Генрих Боровик - Пролог (Часть 1)
Подъезжали другие машины — открывались двери. Полицейские вбрасывали туда «мирников». Не зачинщиков, нет, зачинщиков не было. Не активистов — таких тоже не было. И не нарушителей порядка, потому что никто ничего не нарушал. Просто людей с плакатами.
Машины, получив свою норму, удовлетворенно чавкали дверьми и уезжали.
В конце концов «мирники» остановились. Им ничего другого не оставалось: они были безоружны, в их руках и карманах ничего не было… (Когда я писал этот последний абзац, в последних известиях по телевидению передали, что в парке Линкольн полиция арестовала несколько демонстрантов, которые «мешали движению на автостраде»).
Но главная трагедия «мирников» состоит не в том, что их «показательно» избивает полиция, не в том, что им не разрешают устраивать демонстрации против войны во Вьетнаме. Главная трагедия в том, что крик «Мир во Вьетнаме!» по всем признакам ничего не изменит на съезде демократической партии. Из 2622 делегатов конвента в Чикаго только 966 получили свои мандаты благодаря выборам. Остальные были назначены партийными боссами. Выбор кандидата, как считает американская пресса, предрешен. Им будет X. Хэмфри, защитник политики Джонсона во Вьетнаме.
Формула буржуазной демократии: «Вам свобода (относительная) слова, нам свобода (полная) действия» — функционирует бесперебойно.
Всё это «мирники» знают. И их крик «Делегаты! Вспомните о детях Вьетнама!» кажется мне скорее криком отчаяния, чем криком надежды.
В департаменте полиции Чикаго я спросил одного чина, чего ждет полиция от участников демонстраций против войны во Вьетнаме. Чин начал отгибать пальцы:
— Они могут прокалывать шины у автомобилей и создавать заторы на автострадах, которые ведут к Амфитеатру. Они могут засылать агентов в отели, где живут делегаты, чтобы подкладывать им в пищу наркотики. Они могут прерывать телефонные линии. Они могут красить свои автомобили под цвет такси и похищать делегатов. Они могут пустить слезоточивый газ в вентиляционную систему Амфитеатра. Они могут взорвать электрические подстанции. Они могут засыпать сахар в бензобаки полицейских автомашин. Они могут выводить из строя лифты в гостиницах, чтобы делегаты застревали между этажами. Они…
Я прервал его вопросом:
— Почему не предположить, что они будут просто мирно демонстрировать?
Чин посмотрел на меня удивлённо:
— Они же понимают, что мирными демонстрациями им ничего не добиться…
На военных аэродромах Чикаго приземляются реактивные самолёты, военно-воздушных сил США. Из их чрева выходят тысячи солдат в полном вооружении, с вещевыми мешками в руках.
Ещё весной разведывательные военные самолёты «Фантом-2» отсняли город с таким тщанием, с каким фотографируют укрепленный район противника. В результате была создана огромная фотографическая карта города. Но ее повесили не в полицейском управлении Чикаго, не в городской ратуше. Она висит в Пентагоне. И далеко не последние пентагоновские головы заняты разработкой операции по подавлению движения против войны, бедности и дискриминации.
Когда я выстукиваю на машинке эти строки, в город введены уже 6 тысяч солдат регулярной армии. Они заняли несколько школ, несколько казарм, несколько общественных зданий, разбили лагеря в парках (парки — это ловкий стратегический ход: лишить «мирников» их последнего пристанища).
Военные «джипы» на фешенебельной Стэйт-стрит, солдаты с карабинами, в касках, колючая проволока вокруг Амфитеатра; где проходит конвент, — все это придает городу вид оккупированного.
Но 6 тысяч солдат регулярной армии — это только начало. На военных аэродромах в Техасе, Колорадо, Канзасе и Оклахоме в полной боевой готовности ждут команды еще несколько тысяч солдат, которые могут быть доставлены в Чикаго за 2–3 часа.
Чикаго — единственный город в Соединенных Штатах, где поставлен памятник полицейскому. Несколько старомодный, с бронзовыми усами, в бронзовом плаще и в бронзовом шлеме, он стоит с поднятой рукой на том месте, где полиция в 1886 году усмиряла восстание на Сенном рынке. На постаменте выбита надпись: «От имени народа штата Иллинойс я требую МИРА».
Небо над Чикаго голубое, как каска полицейского. Около Международного Амфитеатра, где проходит съезд демократической партии, патриархально пахнет коровьим навозом. Делегатов везут к зданию съезда в отличных автобусах с кондиционированным воздухом по 45-й улице. По той же улице везут на убой свиней и коров в громадных грузовиках с прицепами. Лавируя между теми и другими, я миную один ряд колючей проволоки, другой, затем трёхметровый забор из частой металлической сетки. Несколько раз предъявляю пропуск и только тогда попадаю на территорию знаменитых гигантских боен, где помещаются здания Международного Амфитеатра, к подъезду с надписью «Пресса».
Электронная машина проверяет пропуск. Люди в форменных фуражках проворно вытряхивают кожаную сумку с фотоаппаратами, ощупывают каждую камеру. Может быть, меня при этом еще и просвечивают рентгеном, не знаю. Наконец впускают. За мной захлопывают двери, и после пасторальной тишины боен меня оглушает натужный рев делегатов, утробные звуки охотничьих труб.
В самом здании нет проволочных заграждений. Вместо них здесь действуют коротко стриженные молодцы с вязкими глазами. Молодцы делятся на:
а) молодцов в форменных фуражках;
б) без фуражек, но с детективным треугольничком на лацкане пиджака;
в) без фуражек и без детективных значков, в делегатских канотье, с делегатскими улыбками, на делегатских местах (их можно узнать лишь по глазам и привычке сразу исчезать из кадра, если на них наведен фотоаппарат);
г) молодцов подпотолочных. Последние сидят под крышей громадного зала на металлических переплетах и без устали смотрят в бинокли на головы делегатов и вообще всех, кто внизу.
Говорят, что на делегатов съезда демократической партии вся эта обстановка, отчасти напоминающая атмосферу концлагеря, действует несколько удручающе. Так считают американские журналисты.
Мне тоже кажется, что республиканские делегаты в Майами, где ассоциаций с концлагерем не возникало, веселились куда более увлеченно, чем демократы в Чикаго. Причина этого, правда, не только в мрачных ассоциациях. В Чикаго всё-таки больше, чем в Майами, делегатов, которые приехали на съезд своей партии не для удовольствий. Они всерьез встревожены тем, что в зале Международного Амфитеатра, расположенного на территории знаменитых чикагских скотобоен, может быть убита надежда Америки на разумную политику в течение будущих четырех лет, особенно в отношении войны во Вьетнаме. Голосование состоится в четверг, но его результат известен. Впрочем, он был известен, когда начался конгресс, и за месяц до начала конгресса, и за два.
Кандидатом в президенты США будет Хюберт Хэмфри. Так решили хозяева партии, kingmakers — «делатели королей». В соответствии с этим решением было назначено большинство делегатов конвента, которые проголосуют в четверг именно так, как им сказано, а не иначе. Правда, это противоречит той поддержке, которую получил у избирателей-демократов во время предварительных выборов в нескольких штатах сенатор Юджин Маккарти, со своим резко отрицательным отношением к войне во Вьетнаме, но таков уж «демократизм» американских выборов.
Позиция Хэмфри в отношении войны во Вьетнаме известна. Он всегда был сторонником политики администрации. Однако за несколько недель до конвента, учитывая настроения избирателей, учитывая, что даже Никсон значительно смягчил свой «ястребиный» подход к вьетнамской проблеме, Хэмфри тоже сделал несколько шагов в сторону «голубей». Он даже заявил, что его взгляды на войну во Вьетнаме по существу никогда не отличались от взглядов покойного сенатора Кеннеди. Но последовал нажим президента Джонсона, «кингмейкеров», и Хэмфри перед самым конвентом вновь метнулся к ястребиной стае. Теперь он снова защищает политику Джонсона. В интервью, данном журналисту из «Вашингтон пост», Хэмфри сказал о себе, что вообще-то он «человек Джонсона» и даже в характере имеет черты своего бывшего патрона.
Как видно, проблема, стоявшая перед Хэмфри в самом начале, — найти свое собственное лицо — так и не была решена.
Журналисты не хотят мириться с мыслью о том, что имя кандидата в президенты известно заранее. Они ищут напряженного сюжета, драматических неожиданностей. Не находя — придумывают.
Схема проста. Сконструирован пробный шар (неважно — журналистом или кем-то из делегатов). Корреспондент немедленно обращается за интервью к какому-нибудь значительному лицу: «Говорят, что… (выкатывается шар). Как вы относитесь к этому?» Значительное лицо само не прочь поиграть в сюжеты. Это — паблисити. Поэтому лицо отвечает на вопрос серьезно. И вот пробный шар покатился. Это даже не шар — это мыльный пузырь. Иногда он быстро лопается, но иногда катится довольно долго, обрастая твердой оболочкой из мнений, подтверждений, опровержений газетных статей и телевизионных комментаторов, которая делает его похожим на нечто реальное.
