Робин Янг - Тайное братство
Уилл молчал.
— Давай же, Кемпбелл. Ты говоришь, де Лион худшим сегодня не был. Назови того, кто был. — Жак схватил Уилла за руку и вытащил из строя. Поставил рядом с собой. — Говори!
Уилл стрельнул глазами в сторону Брокарта и Джея.
— Так кто? — с напором спросил Жак.
Уилл долго молчал. Наконец отрицательно покачал головой:
— Не знаю, сэр.
— Не знаешь? — Голос Жака хлестнул как кнут. — Говори!
— Я не знаю, кто был сегодня худшим, сэр.
— Конечно. — Жак сухо улыбнулся. Повернулся к строю и ткнул пальцем в Уилла. — Как может что-то понимать в искусстве боя этот сержант, никогда не бывавший в битвах и имеющий благородную родословную всего в одно поколение?
Джей ухмыльнулся. Гарин уткнулся взглядом в землю.
— В будущем, Кемпбелл, — произнес Жак, подходя вплотную к Уиллу, — держи свое мнение при себе. Так для тебя полезнее. — Он наклонился. — И никогда больше не подвергай сомнению мои решения. — Капелька слюны попала на щеку Уилла.
Жак выпрямился.
— Де Лион! Кемпбелл только что присудил тебе еще десять кругов.
Уилл ошеломленно посмотрел на рыцаря-наставника. Гарин тихо пробормотал слова благодарности за наказание и побежал. Лицо Уилла горело. Он посмотрел вслед Жаку, шагающему к зданиям прицептория. Руки сжались в кулаки. Очень хотелось сбить с лица Циклопа эту самодовольную улыбку. Сержанты молча собирали вещи и уходили с поля. Уилл поймал несколько сочувствующих взглядов и несколько укоряющих. Посмотрел на Гарина, как он бежит, шлепая по грязи, вокруг поля, казавшегося сейчас больше, чем обычно. Через несколько секунд Уилл побежал вслед за ним.
Жак перебирал свитки на столе. Наконец нашел донесение и снова прочел, напрягая глаз. В соларе, как всегда, царил полумрак. Стол освещали слабый свет от свечи и луны в окне. Где-то у аркады заухала сова. Буквы на пергаменте начали расплываться. Жак устало откинул голову. Приподнял кожаную повязку и медленными круговыми движениями помассировал глубокую впадину, где прежде находился глаз. Она была вся в паутине тонких шрамов. После долгого чтения глаз начинал вроде как болеть, хотя Жак потерял его шестнадцать лет назад. Рыцарь просидел в соларе весь вечер, пропустил ужин и последнюю службу. Овейн уговаривал лечь в постель, ведь завтра важная встреча, но Жак хотел подготовиться так, чтобы Генрих не мог выкрутиться. Однако усталость взяла свое. Он отложил свиток, подошел к окну, подставил лицо свежему ветерку. Лунный свет сделал кожу пепельной, а черты лица еще более заостренными. Из-под аркады вылетела сова и исчезла за крышами.
В дверь постучали.
— Входи! — крикнул Жак. Голос хриплый после долгого молчания.
В дверях возник слуга в коричневой тунике. Вид встревоженный.
— Извините, сэр, я знаю, уже поздно, но к вам гость. Он… сэр, он настаивает, что у него неотложное дело.
Жак недовольно нахмурился. Он не любил, когда прерывали его занятия. И кого это принесло в такую пору?
— Впусти.
Слуга посторонился, и в солар вошел высокий человек в потрепанном сером плаще. Сбросил глубоко надвинутый на глаза капюшон и наклонил голову.
— Хасан, — пробормотал Жак.
— Вам что-нибудь принести, сэр? — нерешительно подал голос слуга. — Угощение для вашего… — он бросил взгляд на человека в сером, — гостя?
— Нет, — ответил Жак, не отрывая взгляда от вошедшего. — Оставь нас.
Слуга с облегчением поклонился и закрыл за собой дверь. Спеша по коридору, он несколько раз быстро перекрестился.
Шотландия
19 июня 1257 года
Уилл стоит в дверях кухни, ухватившись за косяк. В очаге потрескивает пламя. На столе при пламени свечей серебрятся семь очищенных белорыбиц. Мать поджарит их для вечерней трапезы. За обеденным столом, вытянув ноги, сидит Джеймс Кемпбелл. Уилл видит лицо отца в профиль. Длинный прямой нос, энергичная челюсть. С боков волосы тронуты сединой, но борода черная как вороново крыло. Взгляд Джеймса устремлен в сторону открытой двери, откуда тянет ароматными травами. Днем видны поле и лес, простирающийся до Эдинбурга, в ясную погоду предстающего серым пятном на горизонте. Но теперь там темно. Ветер доносит слабое журчание ручья, текущего по скалистой лощине к озеру в нескольких милях отсюда.
Джеймс только что вернулся из Балантродоха, шотландского прицептория ордена, где провел неделю. Он служит там счетоводом. На спинке кресла висит его черная мантия. Женатые рыцари носили черные мантии, ибо, разделив постель с женщиной, они лишались целомудрия, то есть не были достаточно чистыми для белых мантий. Но теперь право стать рыцарями получили только сыновья тамплиеров. А рыцарство не за добродетели, а по праву рождения дало женатым мужчинам возможность носить те же одежды, что и их целомудренные братья. Уилл задержался у двери, наблюдая за отцом. Он немного волнуется, потому что отец позвал его необычно серьезным, даже торжественным тоном. Из соседней комнаты слышится смех — старшие сестры, Элис и Ида, играют с самой младшей, Мэри.
Джеймс Кемпбелл наконец видит сына и улыбается:
— Иди сюда, Уильям. Я кое-что для тебя приготовил.
Уилл садится за стол. Отец прикрывает своей большой ладонью его кисть. Длинные пальцы немного запачканы чернилами, коричневыми, потому что их делают из дубильного орешка. Отцу приходится много писать, он ведет главную счетоводную книгу прицептория. Поэтому ладони у него мягкие, не как у рыцарей, которых видел Уилл. У этих кожа на ладонях мозолистая, шершавая от постоянного общения с мечом. Но Джеймс — отличный воин, не хуже любого другого рыцаря. Уилл считал — даже лучше. К тому же отец — ученый, прочел много книг, сведущ в математике, говорит на нескольких языках. Уилл однажды слышал, как он произнес фразу на каком-то странном мелодичном наречии. Затем пояснил, что это арабский язык сарацинов.
— Помнишь, я говорил тебе о наследстве, оставленном твоим дедом после смерти?
Уилл подумал об усадьбе, где они сейчас живут. Раньше она принадлежала деду. Ангус Кемпбелл скончался богатым виноторговцем. Много лет тесно сотрудничал с тамплиерами, передал ордену своего сына. Именно богатство отца помогло Джеймсу стать рыцарем. Состояние Ангус завещал ордену, а усадьбу — сыну.
— Наш дом?
— Нет, не дом. Совсем другое.
Уилл мотает головой:
— Тогда не знаю.
Джеймс встает, направляется к очагу, где прислонена к стенке какая-то странная кочерга. Приносит, кладет на стол. Уилл разглядывает ее и видит, что это вовсе не кочерга, а меч, фальчион. Расширяющийся к концу короткий кривой клинок покрывали множество царапин. Сразу видно, оружие побывало в сражениях. Рукоять крест-накрест переплетена серебряной проволокой, для лучшего захвата, а ее головка сделана в форме диска.
Уилл смотрит затаив дыхание.
— Этот меч в нашем роду переходит по наследству. Твоему деду его передал отец, а он перед смертью — мне. Теперь меч твой, Уильям.
— Неужели настоящий?
— Конечно. Ты же не будешь весь век сражаться палкой. — Джеймс улыбается. — День, когда ты применишь его в битве, еще далеко, а может, с Божьей помощью, он не наступит никогда. Но с сего момента это твое оружие. Я разговаривал с магистром Балантродоха, он согласился принять тебя сержантом.
Уилл проводит пальцами по рукояти. Она теплая, потому что меч нагрелся у огня.
— А это обязательно?
— Что?
— Идти в Балантродох.
Джеймс внимательно смотрит на сына.
— Я учил тебя всему, что знал: грамоте, верховой езде, владению оружием. Теперь пришла пора передать моего сына более опытным наставникам. — Он улыбается. — Уильям, однажды тебя посвятят в рыцари ордена, и дай Бог быть мне в этот момент рядом.
До Уилла наконец доходит смысл сказанного. Он будет сержантом в ордене тамплиеров. Отец начал рассказывать об ордене, когда мальчик еще не научился ходить. Самое могучее сообщество на земле, кроме, конечно, самой Церкви. Ночью в постели Уилл грезил — он станет рыцарем, как отец. Таким же отважным воином, высоким духом и щедрым душой.
— А мы успеем закончить лодку? — вдруг спрашивает он.
Джеймс смеется и лохматит сыну волосы.
— В Балантродох ты отправишься не завтра, а примерно через год. Будет время закончить лодку.
— Джеймс, это меч твоего отца?
Уилл оглядывается и видит мать с горшком мятного настоя. Она высокая, в простом платье из крашеной шерсти, волосы цвета черешни. Живот выпирает из платья, там новое дитя ждет своего часа появиться на свет. Сзади прыгает Мэри, восьмилетняя сестра Уилла.
