Луис Ламур - Дьявол с револьвером
Потому что в душе эти внешне грубые люди были сентиментальны.
Все ли?
Она снова посмотрела на Кинга Мэбри. Разве можно быть сентиментальным и убить одиннадцать человек?
Кто же он такой, Кинг Мэбри?
Дженис обвела взглядом комнату в поисках Бентона, но того в комнате не оказалось. Джо Носс стоял у двери, беседуя с Артом Бойлом, помощником Баркера. Бойл не сводил глаз со сцены, но Дженис видела, что он внимательно слушает Носса.
Это немного обеспокоило ее, но потом она решила, что в их беседе нет ничего странного: здесь ведь все знакомы…
Сзади подошла Доуди Саксон. Дженис отошла в сторону, давая девушке возможность посмотреть на зрителей.
— Который из них Кинг Мэбри? — прошептала Доуди.
Дженис указала мужчину, который стоял, прислонившись к стене.
— Он симпатичный.
— Он убийца.
Дженис произнесла это чуть резче, чем хотела, — слишком уж Доуди интересовалась мужчинами.
— Ну и что? Это Вайоминг, а не Бостон. Здесь все по-другому.
— Убийство — везде убийство. — Дженис отвернулась. — Твой выход, Доуди.
Доуди распахнула пальто, под которым был театральный костюм.
— Я готова.
Выступление Мэгги закончилось. Зрители аплодировали. Мэбри, повернувшись спиной к сцене, направился к выходу.
— Он уходит, — сказала Дженис. Сама не зная почему, она была рада его уходу.
Доуди сбросила с плеч пальто и подала знак Доку Гилфорду, сидевшему за пианино.
— Не бойся, не уйдет, — пропела Доуди.
Она выпорхнула на сцену под звуки канкана. Но это был не просто танец… Дженис досадливо закусила губу. У Доуди была великолепная фигура, и она прекрасно знала, какого рода чувства вызывает у мужчин. Однако сегодня она танцевала только для одного из них; и Дженис тотчас поняла, для кого именно, и ощутила внезапный приступ ревности. Она в досаде отвернулась. Глупо ревновать, — ведь этот Кинг Мэбри нисколько ее не интересует…
Но не прошло и минуты, как она оглянулась. Мэбри, услыхав звуки канкана, вроде бы передумал уходить. Джо Носс исчез, а Арт Бойл остался, весь поглощенный зрелищем.
Когда запела высокая и стройная Доуди, ладно двигавшаяся в такт музыке, Мэбри отпустил дверную ручку и вернулся к бару. Доуди пела по-французски. Этот язык здесь почти никто не понимал, но общий смысл песенки, дерзкой и легкомысленной, так или иначе дошел до каждого. Девушка закончила свой номер, кокетливо покачивая бедрами. Затем на сцену вышла Дженис.
Она пела старые, задушевные песни. Пела об уюте домашнего очага людям, у которых никогда не было своего дома. Пела о любви людям, которые знали лишь случайных женщин. Она пела о прогулках по тенистым аллеям, — а ведь люди эти видели лишь суровые горные склоны и дикие прерии.
Том Хили слушал, стоя у бара. Слушал, с отчаянием осознавая, что никакая другая женщина, кроме этой девушки, ему не нужна, и в то же время прекрасно понимая, что она никогда не станет его женой или возлюбленной.
— Вы когда-нибудь были женаты, Кинг? — спросил он у стоявшего рядом Мэбри.
— А что, я похож на женатого?
— Я тоже не был.
В комнату вошел Баркер. Перекатывая во рту сигару, он пристально смотрел на Дженис. Затем что-то тихо сказал Арту Бойлу, который тотчас повернулся и вышел из комнаты.
Баркер подошел к бару и, не обращая внимания на Мэбри, заговорил с Хили.
— Погода устанавливается. Если вы готовы, можно выехать хоть завтра.
— Мы успеем приготовиться.
Хили не чувствовал удовлетворения. Конечно же, ему хотелось ехать, но глядя на поющую девушку, он испытывал какое-то смутное беспокойство. Он не имел права брать ее с собой, не имел права рисковать ее жизнью. Да и жизнями других членов труппы…
— Погонщики снимут с фургонов колеса и поставят полозья, — продолжал Баркер. — Когда они закончат работу, можно трогаться.
Хили вопросительно взглянул на Мэбри, но непроницаемое лицо ганфайтера ему ничего не говорило.
— Понадобится запас провизии, — добавил Баркер.
Хили достал из кармана небольшой мешочек и вытряхнул из него три золотые монеты. Баркер принял протянутое ему золото, одновременно поглядывая на мешочек своим цепким взглядом.
Мэбри резко повернулся и вышел на улицу. Взглянув на небо, он решил, что утром отправится в Шайенн. И правильно сделает. Остальное его не касается…
Тучи стали рассеиваться, ветер постепенно стихал. Он зашагал к амбару. Под ногами его поскрипывал снег.
Амбар освещался двумя лампами, свешивающимися с балки, которая протянулась по всей длине строения. Мэбри подошел к своему вороному, осмотрел его, проверил, в порядке ли седло. Положив руку на холодную кожу седла, он долго стоял в глубокой задумчивости.
Нет, не его это дело… В Баркере он мог и ошибаться. А Хили сам должен знать, что делает.
И все же, что ни говори, дурацкая затея — отправиться в такое путешествие в разгар зимы с тремя женщинами. Да еще и на грузовых фургонах… А какие там дороги? В лучшем случае лошадиные тропы…
Мэбри вспоминал лицо Дженис, вспоминал ее голос, песни, вызвавшие в его памяти картины детства. Он вполголоса выругался. Надо седлать коня и убираться отсюда восвояси. Не его это дело. А Хили, — он хороший парень, но дурак.
Снаружи послышались голоса и стук молотков, — погонщики снимали колеса с фургонов, чтобы поставить их на полозья.
Из своей комнатушки в дальнем углу амбара вышел конюх.
— У этих актеров здравого смысла ни на грош.
Мэбри промолчал.
— Какие фургоны?.. Там ведь бездорожье, — продолжал конюх. — И постоянно северный ветер в лицо…
— Знаете Баркера?
Конюх сразу поскучнел. Он смущенно откашлялся.
— Поздно уже. Пойду-ка лучше спать.
Мэбри вышел из амбара и, чиркнув спичкой, посмотрел на термометр. Два градуса ниже нуля. Хотя накануне было тридцать. Утром выглянет солнце, так что путешествие обещает быть приятным.
А вмешиваться в чужие дела он не желает. У него на это нет ни времени, ни причин. Через два дня его ждут в Шайене, и, следовательно, надо поторапливаться. Что бы там Баркер ни задумал, его, Мэбри, это не касается. И все же…
День обещал быть и ясным, и теплым. Поднявшись с первыми лучами солнца, Мэбри поспешно оделся. Он двигался почти бесшумно, поэтому никого не разбудил. Собрав свои вещи, Мэбри вышел в коридор.
Из комнат напротив доносились приглушенные звуки — там тоже уже встали. Он прошел через пустой салун и вошел в столовую.
Уилльямс сидел, склонившись над кофейником. Мэбри взял себе чашку, присоединяясь к бармену.
Повар принес завтрак; Уилльямс передал кофейник Мэбри.
— Остерегайтесь Бентона и Гриффина, — проговорил Уилльямс. — Они ничего не забывают.
