Розалинда Лейкер - Золотое дерево
Обзор книги Розалинда Лейкер - Золотое дерево
Розалинда Лейкер.
Золотое дерево
Глава 1
Никто из близких в это утро не предвидел, что случится беда. И уж, во всяком случае, не предчувствовала ничего подобного сама Габриэль Рош, невеста, направлявшаяся на церемонию бракосочетания по узким средневековым улочкам Лакруа Рус — шелкопрядильного района Лиона. Был первый день весны 1804 года. По ясному небу плыли легкие белые облака, похожие на пух одуванчика. Утреннее неяркое солнце освещало древние каменные стены зданий, а в глубоких порталах еще залегли густые тени, в которых прятались большие тяжелые двери из темного дерева. Зато выложенные каменными плитами дорожки, ведущие во внутренние дворики, уже вовсю золотились заливавшим их солнечным светом. Окна первых этажей домов, расположенных вдоль тротуаров, были большими и впускали много света в помещения ткацких мастерских. Утреннее солнце играло разноцветными бликами в огромных стеклах, в них отражалась проезжавшая мимо нарядная карета невесты; от цветочных гирлянд, привязанных атласными лентами к конской сбруе, исходил легкий аромат, он плыл в свежем утреннем воздухе, поднимаясь к небу над островерхими крышами домов. Габриэль, юная, прекрасная, безмятежная, воздушная, — одним словом, внешне совершенно обычная невеста, положила свой свадебный букет в белой накрахмаленной кружевной оборке на сиденье рядом с собой.
— Скоро мы увидим наших ткачей, — нетерпеливо заметила она, обращаясь к старшему брату, сопровождавшему ее на церемонию бракосочетания. — Мне надо приготовиться, я должна помахать им. — Анри Рош сидел напротив сестры. Он был на пятнадцать лет старше ее и в свои тридцать шесть уже обрюзг, хотя его полное лицо все еще выглядело цветущим; сейчас на нем появилось выражение недовольства. Ткачи не представляли для Анри ни малейшего интереса: единственное, что от них требовалось, была усердная работа за ткацкими станками.
Так думал Анри Рош, раздраженно поджав губы. В этот момент его занимала только одна забота: как бы вовремя — без задержки — доставить сестру на церемонию бракосочетания. Ему не нравилось то, что Габриэль упросила его медленным шагом проехать по этому кварталу, чтобы проститься без суеты и спешки с частью своей прежней жизни, которой пришел конец. По мнению Анри, сестру вообще не стоило с раннего детства беспрепятственно пускать в дома простых ткачей, будто она была какой-нибудь ученицей или подмастерьем. Беда заключалась в том, что девочка осталась без матери и, будучи поздним ребенком в семье, стала своего рода беспризорной сорвиголовой, на воспитание которой никто не обращал никакого внимания. Неудивительно, что предоставленная самой себе диковатая девочка выросла в своенравную упрямую девушку, от которой слишком поздно потребовали соблюдения всех правил приличия.
— Надеюсь, все это продлится недолго, — коротко заметил Анри.
— О, не беспокойся! — заверила его Габриэль. — Эти работящие люди умеют ценить время. Тебе с твоим многолетним опытом в шелкоткацком деле следовало бы хорошо знать об этом.
Слух о появлении кареты невесты на улочках рабочего района облетел уже весь квартал. Выставленные в дозор ребятишки, завидев свадебный экипаж, срывались с места и бежали по булыжной мостовой, размахивая разноцветными шелковыми лоскутами, извещавшими следующий дозор о приближении кареты. Заметив их, Габриэль тотчас же высунулась по пояс в открытое окно, окликая каждого малыша по имени. Шум ткацких станков быстро затих, и ткачи, работавшие на Торговый дом Рош, высыпали на улицу, чтобы поприветствовать проезжавшую мимо Габриэль и помахать ей вслед рукой. Шелк был тем делом, которому эти люди полностью посвятили себя, шелк стал символом жизни и этой девушки, поэтому ткачи так уважали ее.
— Спасибо, большое спасибо всем вам! — восклицала Габриэль, ловя на лету букетики полевых цветов, которыми ткачи осыпали ее карету; лепестки устилали уже весь пол экипажа, а Анри тем временем нетерпеливо вынул карманные золотые часы и, держа их в своей ухоженной пухлой ладони, недовольно нахмурился.
— Мы опаздываем, — наконец сообщил он сестре.
Не обращая на замечание брата никакого внимания, Габриэль высунулась из окна кареты, чтобы иметь возможность помахать рукой каждой семье, стоящей у дверей своего дома и провожающей свадебный экипаж умиленными взглядами. Ткацким промыслом занимались, как правило, все домочадцы — от мала до велика. Средоточием жизни всех членов семьи являлся ткацкий станок, занимавший значительную часть жилого помещения. Габриэль высоко ценила те добрые чувства, которые эти люди выказывали по отношению к ней. Ведь ткачи принадлежали к упрямой, независимой породе людей, многие из них были владельцами ткацких станков, причем не только тех, на которых работали сами. Часть станков некоторые семьи сдавали в аренду более бедным соседям. Ткачи жили по своим законам, ревниво соблюдая старинные традиции и обычаи. Именно поэтому Габриэль считала, что ей крупно повезло — ведь они приняли ее в свой круг в те дни, когда она сама увлеченно занималась ткачеством.
Наконец невеста в последний раз взмахнула рукой: и вновь уселась на сиденье, шурша шелковыми юбками. Карета миновала улицу, на которой жили знакомые ей ткачи. Невесомые шантильские кружева вуали на свадебной шляпке легко, словно паутинка, овевало лицо невесты. Габриэль беззаботно улыбнулась, скрывая боль, которую испытывала от разлуки со всем, что было мило ее сердцу.
— Теперь мы вполне можем ехать побыстрее.
— Будем надеяться, что больше в пути нас ничто не задержит, — проворчал Анри и стукнул золотым набалдашником своей трости в потолок кареты, подавая кучеру условный сигнал ехать быстрее, чтобы нагнать упущенное время. Карета тут же понеслась с бешеной скоростью, и Габриэль вынуждена была вцепиться руками в сиденье, чтобы удержаться на своем месте.
Анри всегда считал сестру обузой, она вызывала досаду у него и его жены, а потому он всеми силами стремился сбыть ее с рук. И все же сегодня в день ее свадьбы он не мог не залюбоваться сестрой: так хороша была Габриэль в свадебном наряде.
Она, по правде сказать, заслуживала лучшей партии, чем та, которую ей навязали, хотя саму Габриэль, конечно, убеждали в обратном. Сестра Анри должна была выйти замуж за умного, сдержанного по характеру владельца шелководческого хозяйства, человека очень общительного, не имевшего ни малейшей склонности к светским развлечениям да и вообще удовольствиям городской жизни, которые так любила сама Габриэль. Собственно говоря, девушка стала предметом выгодной сделки двух сторон, что, по мнению Анри, вполне заслужила своим несносным поведением и теми неприятностями, которые доставила семье. Снова взглянув на часы, месье Рош еще раз ударил набалдашником трости в потолок, заставляя кучера ехать еще быстрее.
— Осторожнее, гражданин!
Но ни Анри, ни Габриэль не слышали этого окрика прохожего, предостерегавшего кучера о том, что происходило за аркой, в которую на полной скорости влетела карета. Впрочем, было уже поздно. Через мгновение Габриэль сильно подбросило на сиденье — их карета врезалась в экипаж, появившийся из соседнего проулка. Раздался треск, Анри отбросило в угол кареты, которая накренилась и застыла на несколько бесконечно долгих мгновений в хрупком опасном равновесии, грозя вот-вот перевернуться, но тут, наконец, перепуганные лошади снова устремились вперед, карета резко дернулась и вновь с громким треском встала на все четыре колеса. При этом Анри упал на Габриэль, чуть не раздавив ее своим огромным весом. Стоя на коленях на полу экипажа, он помог сестре сесть на свое место.
— Ты не ушиблась? — озабоченно спросил он.
Если бы этот инцидент произошел в других обстоятельствах, Габриэль позволила бы себе, пожалуй, посмеяться по поводу всего случившегося. Но сейчас она хорошо понимала, что брат с самого момента их отъезда из дома сидел, как на иголках, со страхом ожидая ее капризов и требований отказаться от предстоящего бракосочетания при первом же удобном случае — как это обычно делали девушки, которых выдавали замуж по расчету. Однако Анри не стоило беспокоиться. Габриэль не собиралась в последний момент менять свое решение, принятое после долгих мучительных размышлений.
— Со мной все в порядке, — отозвалась она и затаила дыхание, ощупывая свою шляпку с кружевной вуалью, чтобы убедиться, что с той ничего не случилось. — Спроси у тех, кто снаружи, нет ли среди них пострадавших.
— Больше всего я беспокоюсь за лошадей, — буркнул Анри, помогая сестре поудобнее устроиться на сидении. Она с благодарностью приняла помощь брата и, чувствуя сильную слабость, поняла, что это столкновение действительно испугало ее. Когда же Габриэль выглянула в окно, ее взору предстала та картина, которую уже имел возможность разглядеть Анри. По спине девушки забегали мурашки, она застыла на сиденье, как в столбняке, бессознательно теребя пальцами измятый букетик цветов; который брат поднял с пола кареты и передал ей. Их карста, оказывается, столкнулась с катафалком, накрытым траурным балдахином и запряженным вороными лошадьми. Лошади испуганно фыркали, мотая головами, украшенными черными султанами, тревожно раздували ноздри, косили глазами и били копытами по мощеной булыжником мостовой. Подобное происшествие в день свадьбы могло потрясти любого, показавшись дурным предзнаменованием. Участники погребальной процессии, шедшие за катафалком, окружили плотным кольцом оба экипажа. Это была мрачная, одетая в траур толпа, отдельные представители которой с покрасневшими от безутешного плача глазами вмиг забыли о покойном и разразились гневом по поводу происшествия. Видя, что Анри хочет выйти из кареты, Габриэль торопливо положила затянутую в белую перчатку руку на плечо брата.
