Михаил Дайбо - Последний генерад
Михаил Дайбо - Последний генерад краткое содержание
Михаил Дайбо
Последний генерал
Рисунки Н. Мооса
…Формируя отряд, Вострецов знакомился с каждым.
С матросом Потаповым беседовал более часа. Батя его на каторгу сослан был, бежал от охраны, под чужими фамилиями на приисках скрывался. На руднике и женился, но вскоре захворал и умер. Когда отца схоронили, полиция дозналась — беглый каторжник! Мать арестовали, увезли куда-то, а мальчонку соседи спрятали. Так и жил сироткой у чужих. Подобрали его моряки, когда после восстания в Севастополе через Урал ехали (царь под Читу загнал — корабли для Амура строить). Привезли на Дальний Восток — вырос из Кольки революционный матрос. К Вострецову он явился во всей красе: широкий в плечах, разговорчивый, подвижный, бывалый в свои двадцать четыре года — в Уссурийской тайге партизанил, Волочаевку и Спасск штурмовал.
— Что ж, по всем статьям подходишь, земляк! Командиром десантного взвода будешь! Первым в Охотск войдешь! — сказал Вострецов.
В этом парне он себя увидел. Правда, сиротой не был, но отцовская семья из двенадцати едоков состояла. Всего хлебнул. Две зимы в церковноприходскую школу бегал в село Казанцево Уфимской губернии, а потом пошел Степка в подручные к старшему брату — кузнецу. Когда подрос, сам кузнецом стал, на заработки в Уфу подался. Пять годов в железнодорожных мастерских отстоял у наковальни, затем решил в Челябинск перебраться, потом еще дальше — в Омск. В том городе с подпольщиками подружился, нелегальные книги стал читать, в октябре 1905-го в политической стачке участвовал. Через два месяца после этого в армию забрали парня, в Ригу увезли «царю-батюшке служить». В 1910-м военно-полевой суд приговорил его к трем годам дисциплинарного батальона «за вредную агитацию против монархии» Когда началась мировая война, направили солдата прямо в окопы. За два года на германском фронте — три раны, три Георгиевских креста… За отличия в подпрапорщики произвели, а он, сразу после революции, в Красную Армию добровольцем записался. И пошел — помкомроты 2-го Петроградского полка, командир 244-го Волжского полка… В боях по разгрому третьего похода Антанты получил пятую по счету рану… А теперь ему поручили последнего царского генерала за далеким студеным морем доконать.
На северном побережье Охотского моря Советская власть установилась летом 1918 года, но вскоре колчаковцы, захватив Якутск, объявили край территорией «верховного правителя России». Через год колчаковский наместник эсер Соловьев слетел со своего трона, и в апреле 1922 года ВЦИК специальным декретом образовал Якутскую Автономную Социалистическую Республику. Однако слишком богат край пушниной и золотом, чтобы от него отказались недобитые. Иностранные фирмы тоже приглядываются к Якутии. Миллионер Кушнарев, убежавший в страну Нового Света, предложил там назвать Якутию «второй Америкой»…
Генерал Пепеляев после разгрома белых на Урале и в Сибири оказался в Харбине не у дел. Его старший брат Виктор благодаря знакомству с главой конституционно-демократической партии Милюковым в свое время был комиссаром Временного правительства в Кронштадте, затем стал председателем Совета министров при Колчаке. Расстрелян в Иркутске вместе с «верховным правителем».
Младший Пепеляев при царе был подполковником, Колчак же произвел его в генерал-лейтенанты. А сейчас он генерал без армии.
Пепеляев решил снова попытать счастья, на этот раз в Якутии. Сотню офицеров навербовал в Харбине, полтысячи — во Владивостоке. Сперва назвал их «северной милицией», затем — «сибирской добровольческой дружиной» и, получив от нового «правителя Сибири» Дитерихса оружие, боеприпасы, продовольствие, на трех судах отправился в порт Аян. Американская фирма «Алаф Свенсон и К°», японская «Арай-Гуми», английская «Гудзон-Бей» дали ему денег, муки и спирта, а главарь местного купечества Галибаров взялся снабдить оленями. Генерал Пепеляев без боя овладел Нельканом, генерал Ракитин захватил Охотск, но поход на Якутск провалился: в бою у деревни Сасыл-Сысыы «дружину» генерал-лейтенанта Пепеляева разгромил небольшой красный отряд и отбросил обратно на побережье.
Командующий Пятой армией Уборевич приказал ликвидировать пепеляевскую банду. Вострецов решил начать операцию, не ожидая, пока Охотское море освободится от зимних льдов. Откладывать поход нельзя: по чистой воде генерал улизнет в Америку или в Японию, нагрузившись золотом и пушниной.
Начальник морских сил Дальнего Востока Иван Кожанов смог оставить за отрядом старые «Индигирку» и «Ставрополь». Они получили имя вспомогательных крейсеров с двумя орудиями и стали готовиться к походу, а два батальона, легкая батарея и пулеметная команда ускорили курс зимних стрельб.
Весной 1919 года два парохода, возившие при царе лес, бочки с рыбой, муку, арестантов, словно помолодели, приняв бойцов со звездами на шлемах. Командир отряда судов Азарьев поостерегся идти Татарским проливом — там в это время много льда, сброшенного Амуром. Курс правее Сахалина длиннее, но мог оказаться короче по времени — там не затерли бы льды. Вострецов согласился.
В проливе Лаперуза. огромные волны беспрестанно качали «Индигирку» и «Ставрополь», десантники полегли плашмя, кто где мог, чертыхаясь и молясь богу. Так и плыли вдоль Сахалина.
Стали попадаться льдины. Колыхаясь, били в борта. Шторм стал утихать, будто сжалившись над людьми.
Более старенькая «Индигирка» покорно уступила лидерство «Ставрополю», у которого нос и бока покрепче.
— Товарищ боцман, тебя комдив зовет! — крикнул Петрухину вахтенный.
Каюта Вострецова оказалась небольшой, с одним иллюминатором. Комдив сидел с лоцией Охотского моря в руках.
— Садись, боцман, и слушай. Вот что тут об Охотске написано, — и Вострецов, пососав мундштук, стал читать, округляя слова по-уральски: — «На расстоянии нескольких миль от порта нет ни одного дерева, ни одного клочка зеленой земли, и только немногие огороды, разводимые жителями на привозной земле, с трудом дают некоторые овощи — репу, редьку, капусту, картофель. Трудно себе представить более грустную обстановку природы»… Каково, а? Репка с редькой — и то на привозной земле!
— А генералу там нравится, — усмехнулся боцман. — Силой вышибать приходится!
— Ему не редька нужна, и не репка с картошкой, а пушнина да золото. Колыма, Лена, Алдан, Магадан. К ним присосаться хочет. В правители северо-восточной России нацелился Пепеляев, а потом, гляди, новый поход на Москву задумает. Поэтому мы, боцман, идем туда не вышибать его, а прихлопнуть, как в мышеловке. Один разок удрал от нас, но больше не упустим! Вот ты, старый моряк, скажи, как лучше сделать нам, чтобы не спугнуть его. Там и на берегу деревьев нет, а мы идем с моря, как на ладони видны, да и не подойти близко — камней много у берега. На-ко, вот, почитай сам, — и подал ему толстую, со свинцовым переплетом книгу.
Решили вставать на якорь где-то в стороне от Охотска, а затем пробираться пешком по берегу.
— Так и сделаем. А теперь скажи мне, боцман, где моя наковальня?
— Какая наковальня?
— Да моя, — засмеялся Вострецов, уминая табак в трубке. — Я без нее не могу, вот и сейчас с собой взял: какой же я кузнец без наковальни! — и рассказал как он в царской армии лошадей ковал, как учил красных конников подковы и гвозди делать, а однажды смастерил даже лафет для партизанской пушки. С тех пор и не расстается с нею, включив наковальню в перечень обязательных принадлежностей походной мастерской 2-й Приамурской дивизии. — Разыщи ее, и горно приготовь, скоро ковать придется.
— Кого подковывать будем, Степан Сергеич? Лошадей на крейсере нет.
— А ты послушай, как ребра затрещат у «Индигирки». Ковать придется борта.
Видит Петрухин: комдив не шутит. Разыскал наковальню, разглядел на ней шершавое заводское клеймо.
— Это начальные буквы титула статского советника Никиты Акинфиевича Демидова, — пояснил Вострецов. — Рудниками, заводами, золотыми приисками владел на Урале. Горы богатств имел, но все было мало…
И, действительно, пригодилась уральская наковальня! Чем дальше продвигались на север, тем крепче и плотнее становились льды, и вот настал час, когда «Ставрополь» выдохся, а следом за ним остановилась и «Индигирка». Машины заглохли, наступила тишина, и только густой черный дым расстилался по пустынному и бескрайнему ледяному полю. А вскоре и дыма не стало: зачем зря уголь жечь, если хода нет!..
«Индигирка» получила несколько вмятин от крупных льдин, появилась течь в заклепках и швах, кое-где зловеще прогнулись шпангоуты. Люди кинулись дополнительные крепления ставить, застучали кувалды во всех отсеках, а тут еще кронштейн у насоса лопнул и откачка воды прекратилась… Степан Вострецов встал к наковальне, не переодевшись даже, не накинув на себя фартука… Ковали кронштейны. Сперва нагревали в переносном ручном горне, потом отправляли железяку прямо в топку, разогревали до белизны.
