Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья
Обзор книги Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья
Вельяминовы. Время бури
Книга третья
Нелли Шульман
© Нелли Шульман, 2015
© Анастасия Данилова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Часть одиннадцатая
Концентрационный лагерь Дахау, декабрь 1938
Глубокий, мягкий снег лежал на откосе холма, пахло соснами. Издалека доносился лай собаки. Полдень был теплым, Макс снял вязаную шапку. Взяв палки от лыж, он весело крикнул: «Отто, лови меня!». Солнце играло на светлых, хорошо подстриженных волосах, ветер бил в лицо. Оказавшись внизу, Макс выдохнул:
– Видишь, я остался неплохим лыжником. Конечно, здешнее катание не сравнить с Берхтесгаденом… – зимнее шале семьи фон Рабе стояло по соседству с домами других видных нацистов. Рядом возвышалась резиденция фюрера, Бергхоф, и недавно построенный чайный домик Гитлера, Кельштайнхаус, подарок НСДАП к юбилею вождя нации. Отто погладил овчарку:
– Пока я не уехал, я поработаю над твоей техникой. А меня ждут Гималаи… – голубые глаза восторженно блестели. После Рождества брат улетал, через Стамбул и Багдад, в Калькутту. Оттуда ему предстояло отправиться на север. В Тибете Отто присоединялся к экспедиции общества «Аненербе».
Медицинский блок лагеря был готов. Отто, с доктором Рашером и представителями вермахта, ездил в Берлин. Рейхсфюрер СС утвердил программу исследований, Отто получил звание оберштурмфюрера, старшего лейтенанта.
Они пошли к мерседесу, на обочину деревенской дороги. Тор, овчарка Отто, скакал вокруг. Собака ринулась вперед, распугивая голубей. Макс, и Отто были в баварских, замшевых куртках, с кашемировыми шарфами. Штурмбанфюрер, открыв багажник, убрал лыжи:
– Конечно, развлечений у вас мало. Но рядом Мюнхен, можно съездить в кино, на танцы… – он подмигнул Отто. Мюнхен, действительно, был в получасе от Дахау. Здесь, в тишине, и аромате хвои, не хотелось думать о суете большого города. Отто запрещал себе выбираться из лагеря. В Дахау он вел себя осторожно. Рядом работал доктор Рашер и другие коллеги. Отто не мог привлекать внимания, выбирая кого-то из заключенных, как он говорил, для консультации. Он предполагал, что в Мюнхене есть места, где собираются подобные ему люди, но это было еще более опасным:
– Надо излечиться, – напоминал себе Отто, – надо избавиться от порока. Поехать в Мюнхен, найти женщину… – он, правда, не представлял, где такое делают. Проституцию запретили. Конечно, в больших городах, она существовала, но Отто не знал, где искать такие кварталы. Женщины на улицах не стояли. Все происходило за дверями квартир, в бедных районах. Отто, в любом случае, брезговал проститутками:
– Может быть, в Тибете… – думал он, – если мы найдем арийские корни тамошних жителей, Привезу в Берлин девушку, чистого происхождения… – он покосился на брата. Макс устроился за рулем. Отто, аккуратно, спросил: «Есть какие-нибудь… – врач помолчал, – успехи?».
Брат, не отвечая, открыл заднюю дверцу. Запрыгнул на сиденье, пес, от души, отряхнулся. Макс расхохотался:
– Отлично, старина. Мы приедем в Дахау мокрые, с ног до головы… – он повернул ключ в замке зажигания, машина заурчала. Макс, внезапно, спросил:
– Тор из того же помета, что и Аттила? Три года ему? – Отто, гордо, кивнул:
– Я сам его воспитывал, как и всю свору… – брат ухаживал за овчарками и доберманами, жившими на лагерной псарне.
– И хорошо воспитывал… – Макс разогнал мерседес, – отличные собаки. Генрих, с его мягкостью, испортил нашего пса. Овчарка должна ненавидеть чужих, и защищать хозяев. Он из Аттилы сделал какого-то… – Макс поискал слово, – комнатного любимца. Лижет всем руки, ласкается… – они ехали в Дахау обедать.
Отто велел себе: «Нельзя об этом говорить, такое подозрительно…». Он, все равно, не выдержал: «А как герр Петер?». Отто редко видел его, с тех пор, как уехал в Баварию. Доктор фон Рабе, возвращаясь в Берлин, иногда сталкивался с герром Петером на семейных обедах. Он старался не смотреть в лазоревые глаза, отводил взгляд, чувствуя, что краснеет. Ночами Отто просыпался, тяжело дыша, в поту:
– Нельзя, нельзя. Не думай о нем, не думай о профессоре Кардозо. Тем более, он еврей… – Отто получил письмо из Харбина. Полковник Исии сообщал, что им не удалось испытать новые штаммы чумы во время атаки у озера Хасан. Японцы не теряли надежды опробовать их, при следующем конфликте. Исии писал о предполагаемой стычке на границе Маньчжурии и Монголии:
– Профессор Кардозо в Харбине, участвует в наших исследованиях… – читал Отто, – его помощь неоценима. Он лучший специалист по чуме, из ныне живущих врачей. Если он создаст универсальную вакцину, доктор фон Рабе, то одна прививка избавит миллионы людей от заражения и мучительной смерти. Думаю, Нобелевская премия ему обеспечена. Что касается наших разработок, то профессор Кардозо умный человек. Он понимает, что наука должна двигаться вперед. Посылаю последние данные об изучении процесса обморожения… – Отто, вместе с Рашером, занимался похожими опытами. Кроме ледяной ванны и мощного рефрижератора, в медицинском блоке стояла барокамера. Люфтваффе и моряки были заинтересованы во влиянии низкого давления на организм человека. Отто напомнил себе, что перед отъездом надо составить список заключенных, отобранных для экспериментов, и перевести их в отдельный барак.
– В Гималаях я излечусь, – твердо сказал себе Отто, – у меня не будет времени думать о подобном… – брат, закурил американскую сигарету:
– Герр Петер процветает. Хочется, наконец-то, увидеть его заводы в Германии… – Макс помолчал: «Мы понимаем, что это дело не одного дня, но прошло два года. Впрочем, – он остановил машину на замощенной булыжником, главной площади городка, – я уверен, что к войне его предприятия будут готовы».
Штурмбанфюрер повернулся к Тору:
– Ты останешься здесь. Мы тебя чем-нибудь побалуем… – собака зевнула, показав острые клыки. Пес жалобно посмотрел на Отто. Хозяин пообещал: «Получишь кости, от айсбайна».
Городок украсили к Рождеству. На главной площади, у ратуши, поставили пышную, свежую елку, с нацистскими флагами, и вырезанными из фанеры орлами. Полуденное солнце блестело на украшенных свастиками стеклянных шарах. Они нашли ресторанчик на боковой улице, где горел камин. Бросив куртку на скамью, Макс расстегнул пуговицы на вороте кашемирового свитера: «Согреемся. Но ты не будешь пить… – он просматривал винную карту, забросив ногу на ногу. Штурмбаннфюрер, как и Отто, надел на прогулку горные ботинки, с вязаными гетрами, и брюками грубой шерсти.
– Не буду, – согласился брат:
– Что касается холода, в Гималаях меня ждет настоящая зима. Температура в минус тридцать градусов… – Макс щелкнул зажигалкой, хохотнув: «Как в твоей ледяной ванне, дорогой мой».
Отто подвинул стол ближе к огню в большом, высоком камине: «Война будет в Чехии?»
Макс, презрительно, выпустил ароматный дым:
– Ручаюсь, что в Чехии мы даже одного выстрела не сделаем. Объявим о создании протектората Богемии и Моравии, восстанавливая исконно немецкие территории. Чехи будут нам служить, как положено славянам. Запад не вмешается, Чехия, и Польша их не интересуют. Польшу мы разделим. Бросим кость Сталину, обманем варвара… – Макс взял для Отто бутылку минеральной воды Gerolsteiner, а себе бокал белого сильванера, прошлогоднего урожая. Макс любил французские вина, но здесь, в провинции, их было не найти:
– Только в Мюнхене… – попробовав вино, он кивнул, – впрочем, наши, немецкие вина тоже бывают хорошими…
Они пообедали картофельным салатом. Макс заказал жареного поросенка, а Отто ел тушеную капусту и голубцы с лесными грибами. За кофе Макс попросил десертное меню. Выбрав шоколадный торт с абрикосовым кремом, штурмбанфюрер велел хозяину, как следует, его упаковать.
Прислонившись к машине, Максимилиан покуривал, держа коричневый, бумажный пакет. Часы на ратуше пробили два. Отто ждал, пока собака расправится с костями от поросенка. Он указал на десерт: «Долго все будет продолжаться? Не понимаю, Макс, зачем ты с ней церемонишься?»
Брат, молча, выбросил окурок в медную, покрытую изморозью урну:
– Поехали. Ты говорил, что не хочешь опаздывать на совещание.
Машина спускалась по узкой дороге на плоскую, унылую равнину. Городок, с белыми, аккуратными домами, со шпилями церквей, с черепичными крышами, остался позади. Нажав кнопку радио, Макс поймал Берлин. Диктор, восторженно говорил, о визите министра иностранных дел фон Риббентропа в Париж:
– Франция считает Восточную Европу зоной влияния Германии, – вспомнил Макс голос рейхсфюрера СС, – очень хорошо. Теперь у нас развязаны руки. Впрочем, Франция тоже долго не протянет… – дорога расширялась, появились машины, и грузовики. Отсюда была хорошо видна ограда лагеря. У парадных ворот, со свастикой, скопилась небольшая очередь: «Сегодня приемный день… – вздохнул Отто, – высади меня у служебного входа».
