Джефф Питерс - Великолепная семерка
Брови и интонации участников игры не привлекали внимания Ли Броуди. По крайней мере, до тех пор, пока он не получал ясного ответа на вопросы: чем я рискую? сколько могу выиграть? каковы мои шансы? остаюсь ли я в игре?
Он автоматически просчитывал вероятность той или иной комбинации для себя и партнеров. И если его расчеты заставляли продолжать игру, вот тогда он и начинал следить за уголками глаз. Впрочем, глаза могут обмануть, но математика – никогда.
Всех остальных участников игры математика интересовала разве что в момент подсчета проигрыша. Они больше полагались на умение, получив хорошую карту, изобразить полное отчаяние, с отвращением бросить карты на стол, но продолжить игру якобы просто ради компании. И, сделав ставку, удовлетворенно откидывались на спинку стула и выпускали струю дыма вверх. Этот дым, как свисток речного парохода предупреждал Ли о том, что пора сходить на берег: партнер, столь явно разочарованный, на самом деле получил четыре туза.
Для всех участников игры покер был продолжением их жизни. Они и в жизни привыкли притворяться и ломать комедию, так почему не делать того же за игорным столом? Всегда быть готовым исподтишка дать подножку обгоняющему сопернику. Гордо раздувать щеки, вертеть хвостом и выпячивать грудь, когда дела идут все хуже и хуже. Главное – произвести впечатление. По наблюдениям Ли, чем ничтожнее человек, тем тщательнее он следит за тем, какое впечатление производит на окружающих.
А для него, наоборот, жизнь была продолжением покера. И он старался всегда подсчитывать свои шансы, прежде чем сделать какой-то ход.
Может быть, ему не часто везло в жизни как раз потому, что там иные правила. Точнее, правила у каждого свои, но кто сообщает их первому встречному? Поэтому Ли было трудно с людьми. Он не мог ввязываться в новую игру, не изучив досконально ее правил.
В покер Ли выигрывал часто, поэтому многие считали его искусным шулером. И совершенно напрасно. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что он поначалу поддавался противникам, чтобы сорвать с них побольше выигрыша.
А вот Хаффелтайн как раз был шулером. У него были сообщники, поочередно игравшие вместе с ним. Были крапленые карты и были запасные карты в рукаве, и было еще множество разных трюков в запасе, которые позволяли ему раздевать незадачливых противников.
Наблюдая за Хаффелтайном со стороны, вы бы никогда не отличили его от представителей более почтенных профессий. Никакой суетливости, никаких бегающих глазок. За игорным столом он выделялся как раз особым спокойным достоинством. Бывало, что он крупно проигрывал, но и тогда, не теряя достоинства, быстро расплачивался и ухолил. «Надо уходить, пока есть в чем», – горько шутил он, покидая зал. Его самообладанию в такие минуты завидовали все, кто не знал, что Хаффелтайн проигрывал только сообщникам.
Главным источником дохода шулера были пожилые самоуверенные фермеры-скотоводы, которые заходили в салун после удачной продажи пригнанного стада. Выиграв первые двадцать-тридцать долларов, они заводились и уже не могли остановиться. Хаффелтайн якобы пытался выйти из игры, но они размахивали своими кольтами и заставляли его продолжать игру – чтобы отдать ему все свои денежки до единого цента.
Ли давно знал о Хаффелтайне и старался не играть там, где он появлялся. Но однажды Хаффелтайн сам нашел его.
Он предложил стать партнерами. Не навсегда, всего лишь на пару вечеров. Дело сулило хороший, неслыханно хороший улов. В Литл-Рок приехал со всей своей свитой то ли французский, то ли итальянский граф, чтобы отсюда отправиться в охотничью экспедицию. Азарт и страсть графа к игре могли сравниться только с размерами его богатства. Но, чтобы усадить его за покер, требовались партнеры с безупречной репутацией. Ли должен был сыграть с графом. Выигрыш он оставит у себя, проигрыш Хаффелтайн компенсирует и еще оплатит счета в гостинице и ресторане.
Ли отказался и, ничего не объясняя, в этот же вечер уехал из города. На это у него было две причины. Во-первых, Хаффелтайн не привык отказываться от своих планов и наверняка стал бы настаивать на предложении. Связываться с шулером было рискованно: обман мог раскрыться в любой момент, и Ли не хотел даже чисто теоретически, из любви к математике, просчитывать варианты возможных окончаний.
А во-вторых, Ли Броуди обязан был прострелить голову тому, кто мог сделать ему такое предложение. Не прострелил, сдержался. Хотя бы на миг, но стал таким же, как Хаффелтайн. Хотя бы заочно, но стал его сообщником. И Ли уехал из города, убегая от позора, о котором знал только он.
Через неделю в игорном доме на окраине Мемфиса, за двести миль от Литл-Рока, случайные партнеры заявили Броуди, что он их дурит. В ту же минуту их спутник, наблюдавший за игрой, выхватил из-под жилета револьвер и выстрелил первым. Ли, не вставая из-за стола, выстрелил вторым и попал.
Противников было двое, и они тоже успели достать свои припрятанные стволы из-за пояса за спиной. Ли пришлось уложить обоих, чтобы они не успели перемешать карты. Когда дым рассеялся, шериф перевернул все карты и подтвердил, что Ли играл честно.
– Вы давно знаете этих людей, мистер Броуди? – спросил шериф, обыскивая покойников.
– Не больше десяти минут.
– Но они знают вас, – сказал помощник шерифа. – Они приехали из Литл-Рока и спрашивали о вас во всех салунах. Они вас искали.
Ли пожал плечами.
А шериф сказал:
– Что ж. Они нашли, что искали.
Он был вынужден вернуться и найти Хаффелтайна. Просчитав всю партию на много ходов вперед, он пришел к единственному приемлемому решению, к которому Хаффелтайн пришел на один ход раньше. Один из них должен был исчезнуть.
Если бы они оба были ковбоями, все решил заурядный поединок. Но они не были ковбоями, и Ли подстерег Хаффелтайна, когда тот возвращался под утро домой. Шулер провел всю ночь у примадонны проезжего театра и сошел с извозчика, не доезжая до своего дома. Остаток пути Хаффелтайн в таких случаях обычно проделывал через свой сад на берегу, и подходил к дому со стороны реки, чтобы соседи его не заметили. Он весьма дорожил своей репутацией.
Ли несколько ночей подряд поджидал Хаффелтайна на этом месте. Но когда, наконец, респектабельная фигура с цилиндром набекрень и тросточкой под мышкой вдруг показалась на садовой дорожке, Ли застыл, не в силах выйти из укрытия.
Хаффелтайн приближался к нему, напевая модную арию. Ли стоял за широким деревом, прильнув к ледяному стволу пылающим лицом. В ушах стоял шум, как от проходящего поезда.
Хаффелтайн поравнявшись с ним, вдруг с силой ударил тростью по стволу дерева. Расхохотался, повторяя: "Ах, озорница, ну и озорница… " – и пошел дальше.
