Франсин Риверс - Последний пожиратель греха
Обзор книги Франсин Риверс - Последний пожиратель греха
Франсин Риверс
Последний пожиратель греха
Благодарность
Моему мужу Рику,
С любовью и благодарностью.
Ты — Божий дар для меня.
Бог дал мне чудесную семью и много друзей, которые меня всегда поддерживают и ободряют. Мой муж Рик, литературный агент Джейн Джордан Браун, редактор Карен Болл — ни одна моя книга не была написана без их участия и огромного содействия. Спасибо за вашу постоянную помощь.
Пегги Линч: спасибо, что выслушиваешь меня и задаешь серьезные вопросы, которые заставляют меня думать как следует.
Лиз и Билл Хиггс: спасибо за присланную вами коробку нужных мне материалов.
Группе Loveknotters: спасибо за советы, общение и молитвы.
От автора
И бросит Аарон об обоих козлах жребии: один жребий для Господа, а другой жребий для отпущения; и приведет Аарон козла, на которого вышел жребий для Господа, и принесет его в жертву за грех, а козла, на которого вышел жребий для отпущения, поставит живого пред Господом, чтобы совершить над ним очищение и отослать его в пустыню для отпущения.
Левит 16:8-10«Я есть путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня».
Иисус Христос; Евангелие от Иоанна 14:6Пожиратель греха (своего рода «козел отпущения») — тот, кто за определенную плату или пропитание брал на себя моральные прегрешения умерших — как сами грехи, так и их последствия в «загробной» жизни. Пожиратели греха были обычным явлением в начале 19-го столетия в Англии, южной Шотландии и приграничных районах Уэльса. Отсюда иммигранты привезли этот обычай в Америку, где практиковали его в далеких горных массивах Аппалачей.
Эта история — об одном из таких людей…
1
Большие Туманные Горы, середина 1850-х
Я впервые увидела пожирателя грехов тем вечером, когда бабулю Форбес несли к ее могиле. Я была еще маленькой, а бабуля была моим лучшим другом, так что ее смерть была для меня большим горем.
«Не гляди на пожирателя грехов, Кади», — сказал мой папа. «И не спрашивай почему».
После такого предупреждения я старалась слушаться. Мама сказала, что я слишком уж любопытная. Папа сказал, что я везде сую свой нос. Только одна бабуля меня любила и понимала мой характер.
Мои самые простые вопросы встречали яростное сопротивление. «Вот вырастешь…», «Не твоего ума дело…», «Чего всякие глупости спрашиваешь?». За год до смерти бабушки я перестала задавать вопросы. Я смекнула, что все ответы мне надо искать самой.
Бабуля была единственным человеком, который относился ко мне с пониманием. Она часто говорила, что у меня такой же ищущий, любопытный дух, как у Яна Форбеса. Это был мой дед: бабушка сказала, что именно этот дух привел его сюда через все моря. Хотя, может, это не вся правда: в другой раз она сказала, что во всем виноваты шотландские пастбища.
Папа это подтвердил: он как-то сказал, что деда выгнали с его земли и загнали на корабль, который плыл в Америку — для того, чтобы освободить землю под пастбище для овец, Во всяком случае, так ему сказали. Я этого никак не могла понять. Почему животные были важнее, чем люди? Что касается бабушки, она была четвертой дочерью бедного жестянщика из Уэльса, и никакого будущего у нее не было. Она приехала в Америку не по желанию, а потому что выбирать было не из чего. Первое время она работала у одного богатого джентльмена в его большом доме в Чарльстоне — прислуживала его красивой хрупкой жене, которую тот встретил в Кардифе. Там он на ней женился, а потом привез сюда.
Его жена очень привязалась к бабушке. Сама она тоже была родом из Уэльса и тосковала по дому. Бабушка была тогда совсем молоденькой, по ее словам, лет семнадцати. К несчастью, она недолго там работала: дама умерла во время родов и ребеночка забрала с собой. Джентльмен больше не нуждался в прислуге для жены, а те услуги, в которых он нуждался, бабушка предоставить отказалась. Она никогда не говорила, что это были за услуги, сказала только, что господин освободил ее от контракта и посреди холодной зимы отпустил куда глаза глядят.
Для бабушки наступили тяжкие времена. Чтоб не умереть с голоду, она бралась за любую работу, которую удавалось найти. Тогда-то она и встретила моего деда. Она вышла замуж за Яна Форбеса, «хоть и характер у него был…». Что имела в виду бабушка, когда так говорила, не знаю — я никогда не видела своего деда. Разве только мне приходилось слышать, как мои дядья посмеивались над этим его крутым нравом. Дядя Роберт как-то рассказывал, что однажды дед с парадного крыльца выстрелил в моего папу — и не как-нибудь, а целых два раза кряду. К счастью, дед был пьян, а папа — отличный бегун, иначе я б никогда не родилась.
Дедушка Форбес умер за одну зиму до моего рождения. Была сильная метель, и он заблудился, потеряв дорогу домой. Где он тогда был, бабушка мне не сказала. Так бывало частенько, и меня это огорчало — мне рассказывали не всю историю, а только обрывки. Потом мне годами пришлось собирать эти обрывки вместе. Хотя, есть вещи, которые лучше не говорить вообще.
На вопрос, почему она вышла замуж за такого жестокого человека, бабушка ответила: «Милая, у него глаза были такие голубые, ну точно как небо в сумерках. У тебя, Кади, такие же глаза, и у твоего папы, ей-богу. И душа у тебя такая же ищущая, да поможет тебе Господь».
Часто я не понимала того, что говорила бабуля. «А папа говорит, я на тебя похожа».
Она погладила меня по щеке костяшками пальцев. «Ну да, может оно и так». Она грустно улыбнулась. «Да только бы не во всем». Больше она ничего не сказала. Может, на некоторые вопросы и не стоило отвечать.
В то утро, когда она умерла, мы с ней просто сидели и смотрели на долину. Она откинулась на спинку качалки, потерла руку, будто бы от боли. Мама была дома, делала какие-то дела по хозяйству. Бабушка болезненно скривилась, вдохнула воздух, посмотрела на меня: «Дай своей маме время».
Как же могли ранить какие-то четыре слова! Они сразу заставили меня вспомнить все, что было между мной и мамой и что выстроило между нами стену. К несчастью, многое из этого ни изменить нельзя, ни исправить.
И тут — а я тогда была ребенком, мне было лет десять — я увидела перед собой мрачную картину своего будущего. Тогда я молча положила голову на колени бабули — я всегда искала себе утешение в том, чтобы прижаться к ней поближе. Я не знала тогда, что и этого скоро не будет. Все же, если б я могла вернуться назад и как-то исправить прошлое, чтобы не настали эти времена печали и одиночества, — не думаю, что я стала бы это делать. Потому что рука Божья уже была на мне, хотя я едва ли знала, кто Он, и есть ли Он вообще.
За последний год я хорошо уяснила, что от слез нет никакой пользы. Боль может сидеть очень глубоко внутри, но ее никакими слезами не вымоешь оттуда, как, к примеру, дождь смывает грязь с крыши. Боль нельзя смыть или облегчить, у нее нет конца.
Бабушка положила руку мне на голову и стала меня гладить, как будто я была одним из охотничьих псов, что спали под нашим крыльцом. Мне это нравилось. Иногда мне хотелось стать охотничьим псом, потому что папа их очень любил. Мама с некоторых пор ко мне вообще не притрагивалась, да и папа тоже. Они почти не разговаривали друг с другом, а со мной уж тем более. Только мой брат Ивон проявлял ко мне какую-то привязанность, но это бывало не часто. Ему приходилось много работать на ферме, помогать отцу. А когда у него оставалось чуток свободного времени, он прогуливался при луне с Клани Бирнес. Словом, бабушка была моей последней надеждой, но теперь и она уходила.
«Я люблю тебя, миленькая. Знаешь, когда наступает зима, все становится такое холодное и мертвое. Но это не навсегда».
Прошлым летом в сердце мамы пришла зима, и с тех пор ничего не менялось — для меня ее сердце так и осталось замерзшей пустыней.
«Весенние цветы в Медвежьей Долине, совсем как покрывало из лаванды. Если б я могла загадать одно желание, то я б сказала — хочу букет тех цветов».
Бабушка всегда так говорила: «Если б я могла загадать одно желание…». Я старалась исполнять ее желания и делала это с радостью. Сама же бабушка была слишком старой, чтобы далеко ходить. На моих глазах она ходила только в дом Элды Кендрик, нашей самой ближней соседки, почти такой же старой, как бабуля. Но даже старость не мешала бабушке путешествовать — в своем воображении. Она могла путешествовать далеко за океан, через горы и долины — она частенько делала это ради меня. Она рассказала мне о заброшенных тропах и разных местечках в горах, которые я сама едва бы когда-нибудь обнаружила. А благодаря бабуле, где я только ни побывала в наших горах, стараясь добавить ей воспоминания в копилку. А кроме того, это позволяло мне бывать подальше от дома — от маминого недовольства и такого холодного ко мне отношения.
