Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля
О том, как они относились к тому, что происходило, свидетельствует то, как они расшифровывали название загонявшей их в колхозы партии. ВКП/б/ для них означало „второе крепостное право большевиков”. Крестьяне отчаянно сопротивляются. Местами дело доходит и до вооруженной борьбы. В деревню посылаются карательные отряды. В ход пущена вся машина сталинского террора, в которой занимает отведенное ему место уже выбившийся их тех, кого Сталин называл „винтиками”, в инспекторы ЦК — Михаил Суслов.
ЦК партии принял постановление, по которому „для борьбы с кулачеством” разрешалось применение „всех необходимых мер... вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их”. Тех, кого загнать в колхозы было нельзя, уничтожали.
Именно так Суслов и действует. При этом оправдание тому, что творил, он, как и тысячи других, подобно ему приводивших террор в исполнение, наверное, находил в философской сентенции, высказанной примерно в эти же годы „великим пролетарским писателем”: „Тот, кто не с нами, тот против нас и подлежит уничтожению”.
Все они, как и многие миллионы советских граждан до них и после них, были принесены в жертву идеологии, жрецом которой был бывший семинарист, недавно отпраздновавший свое пятидесятилетие, но который сам напрочь лишен был каких-либо идеалов, кроме идеала силы и власти.
Этому воцарившемуся в Кремле и ставшему неограниченным властителем российской земли человеку, „нет, не человеку, а дьяволу”, как писал в своих „Мемуарах” композитор Шостакович, „мечтавшему быть высоким и иметь сильные руки”, ничего не стоило своими коротенькими ручками застрелить и собственную жену, и подписать смертный приговор бесчисленному множеству неведомых ему людей. Он служил примером все более и более захватывавшей умы людей релятивистской морали, оправдывавшей все, считавшей все относительным и, по сути дела, отрицавшей мораль. Многим это пришлось по душе. Это снимало все ограничения. Все оправдывалось. Им становилось легко без сдерживавших принципов, принесенных в мир заветом Моисея и заповедями Христа.
Но это была обманчивая легкость. За нее расплачивались кровью.
Один из пророков новой морали утверждал, что „революционная мораль зависит от революционной стратегии и тактики”. И потому, доказывал Троцкий, убийство царских детей оправданно, потому что политически полезно и потому что исполнителями его были представители пролетариата. Но когда по приказу другого пророка новой морали его дети были убиты, он объявил, что Сталин не представляет пролетариат, и убивать его, Троцкого, детей неправильно.
Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков. Все были врагами. И к крестьянам не знали пощады, как сами они не знали ее за десятилетие до того к дворянам и помещикам. Кровавая карусель совершала очередной поворот. И хотя Сталин, стремясь переложить вину на других, в своей статье „Головокружение от успехов” и призвал к более умеренным темпам коллективизации, число потерянных в ходе ее голов от этого не уменьшилось. Вызванное кровавой каруселью головокружение не прекращалось.
Подлинным выражением того, что происходило, явился возникший в стране на следующий год после рождения Горбачева голод. Его вызвала не засуха. Причиной его было сопротивление крестьян и политика государства, выкачивавшего продукты по им самим установленным низким ценам. Как пишет в своей „Истории коммунистической партии Советского Союза” американский ученый Леонард Шапиро, „Голод был искусственным: количество зерновых резервов сократилось очень незначительно, но правительство настаивало на сохранении заготовок на том же уровне, в то время как крестьяне умирали с голоду. Количества зерна, выжатого государством из крестьян в 1932—1933 гг., было всего только на одну пятую меньше количества 1931—1932 гг. и значительно выше, чем в 1929—1930 годах”. Позднее в разговоре с Черчиллем Сталин скажет, что в результате всего этого погибло миллионов десять крестьян. Это половина того, что по советским официальным данным погибло от рук врагов-немцев в годы советско-германской войны 1941 — 1945 годов. Так что названные Сталиным цифры служат лучшим доказательством, кто был подлинным, а не выдуманным врагом народа в тридцать первом году. „Большинство убитых, — рассказывал Сталин Черчиллю, — были крайне непопулярны, их убивали собственные батраки”. Сталину и в голову не пришло осуждать такой разгул беззакония. Ведь это было то беззаконие, которое было ему выгодно. Это было беззаконием разожженной им войны всех против всех.
Коллективизация имела далеко идущие последствия не только для Советского Союза, но и для всего мира. Ничего не подозревавшее в начале тридцатых годов европейское еврейство не могло и предполагать, что она имеет самое прямое отношение к его последующей судьбе, что за тем, что делает Сталин, внимательно следит Гитлер, для которого сталинское решение крестьянского вопроса станет предварительным испытанием задуманного им „окончательного решения” еврейского вопроса. Не знали и жители далекой Камбоджи, что их стране предстоит стать Кампучией, а им самим жертвами экспериментов красных кхмеров, старательно изучивших сталинский урок коллективизации и уничтожения российского крестьянства.
В самый разгар этого кровавого перепалывания страны в Ставрополье, тогда входившем в состав Северо-Кавказского края, некий Андрей Горбачев организует один из первых в крае колхозов -„Хлебороб”. Гибнут в лагерях его родственники, не принявшие сталинского плана закрепощения крестьянства, но упрямый Андрей не отступает. Он с партией, огнем и мечом насаждавшей новый порядок. Выполнение того, что предписывала новая партийная религия, в которую он уверовал, как прежде верил в Бога, для него было важнее. Он, по-видимому, принадлежал к распространенному в этих краях типу упрямых крестьян, раз что взявших себе в голову, то уж от этого потом не отступавших, хоть кол на голове теши.
К концу марта 1931 года секретарь Северокавказского крайкома Б. Шеболдаев мог доложить Сталину, что 86,4 процента всех крестьянских хозяйств края было коллективизировано. Для осуществления плана Шеболдаев не считался ни с чем. Он требовал жестокой расправы, высылки целых деревень, „потому что все обязаны отвечать за действия своих соседей”.
Примеру секретаря крайкома обязаны были следовать все руководители, на каких бы ступеньках партийной лестницы они не стояли, если сами не хотели попасть в число отправляемых на этап, хотели выжить и преуспеть в своей партийной карьере.
Все это происходит рядом с теми местами, где разворачивалось действие романа „Поднятая целина”, авторство которого официально приписывают Шолохову. В действительности все было намного страшнее. В этих краях крестьяне оказывали особенно упорное сопротивление.
О том, каких масштабов оно достигло, можно судить по тому, что для его подавления Сталин вынужден был направить сюда возглавляемую Л. Кагановичем специальную комиссию, в которую входили А. Микоян, заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода, начальник ГлавПУРА Красной Армии Я. Гамарник. Ей были предоставлены чрезвычайные полномочия. В крае по сути дела было введено военное положение. Машина террора была пущена на полную мощность. В числе его самых активных проводников был и прибывший вместе с комиссией М. Суслов, один из будущих покровителей внука Андрея Горбачева. Через несколько лет он сменит на посту секретаря Северокавказского крайкома Шеболдаева, объявленного, как и гонимые им крестьяне, „врагом народа” и расстрелянного.
Село Привольное, где жили Горбачевы, не было исключением. И здесь коллективизация прорубала кровавую межу между вчерашними друзьями, соседями, родными. Сказать, что между ними были какие-то идейные расхождения, нельзя. Припоминались старые обиды, не утихшая вражда, а главное, вырывалась наружу злобная зависть. Зависть неудачников к тем, кто сумел добиться успеха. Власть играла на этом, а тем, кто ей поверил и пошел за ней, казалось, что все то, о чем они давно мечтали, наконец-то осуществляется. Одним махом можно и расквитаться с кем надо, и прихватить чужого добра, и, не трудясь, выйти в люди, а то, глядишь, как Андрюха Горбач, и в начальники. Ради этого можно было пойти на все. И на подлог, и на грабеж, и на убийство, тем более, что власть-то была на твоей стороне. Ради этого отказывались и от самих себя, от своей памяти, от того, что было завещано предками, от того, о чем напоминала тоскливо поглядывавшая на происходящее высившаяся церковь, если не спалили ее ретивые последователи Андрюхи Горбачева.
Именно в это”мирное”время у его сына Сергея и его жены Марии (2 марта 1931 года) родился сын, которого нарекли Михаилом, хотя святого с таким именем святки в тот день не числят. В том, что родители были людьми крещеными, сомнений быть не может. Был подвергнут православному обряду и новорожденный.
