Наполеон Бонапарт - Наполеон. Афоризмы
Амбиции для человека то же, что воздух для природы: лишить духовный мир амбиций, а физический воздуха — и прекратится всяческое движение.
XCV
Пороки так же необходимы обществу, как грозы атмосфере. Если нарушается баланс между добром и злом, исчезает гармония — и тогда быть революции.
XCVI
Любой, кто совершает добродетели только в надежде снискать славу, близок к пороку.
XCVII
Красивая женщина радует глаз, мудрая — радует сердце; первая — украшение, вторая — сокровище.
XCVIII
Среди ищущих смерти лишь немногие находят ее в тот час, когда она могла бы оказаться им полезной.
XCIX
Монарху следует позаботиться о том, чтобы богатства не были распределены слишком неравномерно; тогда у него не будет необходимости ни содержать бедняков, ни защищать богачей.
C
Я был богатейшим монархом Европы. Богатство заключается не в количестве драгоценностей, а в пользе, которую из них извлекают.
CI
Если монарх уличен в одном проступке, общественность приписывает ему все остальные; клевета ширится, давая пищу для анекдотов; литературные вороны кружат над трупом, гниль пожирает его; сотни голосов подхватывают невероятные и скандальные обвинения, временами принимаемые на веру потомками. Это клевета Базилио, что летит подобно лесному пожару.
CII
Написано слишком много; я бы предпочел меньше книг и больше здравого смысла.
CIII
Монарх и премьер-министр должны любить славу. Некоторые спорят, что это ни к чему: они препираются подобно лисице, у которой отрезали хвост.
CIV
При высадке в Египте я был удивлен, когда не нашел ничего от былого египетского великолепия, кроме пирамид и куриных вертелов.
CV
Есть очень много льстецов, но очень немногие из них умеют похвалить сдержанно и к месту.
CVI
Однажды история поведает о том, какой была Франция во времена моего восхождения на трон и какова она была, когда я диктовал законы Европе.
CVII
Любая связь с преступником пятнает трон преступлением.
CVIII
Всегда удивлялся, что убийство Пишегрю приписывалось мне; он был ничем не лучше прочих заговорщиков. У меня был суд, чтобы осудить его, и солдаты, чтобы расстрелять. Я никогда не делал бесполезных вещей.
XCIX
Падение предрассудков выявило источник власти; короли больше не могут распоряжаться собственными способностями.
CX
Утвердив Почетный легион, я объединил все классы общества одним интересом; это стойкий механизм, который надолго переживет мою систему.
CXI
В правительстве не должно быть никакой частичной ответственности: это лишь плодит ошибки и потворствует игнорированию законов.
CXII
Французы так любят величие, что им даже нравится, как оно выглядит.
CXIII
Главное преимущество, которое я извлек из ситуации на континенте, заключалось в том, что я отличал своих друзей от врагов.
CXIV
Меня не удивляет судьба Нея и Мюрата; они умерли, как и жили, — героями; такие люди не нуждаются в надгробных речах.
CXV
Я дал новый толчок предпринимательству, чтобы оживить французскую промышленность. Десять лет во Франции наблюдался прогресс. Она пришла в упадок, только когда вернулась к своему прежнему плану колонизации и займов.
CXVI
Я совершил ошибку, вторгнувшись в Испанию, ибо не знал духа этого народа. Гранды призвали меня, а толпа отвергла. Эта страна недостойна монарха из моей династии.
CXVII
В день, когда свергнутые правители вновь занимали трон, они утрачивали остатки благоразумия. И было непохоже, что они еще хоть когда-либо к нему прислушаются.
CXVIII
Со времен изобретения книгопечатания на царство было призвано Просвещение, но на деле власти управляют так, чтобы обуздать его.
CXIX
Если бы революционные атеисты не ставили все под сомнение, их утопия была бы не так уж и плоха.
CXX
Девятнадцать из двадцати стоящих у власти не признают морали; но в их интересах убедить мир, что они хорошо распоряжаются своим могуществом; это делает их честными людьми.
CXXI
Нивозские заговорщики не писали на своих стрелах, подобно противникам Филиппа: «Я целюсь в левый глаз правителя Македонии».
CXXII
Коалиция одержала грандиозную победу, когда отправила в отставку всю старую армию. Она не боится новичков; она их еще не испытала.
CXXIII
Когда я отказался от мира под Шатильоном, союзники не видели ничего, кроме моего неблагоразумия, и думали, что это удачный момент, чтобы противопоставить мне Бурбонов. Я не хотел быть обязанным за трон милости иноземцев. Моя честь осталась незапятнанной.
CXXIV
Вместо отступления под Фонтенбло я мог бы драться: моя армия была по-прежнему сильна; но я никогда не хотел проливать французскую кровь в своих личных целях.
CXXV
Когда я высадился в Каннах, там не было ни заговорщиков, ни заговоров. Я пришел с парижскими журналами в руках. Эта экспедиция, которая вошла в историю как рискованная, была совершенно разумной. Мои ворчуны[] были плохо одеты, но в их груди бились бесстрашные сердца.
CXXVI
Вызов брошен Европе; государства второго и третьего порядка, не защищенные главенствующими странами, исчезнут с лица земли.
CXXVII
Мне сказали, что великий критик Фьеве судит обо мне более придирчиво, чем естественный философ{2}. Чем более он разоряется о моем деспотизме, тем более меня уважают французы. Он — наименее значительный из ста двадцати префектов в моей империи. Я не знаю, что он имеет в виду под своей «административной перепиской».
CXXVIII
Философские определения ничуть не лучше определений теологических.
CXXIX
Ривароль нравится мне гораздо больше своими эпиграммами, нежели своими убеждениями.
CXXX
Мораль — искусство гадательное, как наука о цветах; но она является характеристикой высшего разума.
CXXXI
Даже самые величественные вещи могут быть извращены и представлены в самом дурацком виде. Если бы Скаррона подрядили переводить «Энеиду», получился бы бурлеск по мотивам Вергилия.
CXXXII
Политическая свобода, если разобраться, это басня, выдуманная правителями, чтобы усыпить бдительность управляемых.
CXXXIII
Чтобы люди могли быть по-настоящему свободными, управляемые должны быть мудрецами, а управляющие — богами.
CXXXIV
Сенат, который я назвал охранительным, вместе со мной подписал отречение от власти.
CXXXV
Я свел военное искусство к стратегическим маневрам, которые давали мне превосходство над моими противниками. В конце концов они приспособились к моему методу. Всему истекает срок.
CXXXVI
В литературе невозможно сказать ничего нового; но в геометрии, физике и географии все еще может быть какой-то прогресс, если он будет продвигаться хотя бы по шагу в столетие.
CXXXVII
Социальная система, треща по швам, страшится своего надвигающегося падения.
CXXXVIII
Победа всегда достойна награды, будь она достигнута личным везением или приложенными усилиями.
CXXXIX
Моя система образования была единой для всех французов; не законы созданы для людей, но люди — для законов.
CXL
Меня сравнивали со многими выдающимися людьми древности и современности; на самом деле я несхож ни с одним из них.
CXLI
Ни одну музыку я не слушал с таким удовольствием, как татарский марш Мегюля.
CXLII
Мой план высадки в Англии был серьезен. Ничто, кроме событий на континенте, не остановило бы меня.