Луис Ламур - Верой и правдой
— Знаете, а вот я представляла вас совершенно другим.
— Правда? — Он насторожился, ожидая, что она все-таки разовьет свою мысль.
— Вы оказались гораздо решительнее, чем я ожидала. Дядюшка Джордж считал вас слишком тихим, боялся, что увлечение книгами лишило вас интереса к делам. Но как вы обошлись с Уолтом Сивером! Я просто поражена.
Джед пожал плечами:
— С возрастом человек меняется. Он становится старше, а затем отправляется на Запад, навстречу новой жизни, и это тоже прибавляет ему веры в собственные силы.
Она заметила засунутую в карман книгу.
— Что это у вас за книга? — с любопытством поинтересовалась она.
Он извлек потрепанный экземпляр Плутарха, и на этот раз опасаться ему было нечего, ибо на титульном листе красовалась надпись: Майклу от дядюшки Джорджа.
Джед показал ей книгу, и она сказала:
— Любимая книга дядюшки Джорджа. Он ее считал второй по значимости после Библии и утверждал, что все великие люди изучали труды Плутарха, предпочитая его всем прочим авторам.
— Хорошая книжка. Мне понравилась, я читал ее по ночам. — Он обернулся к ней. — Кэрол, а что, по-вашему, теперь может предпринять Уолт Сивер?
— Постарается убить вас — собственноручно или же наймет кого-нибудь ради такого случая, — ответила она и, немного помолчав, добавила, указывая на револьверы: — Вам не помешало бы научиться пользоваться вот этим.
— Вообще-то я умею. Немного.
Он не посмел уточнить, насколько хорошо он владеет оружием, ибо приобрести подобный навык за один вечер невозможно, как нельзя за то же время научиться сохранять выдержку и хладнокровие, оказываясь лицом к лицу с вооруженным противником.
— Сивер очень рассчитывал, что имение достанется ему, ведь так?
— Он много распространялся об этом. — Она подняла на него глаза. — Видите ли, Уолт и дядюшка Джордж не являются кровными родственниками. Он сын женщины из лагеря старателей, на которой женился сводный брат Джорджа Баки.
— Понятно. — Получалось, что у Уолта Сивера не больше оснований претендовать на наследство, чем у него самого. — Насколько мне стало известно из писем, дядюшка Джордж пожелал, чтобы имение досталось мне, но я чувствую здесь себя чужаком. И, на мой взгляд, не очень справедливо присваивать себе ранчо, созданное трудом других людей. Возможно, Уолт имеет больше прав на него, чем я. А что, если, вступая во владение наследством, я совершаю роковую ошибку?
Он чувствовал на себе ее испытующий взгляд. Наконец она заговорила, старательно взвешивая и подбирая каждое слово, как будто приняв для себя какое-то решение:
— Майкл, я вас совсем не знаю, но только для того, чтобы превзойти самого Уолта Сивера и стать злобнее и опаснее его, вам пришлось бы оказаться просто-таки отъявленным негодяем. И, на мой взгляд, как бы ни сложились обстоятельства, лучше всего вам остаться. Хотя бы пока страсти не улягутся.
Что это? Просто намек, или же ей известно больше, чем кажется на первый взгляд? Хотя для человека в его положении естественно искать тайный смысл в каждой фразе. Необходимо решиться, а иначе он рискует выдать себя, оказавшись в дурацком положении.
— И все же хочу вас предупредить, что дело, которое вы затеяли, гораздо более рискованное, чем может показаться на первый взгляд. Дядюшка Джордж предвидел заранее, с чем вам здесь придется столкнуться. Он хорошо знал, какой коварный и злобный тип этот Уолт Сивер. И его мучили серьезные сомнения, хватит ли у вас изворотливости и твердости противостоять ему. Поэтому должна предупредить вас, Майкл Лэтч, если вы все же надумаете остаться — а я лично уверена, что вы так и сделаете, — вас скорее всего убьют.
Он улыбнулся, глядя в темноту. С самого детства ему приходилось не раз рисковать жизнью, порой оказываясь на волосок от смерти. Он давно перерос бессмысленное безрассудство и показной героизм, ибо хорошо знал, что по-настоящему отважный человек никогда не позволит себе быть безрассудным. Он знал, что в случае необходимости ему вполне по силам обойти смерть стороной, сглаживая острые углы. Тем более что и кое-какой опыт в этом у него уже имелся.
Он взял на себя смелость заняться чужим делом, но, с другой стороны, человек, именем которого он назвался, умер, и, возможно, нет ничего плохого в том, если он еще какое-то время побудет на его месте, постаравшись уберечь ранчо для тех, кому оно действительно дорого. А потом можно отправиться и дальше, оставив хозяйство Кэрол на попечение Тони Косты.
Джед развернулся.
— Я устал, — сказал он. — Пришлось провести много времени в седле, путь сюда неблизкий. Хочу отдохнуть. — И, немного помолчав, добавил: — Но я останусь, пока…
Джед Эсбери уже крепко спал, когда Кэрол вошла в столовую, где за длинным столом сидел Тони Коста. И что бы она только делала без него? Действительно, что? Он тридцать лет проработал вместе с ее отцом, прожил на гасиенде всю жизнь, а ведь ему уже перевалило за шестьдесят. Но старик был по-прежнему крепок и бодр, сохранив юношескую стройность и ясный ум.
Коста взглянул на нее. Он пил кофе, и на столе перед ним одиноко горела свеча.
— Ну вот, сеньорита. Уж не знаю, к худу или к добру, но это началось. И что, по-вашему, теперь будет?
— Я предупредила его, но он решил остаться.
Коста разглядывал кофе на дне своей чашки.
— И вам не страшно?
— Нет. Он осмелился выйти против Уолта Сивера, и уже только одного этого для меня вполне достаточно. По мне — кто угодно, но лишь бы не Сивер.
— Да, — согласился Коста. — Сеньорита, а вы, случайно, не обратили внимания на его руки, когда они с Сивером оказались лицом к лицу? Каролита, он не уступил бы. Этот парень готов в любую секунду выхватить револьвер. Он стрелял, и не раз. Он сильный человек, Каролита!
— Да, наверное, ты прав. Он сильный.
В течение двух дней из города не поступало никаких вестей. Уолт Сивер и его бывалые дружки как будто исчезли с лица земли, а вот на ранчо «Каса Гранде» жизнь била ключом, события следовали одно за другим, и Тони Коста по большей части весело посвистывал, пребывая в прекрасном расположении духа.
Джеду Эсбери почти не пришлось учиться, но он хорошо знал людей, умел руководить ими и добиваться наилучших результатов. К тому же он мог похвастаться большим практическим опытом работы на пастбищах.
На следующее утро он встал в пять часов, и, когда Кэрол проснулась, Мария, их старая кухарка, доложила ей, что сеньор занят работой в кабинете. Дверь оказалась слегка приоткрыта, и, проходя мимо, девушка увидела, что он сидит за столом, углубившись в счета. Перед ним лежала карта угодий ранчо «Каса Гранде», в которую он часто заглядывал, выверяя местонахождение стад.
