Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
Обзор книги Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
Несчастливое имя. Федор Алексеевич
Энциклопедический словарь.
Изд. Брокгауза и Ефрона.
Т. ХLIА, СПб., 1904
ёдор Алексеевич — царь московский (1676-1682), сын Алексея Михайловича от первой жены его Марии Ильиничны Милославской. Родился в 1661 г. 1 сентября 1674 г. был объявлен наследником московского престола, а 30 января 1676 г., после смерти отца, сделался царём.
Он был воспитанником западно-русского монаха Симеона Полоцкого; знал по-польски, по-латыни; главный характер его воспитания был церковный. Слабый, болезненный от природы, Фёдор очень легко поддавался разным влияниям. Этой чертой его характера воспользовались немедленно враги второй жены Алексея Михайловича Натальи Кирилловны и боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Среди этих врагов первое место занимали родственники царя Милославские.
Царица Наталья Кирилловна с сыном Петром принуждена была жить в селе Преображенском, а Матвеев был сослан в Пустозерск. Вслед за Матвеевым был сослан в Кожеозерский монастырь духовник царя Алексея Михайловича Андрей Саввинов; была отягчена также участь патриарха Никона: из Ферапонтова он был переведён в Кирилло-Белозерский монастырь. В это время любимцами царя делаются постельничий Иван Максимович Языков и стольник Алексей Тимофеевич Лихачёв.
В июле 1680 г. царь женился на Агафье Семёновне Грушецкой. Так как Милославские всячески старались препятствовать этому браку, то после женитьбы царя их влияние при дворе падает; Языков и Лихачёв получают преобладающее влияние на дела, и царь их слушается во всём. При их посредстве издан ряд распоряжений для устранения злоупотреблений и запутанности в делах по владению вотчинами и поместьями, уничтожены губные старосты и целовальники, предпринято межевание вотчинных и помещичьих земель, уничтожены откупа на винную продажу и на таможенные сборы; все уголовные дела соединены в Разбойном приказе, окончательно уничтожен Холопий приказ.
В 1682 г. был созван собор «для устроения и управления ратного дела». Собор этот нашёл нужным уничтожить местничество. На основании соборного приговора были сожжены разрядные книги. Около того же времени был созван и церковный собор, на котором был основан ряд новых епархий, приняты некоторые меры для поднятия нравственности среди духовенства, главным образом монахов, и для борьбы с расколом, к противодействию которому была призвана светская власть.
Во внешней политике первое место в царствование Фёдора Алексеевича занимал вопрос малороссийский, а именно борьба между Дорошенко и Самойловичем, вызвавшая так называемые Чигиринские походы. В 1681 г. между Москвой, Турцией и Крымом было заключено перемирие на 20 лет, по которому Турции было уступлено всё опустошённое в то время Заднепровье.
14 июля 1681 г. умерла царица Агафья Грушецкая. 14 февраля 1682 г. царь женился вторично, на родственнице Языкова Марфе Матвеевне Апраксиной. Эта женитьба отразилась на судьбе Матвеева: он был объявлен невиновным и его воротили из ссылки. Ещё раньше, в 1681 г., царь велел вернуть из ссылки патриарха Никона, но престарелый патриарх умер в пути 17 августа 1681 г. Со второй женой царь прожил недолго: 27 апреля 1682 г. он умер, не оставив детей.
Часть I
ТРЕТИЙ РИМ
(апрель 1670 — август 1672)
алиновый колокольный звон летел над Москвой, перекатываясь из конца в конец, созывая православных к заутрене. Вот забасил «Горун» на «Иване Великом». Его подхватили младшие братья с колоколен Донского и Андроникова монастырей, зазвенели мелодичным звоном небольшие колокольцы Крутицкого подворья, к ним присоединились колокола Симонова монастыря, в такт которым ударили с колокольни Николы Чудотворца в Хамовниках.
Под звон уходила ночная тьма, забирая с собой утренний туман. Вот он освободил из своих объятий каменный в два этажа терем бояр князей Голициных[1], а следом деревянный, резной боярина Морозова. А за ним туман, висевший большими клочьями, отбежал от белевшего новизной, с башенками вместо третьего этажа, терема главы Малороссийского приказа[2] Матвеева[3] Артамона Сергеевича.
Терем был окружён высоким забором из неструганых досок. Боевые холопы с пищалями[4] в руках ходили по двору. Сторожевые псы бегали на цепях. Один из холопов, с попорченным глазом, говорил главе стражи Савелию Сивому:
— Вчерась на рынке кричали, царь во второй раз жениться собрался, не захотел остаться постником.
— А ты не ори об энтом, не твово ума энто дело.
— Глашатаи орут, а мене незя.
— Вот второй глаз выбьют, наорёшься на церковной паперти.
Холоп замолчал, а Сивой, заткнув руки за кушак, вошёл в дом хозяина. Странный был человек его хозяин Матвеев Артамон Сергеевич, непонятный многим. Его дед был столь низок, что не имел ни фамилии, ни отчества. Он оказался во втором ополчении Пожарского[5] и даже одно время был полусотником. Большего Матвей не достиг, но сына своего пристроил одним из писарей войска. С восшествием Романовых на престол[6] Сергей стал писарем, затем подьячим, а впоследствии и дьяком Посольского приказа. Он был участником посольства в Царьград, в Казылбаш, в Ревель. В 1623 году у него и родился сын Артамон.
Уже в тринадцать лет Артамон Матвеев был взят ко двору, а в шестнадцать лет получил свою первую дворцовую должность — чин стряпчего[7]. Через год он был назначен стрелецким головой[8], получил дворянство и первое своё поместье. Затем стал сразу дьяком нескольких приказов, думным дворянином. К сорока годам уже был полковником, войсковым воеводой, главой двух приказов, стольником[9]. Такое возвышение объясняли колдовством, а то, может, чем и похуже. Сивой, пройдя по дому, постучал в массивную дверь вифлиотики.
— Войди, — услышал он голос хозяина.
Сивой открыл и встал в дверях. Артамон Матвеев работал за огромным дубовым столом, сидя на французском стуле в одной рубахе. Малиновый полковничий кафтан лежал на соседнем стуле. Сзади него были раскрыты два кованых сундука и резной английский секретер. Кучи свитков и книг лежали на столе. Матвеев не держал писаря, сам переписывая документы. Он поднял голову:
— Можешь загоняти собак. Накорми людей, пищали убери в клеть под замок.
— Слушаюсь, хозяин.
Сивой удалился. Артамон посмотрел ему вслед. Когда-то он взял его к себе из Разбойного[10] приказа. Свет всё сильнее проникал в окно. Артамон Сергеевич задул свечи в серебряном подсвечнике и откинулся на спинку стула. Дверь открылась, и вошёл отец — дьяк Сергей. Сильное возвышение сына не повлияло на положение отца. Старику было за семьдесят, но он так и не оставил службу и здраво спорил с сыном:
— Опять всю ночь проработал. Люди видят свет и окошке, говорят, что колдуешь.
— Я на ночь ставни закрываю и платом окно завешиваю, — как бы оправдываясь перед отцом, произнёс Артамон, затем взял грамоту со стола и протянул отцу: — На, прочти.
Старый дьяк, подслеповато сощурив глаза, начал читать, пропуская царские титулы:
— «Указ воеводам, через людей доверенных из окольничих[11] или дворян с дьяками, под зорким глазом наместников и младших, воевод, осмотрети всех девиц подвластного округа, из бояр и дворян, званием не стесняясь, и которы девки особо хороши и по всем статьям здоровы, про тех дать знать на Москву, наилучших отобравши, привозить для осмотра, помещая на Москве у родичей с почтенными женщинами. А коли нет родни, по женским монастырям, коим ведено приять, а далее указано будет».
Старик Сергей отложил грамоту:
— Так то же ещё в ноябре разослали.
— А затем в январе скончался царевич Алексей[12], и всё притихло, а сейчас указ заново разослали. На Москву к патриарху приехали митрополиты Павел Крутицкий и Ларион Рязанский, старые мои недруги. Говорят, черницу привезли, женщины, на неё глядючи, млеют, а мужчины вообще глаз отвести не могут. Женют её на царе, и останется мене прямёхонькая дорожка в Сибирь.
— На всё Божья воля, Артамоша. Идём трапезничать.
Убрав документы в сундук и закрыв его на ключ, Артамон Матвеев последовал за отцом.
В сафьяновых сапожках на босу ногу Наташенька[13] спускалась утром на погреб. Шла туда с тремя девками, но сама и замок отпирала, и слезала по холодной и скользкой лесенке на лёд, где рядами стояли холодные крынки, деревянные чашки с простоквашей, чаны браги и пива, кадушки с соленьями и недельный запас свежей убоины. Охватывало боярышню запахом плесени и пронзительным холодком, который, пожалуй, был даже приятен после сна в душных дядюшкиных горницах. Дядюшкой она называла Артамона Матвеева, у которого жила воспитанницей. Лет пять назад был Артамон Матвеев в Смоленске проездом. Остановился в доме местного стрелецкого головы дворянина Кирилла Полуэктовича Нарышкина[14]. Смоленск только недавно опять вернули Руси[15]. Разорённые войной смоляне жили бедно, дети местных дворян ходили в лаптях. Стрелецкий голова в своём житье от других не отличался. Но во время пребывания Матвеева в его доме оказал ему услугу, Артамон Матвеев не забыл об этом и, когда Нарышкин занемог, устроил на службу его сыновей, а дочь взял в свой дом на воспитание. Житьё в доме Матвеева было вольготно и сытно. Многое было чудно Наталье. Здесь были венецианские зеркала и китайский фарфор, английская мебель и персидские ковры. Царский любимец окружал себя самыми лучшими иноземными диковинами, что ещё больше вызывало ненависть к нему, смешанную с завистью.
