Джеймс Купер - Прерия
Старик, отлично понявший характер этого индейца, не замедлил отделаться и от него. Он подъехал к нему и сказал деланным шепотом:
— Пил ли сегодня Уюча молоко Больших Ножей?
— Хуг! — вскрикнул дикарь, и все его мысли сейчас же спустились с небес на землю при этом вопросе.
— Потому что у великого полководца моего народа, что едет впереди, есть корова, у которой всегда бывает молоко. Я знаю, что не далеко то время, когда он скажет: «Не жаждет ли кто-нибудь из моих краснокожих братьев?».
Едва были произнесены эти слова, как Уюча в свою очередь ускорил ход своей лошади, смешался с группой темных фигур, ехавших медленнее остальных, в нескольких десятках футов впереди. Вблизи него и Обеда никого не осталось.
Траппер знал, как непостоянны и изменчивы мысли дикарей, и потому не стал терять ни минуты, стараясь воспользоваться удобным случаем. Он отпустил повод своей нетерпеливой лошади и через одно мгновение очутился рядом с Обедом.
— Видите вон ту блестящую звезду, на расстоянии, может быть, четырех выстрелов: вон там, к северу?
— Да, она из созвездия…
— Убирайтесь вы с вашим созвездием; видите ли вы ту звезду, про которую я говорю? Отвечайте простым английским языком — да или нет?
— Да.
— Как только я отъеду, натягивайте повод вашего осла, пока не потеряете дикарей из виду. Потом положитесь на ту звезду, она будет вашим проводником. Не поворачивайте ни направо, ни налево, но пользуйтесь временем, потому что ваше животное не быстро на ногу, а каждый выигранный вами дюйм прерии прибавит вам лишний день свободы или жизни.
Не дожидаясь вопросов, которые мог бы предложить доктор, старик снова отпустил повод лошади и вскоре смешался с группой всадников, ехавших впереди.
Обед остался один. Азинус охотно послушался первого сигнала, данного доктором скорее от отчаяния, чем от ясного сознания полученных приказаний, и пошел тише. Так как тетоны ехали галопом, то достаточно было одной минуты, чтобы они скрылись из глаз. Тогда без всякого определенного плана, без всякой надежды, кроме надежды спастись от своих опасных соседей, доктор, предварительно убедившись, чго тюк с жалкими остатками его образцов и заметок находится в безопасности на крупе осла, повернул Азпнуса куда следовало и, в припадке ярости осыпая его ударами, вскоре добился того, что терпеливое животное побежало быстрой рысью.
Едва он спустился в низину и затем поднялся на ближайший холм, как услышал (а может быть, так только показалось ему) свое имя, произносимое на хорошем английском языке и вылетавшее из глоток человек двадцати тетонов. Галлюцинация эта вызвала новый порыв усердия; и ни один профессор верховой езды никогда не пускал в дело свои пятки так, как упражнялся теперь доктор на ребрах Азинуса. Конфликт длился беспрерывно в продолжение нескольких минут и, может быть, продолжался бы и до настоящего времени, если бы кроткий осел не пришел в ненадлежащее возбуждение. Воспользовавшись способом, каким выражал свое волнение и его хозяин, Азинус привел его в действие с некоторыми изменениями и негодующим взмахом поднял на воздух сразу все свои четыре ноги. Мера эта решила спор в его пользу. Обед распростился со своим местом, так как не мог на нем удержаться, и вылетел по направлению своего пути, а победитель-осел завладел местом битвы и стал поедать сухую траву, как плод победы.
Когда доктор Баттиус, наконец, поднялся на ноги и собрался с мыслями, пришедшими в полный беспорядок от поспешности, с которой он покинул свое прежнее положение, он вернулся за своими пожитками и за ослом. Азинус выказал достаточно великодушия, чтобы свидание имело дружеский характер, и естествоиспытатель продолжал дальнейший путь с похвальным рвением, но гораздо большей осторожностью.
В то же время старый Траппер не терял из виду движения врагов, за которыми решил наблюдать. Обед не ошибся, предполагая, что его уже хватились и ищут, хотя его воображение превратило дикие крики в хорошо знакомые звуки его имени, переделанного на латинский манер. Дело было просто вот в чем: воины, ехавшие позади, не замедлили сообщить тем, что были впереди, о таинственной личности, в которую вздумал превратить Траппер ничего не подозревавшего естествоиспытателя. То же самое непосредственное чувство восхищения, которое заставило воинов задних рядов ринуться вперед при получении такого важного известия, вызвало обратное движение передних. Доктора, конечно, на месте не оказалось, и дикие крики были только первым взрывом разочарования дикарей.
Но власть Матори в соединении с ловкостью Траппера быстро остановила эти опасные проявления. Когда порядок был восстановлен и вождь узнал причину столь сильного возбуждения своих воинов, стоявший рядом с ним старик с тревогой заметил выражение сильного недоверия, мелькнувшее на смуглом лице дикаря.
— Где твой колдун? — спросил он, внезапно оборачиваясь к Трапперу, как будто он возложил на него ответственность за исчезновение Обеда.
— Разве я могу назвать моему брату число звезд? Пути великого медика не похожи на пути других людей.
— Слушай меня, седая голова, и считай мои слова, — продолжал вождь, наклонясь над грубой седельной лукой, как рыцарь более цивилизованной расы, и говоря тоном абсолютной власти. — Дакоты не выбирали себе вождем женщины; когда Матори почувствует силу великого медика, он задрожит, до тех пор он будет смотреть своими глазами, не пользуясь зрением бледнолицего. Если твоего колдуна не будет здесь утром, мои люди отыщут его. Твои уши открыты. Довольно.
Траппер был доволен, что вождь назначил такой длинный срок. Он и прежде заметил, что вождь тетонов принадлежал к числу смелых людей, которые переступают границы, поставленные человеку высокого положения обычаями и воспитанием. Теперь он ясно видел, что для того, чтобы обмануть Матори, придется прибегнуть к какой-то иной уловке, более искусной, чем та, которая имела такой успех у его подчиненных. Внезапное появление утеса, подымавшего свою обнаженную крутую вершину посреди окружавшего мрака, положило конец разговору. Матори обратил все свое внимание на выполнение своих замыслов относительно остатков движимого имущества скваттера. Шепот пробежал между смуглыми воинами, когда каждый из них увидел желанную цель, а затем самый тонкий слух напрасно старался бы уловить какой-нибудь звук, кроме шуршания ног среди высокой травы прерии.
Но не легко было обмануть бдительность Эстер. Она долго с тревогой прислушивалась к подозрительным звукам, приближавшимся по голой поверхности пустыни; внезапные далекие крики тоже были ею услышаны. Не успели дикари сойти с лошадей на некотором расстоянии от утеса, не успели они со своим обычным безмолвием и осторожностью собраться у его подножия, как раздался голос амазонки:
