белл внимательно посмотрела на нее, по-прежнему сжимая в руках дробовик. Хонор снова заметила, что платье висит на Белл, словно на вешалке, и ей только сейчас пришло в голову, что, наверное, Белл страдает каким-то серьезным недугом, и поэтому она такая худая и бледная.
— Мы были слишком бедны, чтобы иметь рабов. Вот Донован и занимается тем, чем занимается. Белые бедняки ненавидят негров сильнее, чем остальные.
— Почему?
— Считают, что чернокожие отнимают у них работу. Да и цена труда падает ниже некуда. Видишь ли, негров ценят значительно выше. Плантаторы платят тысячу долларов за одного чернокожего раба, а белый бедняк — он вообще ничего не стоит.
— Но ты же их не ненавидишь.
Белл улыбнулась уголками губ:
— Да, милая. Я их не ненавижу.
Над дверью магазина звякнул колокольчик. Белл поспешила в дом, но, уже уходя, проговорила:
— Донован, кстати, уехал. Сегодня суббота, а по субботам он всегда напивается в салуне у Психа, что в Оберлине. Эту традицию он блюдет свято. Обычно он ближе к вечеру едет, но сегодня, как я понимаю, решил пораньше начать. Можешь больше не прятаться от него. Если хочешь, иди в магазин.
* * *Магазин дамских шляп Белл Миллз,
Мейн-стрит,
Веллингтон, штат Огайо,
1 июня 1850 года
Милая Бидди!
С глубоким прискорбием сообщаю, что Господь призвал к себе Грейс. Она покинула нас шесть дней назад, став жертвой желтой лихорадки. Я не буду вдаваться в подробности — все они есть в письме, которое я отправляла родителям, и ты можешь прочитать его. Жаль, что тебя нет рядом. Как было бы славно, если ты бы сидела сейчас со мной, держа меня за руку и утешая.
Думаю, ты удивишься, узнав, где я нахожусь. Сижу на заднем крыльце магазина дамских шляп Белл Миллз, в Веллингтоне, штат Огайо. Крыльцо выходит на запад, и я наблюдаю, как солнце клонится к закату над участком земли, где блестят металлические пути строящейся железной дороги. Ее протянут на юг до Колумбуса и на север до Кливленда. Жители Веллингтона охвачены радостным предвкушением, как это было бы с нами в Англии, если бы железную дорогу провели до Бридпорта.
Белл — одна из столь многих добрых людей, встреченных мною в Америке. Незнакомых, пожалевших меня и оказавших помощь в дороге. Доброта Белл поистине безгранична. От ее магазина до дома Адама Кокса всего семь миль, однако она не отправила меня туда сразу, как я у нее появилась. Поняла, что мне нужно время, чтобы прийти в себя после смерти сестры, и разрешила остаться на несколько дней в ее доме. В благодарность за гостеприимство я помогаю ей с шитьем, что мне только в радость, поскольку это занятие мне знакомо и позволяет к тому же чувствовать себя нужной, потому что я делаю что-то полезное, а не ем свой хлеб даром, полагаясь на доброту незнакомцев.
Я до сих пор пребываю в ошеломлении, ведь не прошло и недели с тех пор, как Грейс покинула этот мир. Пространство и время сыграли со мной странную шутку: путешествие морем, как мне представляется, длилось долгие годы, хотя заняло всего месяц, и мне уже кажется, будто Гудзон, где похоронена Грейс, остался так далеко позади, хотя я живу в Веллингтоне лишь три дня. Для человека, чья жизнь была упорядоченной и тихой при полном отсутствии каких бы то ни было неожиданностей, мне пришлось пережить слишком много всего за такое короткое время. Подозреваю, Америка продолжит удивлять меня и дальше.
Здешние люди приводят меня в замешательство, поскольку совершенно другие. Не такие, как в Англии. Они очень шумные. И говорят все, что думают, к чему я не привыкла. Они знают о квакерах, однако меня тут считают странной. Покупательницы в магазине у Белл прямо так и говорят, причем настолько бесцеремонно, что это задевает. Ты знаешь, я всегда была тихой; а здесь, в окружении американцев, стала настоящей тихоней.
