Гарри Беар - Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник)
Однажды, когда мы с теткой возвращались из часовни во дворец, какой-то французский офицер остановил нас и быстро сунул записку мне в руку. Это была весточка от отца… Он рекомендовал нам этого офицера как преданного ему человека, готового похитить нас и привезти в Калабрию. Я не раз видела француза во дворце, и внешне он не нравился мне. Но тетка Мария убедила меня слушаться! Да у нас и не было другого выхода, честно сказать.
– Простите, княгиня, – прервал ее барон. – Этот француз и был, вероятно, мой предок… Но ведь вашего отца звали не Александром.
– Его звали Алессандро Франсиско дель` Пьомбо, князь Гроссето. Меня зовут Элиза Перуджина Алессандро дель` Пьомбо, княгиня Гроссето, я была последней наследницей нашего рода.
– Простите, княгиня, что прервал Вас! – барон подошел к Элизе и присел на краешек дивана, где она располагалась.
– Я продолжаю. План моего отца, который он передал через Мерсье, был очень прост. Меня должны были «похитить» во время прогулки и доставить в Кротоне, где князь взял бы меня на борт своей тартаны и отплыл на Сицилию. Тетушке тоже предлагалось спастись, но она не хотела ставить экспедицию на грань срыва, так как очень болела в то время. Она считала, что Борджиа не посмеет убить ее, так как она находилась в косвенном родстве с его братом герцогом Гандиа. О, кто мог знать, что вскоре и Жуан падет от руки этого мерзкого властителя! Итак, Мерсье просил у меня только согласия на побег, чтобы действовать наверняка. Я помолилась и дала таковое! Никто не мог знать, что этот план был во всех деталях известен Цезарю, что он хотел лишь использовать мое мнимое освобождение, чтоб свести счеты с князем Алессандро. Теперь я понимаю, почему мы так легко ушли от охранников Борджиа, покинули Рим! Все было рассчитано заранее.
Мне не хочется подробно описывать наше путешествие по объятой войной Италии. Должна заметить, сударь, что мсье Арно держался со мной подчеркнуто вежливо и исполнял мои приказания, но эта маска лживого человека и была отныне его истинным лицом! Мы миновали Казерту, Салерно и Паолу, до Кротоне оставалось не так уж далеко. И тут я, пожалуй, впервые почувствовала недоверие к французу… Слишком не похоже было, что он опасается чего-то, а ведь его измена Цезарю могла стоить жизни. Он часто говорил с двумя своими спутниками по-французски, но я почти не понимала этот язык. Однако все же разбирала, что речь часто идет о деньгах…
Княгиня вновь замолчала, ее живые глаза увлажнились слезами, а рука, протянувшаяся, чтобы вытереть их, задрожала. Генрих Мерсье так остро ощутил желание покончить с этими воспоминаниями, что готов был отдать за это всю остававшуюся у него жизнь. Но девочка, махнув рукой, быстро успокоилась и продолжала.
– Деньги были тем кумиром, служа которому ваш предок надеялся обрести свое счастье… Одним словом, когда возле Кротоне мы встретили посланца моего отца, я уже чувствовала, что все кончится плохо. Надо сказать, что еще раньше я вытребовала для себя острый кинжал, который Мерсье дал мне весьма неохотно, и думала, что в нужный момент сумею пустить его в ход. Мой брат Патрицио учил меня этому, когда мы были все вместе. Он говорил: «Знай, сестра, что иногда лучше умереть, чем влачить позор бесчестья!» Мерсье согласился с посланцем, что, как только тартана князя приблизится к Кротоне, он передаст меня и получит свое вознаграждение. Теперь он был очень испуган и не решался идти до конца. Посланец пообещал ему содействие князя в возвращении на родину, но Мерсье холодно встретил это предложение. Он чего-то ждал… Я никогда не забуду ту ночь, последнюю ночь моей дневной жизни. Мерсье оказался гнусным предателем, он до конца выполнил план мерзавца Борджиа.
Как только он получил деньги, он передал меня Джузеппе, бывшему нашему слуге, теперь сподвижнику отца, и попрощался со мной, но как-то необычно, с ухмылкой. На лодке, кроме меня и Джузеппе, было двое людей князя, и мы торопились к тартане, стоявшей неподалеку. Однако гроза и сильный ветер все время относили нашу лодку в сторону… Неожиданно мы услышали пушечные выстрелы: два корабля испанцев блокировали тартану и расстреливали ее теперь, не давая уйти в море. Конечно, отец мог спастись, бросив меня и своих товарищей. Но он был настоящим правителем и не мог так подло поступить. Они, наверное, все погибли… Три или четыре лодки, спущенные испанцами, чтобы добить утопающих, грозили теперь и нам. Джузеппе приказал приставать к берегу, он надеялся уйти от преследователей по суше. Но там нас ждал отряд из людей Борджиа, которым командовал… Арно Мерсье! Бой не был равным: еще до того, как мы пристали к берегу, двое из нас были ранены.
Джузеппе крикнул мне, чтобы я не сдавалась живой, но в это время пуля сразила и его. Я спрятала кинжал в рукаве платья и надеялась увидеть Мерсье в последнюю минуту. Однако, он был слишком осторожен, чтобы самому хватать меня. Понимая, что от солдат Борджиа не уйти, а мой кинжал будет ими, несомненно, замечен, я крикнула предателю, что проклинаю его самого и весь его род до седьмого колена! Когда же солдаты Цезаря были в нескольких шагах от меня, я метким ударом поразила себя в сердце. Так я умерла – для людей, но не для рода Мерсье!
Княжна при этих словах резко встала и оправила платье. Мысль о месте вернула ее лицу живой румянец, губы ее были плотно сжаты, а во взоре вновь проступила твердость. Генрих, потупив голову, остался на месте.
– Я понимаю Ваши чувства, Ваше высочество. Я презираю Арно теперь не меньше вас, но без него не было бы меня, – устало сказал барон. – Впрочем, Вы пришли для своей мести… Что ж, я готов!
– Нет, барон… – покачала головой Элиза. – Я сама давно устала от своей второй жизни. Мое проклятие было исполнено, я хочу теперь успокоиться… А к Вам я не испытываю ничего дурного.
– Однако именно Вы поразили почти всех Мерсье после Арно! Вы или Ваше проклятие, не знаю… Все мои родственники, умиравшие по самым разным причинам, так или иначе видели Ваш образ перед смертью. Я прочел это в завещании, я слышал… В завещании было написано, будто я – последний Мерсье, кто может спасти наш род, кто может остановить… Спасти будущих потомков, вымолив у Вас прощение! Впрочем, я не чувствую больше, что способен просить вас об этом.
Казалось, Элиза несколько растерялась. Ее чувства говорили, что перед ней достойный человек, но… Может ли она простить род, по вине которого погибли ее родные? Или месть прекратится после… после смерти этого последнего Мерсье, лицо которого чем-то напоминало ей лицо предателя. Княжна тихо подошла к барону и заглянула в его глаза. Генрих также внимательно и будто по-новому посмотрел на Элизу.
Послышался громкий стук в дверь, это был Морелли, торопившийся приступить к своим обязанностям. Барон сделал знак княгине, что ей нечего опасаться. Но было уже поздно: Элиза, не раздумывая, бросилась к рамам картины…
Через секунду барон вновь остался один. Проклиная слугу, он медленно пошел открывать входную дверь. Под ноги ему попалась кошка, на сей раз его собственная… Он отпихнул ногой ее в сторону и снял засов. Входивший Джоб вынужден был выслушать от барона немало неприятных и обидных вещей в свой адрес.
6. Искупление
Генрих неторопливо прохаживался по своей комнате, служившей ему гостиной и кабинетом. Прошло больше двух недель с того времени, как он разговаривал с княжной из портрета, Все это время он почти не выходил из дому, надеясь вновь услышать Элизу. Но портрет молчал, он не оживал… Последние дни Мерсье уже точно не мог сказать себе, было ли явление княжны в реальности или оно было плодом его расстроенного воображения? Было почти восемь вечера. Внизу слышались переговоры раздраженного Джоба с кошкой на предмет покражи сала, свеча понемногу оплывала в светильнике. Стряпуха, нанимаемая бароном, только что ушла, приготовив изысканные блюда на завтрак.
Мерсье перенес картину к себе в комнату. Последнее время он изучил картину всю целиком, до последнего мазка. Он надеялся, что сумеет еще раз увидеть живую Элизу и услышать ее решение. Решение его судьбы! Но все было напрасно. Твердый взгляд девочки с портрета, казалось, замер с того времени, как рука художника четко отразила его. Черный кот из картины тоже ни малейшим движением не напоминал о своем недавнем земном воплощении. Генрих последний раз оглядел полотно и закрыл его тканью. Он потушил свечу и замер, прислушиваясь к движению внизу. Джоб внизу угомонился и, видимо, готовился ко сну.
Прошло еще несколько часов… Внезапно Мерсье почувствовал, что в его комнате что-то изменилось. Он с трудом открыл глаза, понимая, что княгиня Элиза где-то рядом. Барон быстро зажег свечу и заметил княжну всего в нескольких шагах от кресла. Она сделала ему знак молчать, и он сразу же подчинился ей. Спустя полчаса барон вновь попробовал привлечь внимание Элизы, но она, очевидно, пребывала в каком-то сомнамбулическом состоянии и не реагировала на его слова. Мерсье подошел ближе, взял княжну за руку и поцеловал ее. Элиза повернула к нему лицо, и Генрих с изумлением обнаружил, что она за это время постарела на несколько лет. Нельзя сказать, чтобы Мерсье испугался, но он сразу почувствовал себя как-то неуверенно. Отпустив руку княжны, он вернулся к креслу. Молчание продолжилось.
