Алексей Цвелик - Жизнь в невозможном мире: Краткий курс физики для лириков
В Тринити работал великий датский физик Нильс Бор, создавший теорию атома и заложивший основы квантовой механики, знаменитый индийский астрофизик С. Чандрасекар и великий индусский математик С. Рамануджан, известный своей способностью угадывать сложнейшие формулы, справедливость многих из которых до сих пор не удалось формально доказать. Членами колледжа состояли творцы современной математической логики Норман Уайтхэд и Бертран Рассел, а также знаменитый философ Людвиг Витгенштейн. В Тринити учился Владимир Набоков.
Сам я занимал комнаты, где, будучи студентом, жил лорд Байрон. В одной из них (думаю, в той, где я спал) он держал своего ручного медведя — в то время молодой человек просто обязан был слыть чудаком, иначе бы девушки не любили.
Меня водил по Тринити мой друг и очень дорогой мне человек Гилберт (Гил) Лонзарич, профессор физики в Кавендишской лаборатории и fellow of Trinity. Как и ваш покорный слуга, Гил родился в государстве, которого уже не существует. Но если про СССР еще многие помнят, то про Республику Фриули, просуществовавшую всего несколько лет после Второй мировой войны на границе между Италией и Югославией, мало кто знает. Каким-то образом семья Лонзарич перебралась в Америку, и в 1960-х годах Гил закончил университет Беркли. В отличие от меня он страшно левый, что, впрочем, не мешает нам при встречах говорить буквально дни напролет. Я помню, как однажды в Риме мы начали беседу в 7.30 утра, стоя в очереди в музей Ватикана, а закончили (не закончили, конечно, а прервали разговор!) в 6 вечера. «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать», — как часто люди, считающие себя либералами, не следуют этой максиме, приписываемой Вольтеру. К сожалению, я тоже не всегда могу служить примером терпимости, но с Гилом мне почему-то удивительно легко не соглашаться, и при этом мы остаемся друзьями.
Я помню, как Гил показал мне собрание книг Исаака Ньютона, хранящееся в отделе библиотеки колледжа Троицы, куда допускаются только члены колледжа. Хотя я имел право доступа в этот «спецхран», без Гила я бы никогда не догадался туда пойти. С каким трепетом я прикасался к этим книгам! Многие из них были на иврите и посвящены, по всей видимости, учению каббалы.
Ньютон был интереснейшим человеком. Образ сухого механика и провозвестника века рационализма был создан в пропагандистских целях после его смерти; большой вклад в создание этого образа внес Вольтер. Реальный Ньютон — алхимик, мистик, еретик, толкователь Священного Писания, — был открыт в 30-е годы прошлого века знаменитым кембриджским экономистом (тоже членом колледжа Троицы) Мейнардом Кэйнсом. Кэйне приобрел на аукционе бумаги Ньютона и принялся их читать. То, что он там прочел, совершенно изменило наши привычные представления. Вот цитата из доклада о Ньютоне, сделанного Кэйнсом в 1942 году в Королевском обществе: «Начиная с XVIII столетия о Ньютоне стало принято думать, как о первом и величайшем представителе новой эры науки, рационалисте, учившем нас мыслить строго и бесстрастно. Мне он представляется в другом свете. Думаю, что те, кто ознакомится с содержанием ящика, который он упаковал в 1696 году, покидая Кембридж, и которое, в неполном виде, дошло до нас, согласятся со мною. Ньютон не был первенцем века разума. Он был последним волшебником, последним из вавилонян и шумеров, последним великим умом, смотревшим на видимый и умный миры теми же глазами, что и те, кто начал создавать наше интеллектуальное наследие около 10 000 лет тому назад. Исаак Ньютон, посмертный ребенок (отец его умер до его рождения. — А. Д.), рожденный без отца в Рождество 1642 года, был последним чудесным ребенком, которому могли бы искренне и со смыслом поклониться волхвы».
Ньютон происходил из зажиточной фермерской семьи. Отец умер до его рождения; мать вышла замуж второй раз, отчима мальчик не уважал. Школьные учителя, заметив его замечательные способности, упросили мать оплатить его содержание в университете. Будучи студентом, Ньютон познал унижение; как сын незнатных родителей, он был вынужден прислуживать студентам из знатных семей. Его заметил глава колледжа Троицы, где Ньютон учился, видный по тем временам математик Исаак Барроу. Как же мала была тогда математика! Ни интегрального, ни дифференциального исчислений, ни математической логики, не говоря уже о таких дисциплинах, как топология и дифференциальная геометрия. И вот этому нелюдимому, суровому на вид студенту надлежало через двадцать лет расширить ее пределы почти до бесконечности, а также основать целые разделы физики, которой до него тоже, можно сказать, почти не существовало. Однако ко времени окончания университета все это славное будущее еще никому не было известно и даже никаких формальных признаков его, в виде опубликованных научных статей, не было. Даже Барроу, считавший Ньютона гением, не смог бы оставить его в колледже, если бы не вмешалась судьба. В год окончания Ньютоном колледжа там открылось четыре вакансии. Три преподавателя сломали себе шеи, упав с лестницы, а один (поэт) замерз ночью в поле. Надо сказать, что пьют в Тринити здорово до сих пор. Один остряк так охарактеризовал его членов: «Лучшие умы нации с мозгами, замаринованными в портвейне» («The best minds of the nation with brains constantly pickled in port»).
Вот еще одна цитата из биографии Ньютона, написанной Питером Акройдом (перевод А. Капанадзе): «Часто замечают, что Ньютон вряд ли сумел бы вообразить свою теорию всемирного тяготения (поскольку она, по сути, была именно плодом воображения), если бы не его алхимические занятия. И в самом деле, идею невидимой силы, действующей между материальными частицами, он мог вывести из сочинений адептов этой науки. Сами алхимические изыскания основаны на вере в некий тайный принцип, одушевляющий вещественный мир, и теорию гравитации можно воспринимать как один из аспектов таких рассуждений».
Тут поднимается важная тема. Оказывается, даже ошибочное мировоззрение (в случае с Ньютоном я имею в виду главным образом его веру в алхимию) может способствовать великим открытиям! Проблему с тяготением видели уже современники Ньютона, обвинившие его в том, что он вводит в науку оккультную силу. И в самом деле, сила всемирного тяготения, по Ньютону, действует мгновенно на расстоянии. Для физики это жутко неудобно, а для алхимии вполне естественно. Ньютон не постеснялся ввести такую силу в физику, хотя о своих алхимических занятиях он никому, кроме узкого круга адептов (среди которых был, например, Роберт Бойль), не говорил. Скрытный был человек. И вот физика просуществовала с этой проблемой более двухсот лет, пока ее не разрешил Эйнштейн в рамках общей теории относительности.
Законы мирозданья смутно
Во мраке крылись много лет,
Но рек Господь: Да будет Ньютон! —
И воссиял над миром свет.
Математический институт Исаака Ньютона в Кембридже расположен на полпути от колледжа Троицы до Кавендишской лаборатории. Это очень красивое современное здание с необыкновенно удачным архитектурным решением. Вместо привычных длинных коридоров с рядами офисов по бокам там внутри идет как бы спираль. Здание похоже на яйцо, где офисному пространству отведена скорлупа, а внутренность оставлена для тех, кто хочет общаться, обсуждать науку, гонять чаи и т. д.
Мой друг математик Федя Смирнов, участвовавший в одной из программ, организованных институтом Ньютона где-то в начале 1990-х, рассказывал о том, как их посетил муж королевы, принц Филип (герцог Эдинбургский). Сотрудников и визитеров выстроили в шеренгу, принц сделал им смотр и обратился с вопросами. «Вы откуда (так и хочется добавить „молодцы“, но в английском такого слова нет. — А Д.)?» — «Из России». — «Россия? Знаю. Был в Киеве на конном заводе». Через некоторое время после окончания визита в институт пришло письмо, в котором принц выражал свои впечатления от визита в Кембридж. Он посетил там два места: институт Исаака Ньютона и конный завод. От института у него остались хорошие впечатления, а от конного завода плохие, и он советовал конному заводу брать пример с института.
Глава 13
Странствия
Одной из привлекательных черт Оксфорда является продолжительность студенческих каникул. Из каждого года учебы студенты проводят в стенах университета лишь половину времени. Это дало мне значительную свободу для путешествий. Свобода эта сохранилась за мной и после переезда в Америку, где учить мне не приходится вообще. Признаюсь, я люблю путешествовать и путешествую очень много, хотя есть страны, куда меня тянет больше. На первом месте стоят Италия и Франция, именно в таком порядке.
О любви
Надо объездить весь мир, чтобы понять, что ездить нужно только в Италию.
Из И. Губермана и А. ОкуняВсе негромко, мягко, непоспешно…
