Евгений Костюченко - Шайенский блюз
Степан попытался шагнуть к Бизону…. Но внезапно обнаружил себя стоящим перед столбом со связанными руками. Он с изумлением увидел свою обнаженную грудь и босые ступни, белеющие на черной блестящей траве. Спина нещадно горела после хлесткого удара. «Чем это меня?» — подумал Степан. И увидел Свирепого Пса с кнутом в руке.
На поляне горели костры. Тела индейцев блестели в отсветах пламени. Воины двигались по кругу. Каждый держал по две небольшие дубинки. Притоптывая и напевая, индейцы нестройно постукивали одной дубинкой о другую.
— Пошел! Чего встал! — крикнул Пес, и новый удар кнута обжег плечи Степана.
Спотыкаясь, Гончар шел вокруг столба. Веревка все укорачивалась, наматываясь на шест, и в конце концов Степан остановился, прижавшись к столбу грудью. Индейцы тоже остановились и перестали стучать дубинками. Было слышно, как они дружно втянули воздух — и ужасающий вопль разорвал ночную тишину.
Если бы Степан не был привязан к столбу, он, несомненно, свалился бы как подкошенный. Заслышав боевой клич сиу, даже разъяренная медведица обращается в бегство, а пролетающие птицы замертво падают на землю.
Но Степан не упал, и не обратился в бегство. Он только успел пожалеть свои барабанные перепонки. А в следующий миг наступила мертвая тишина. Даже ночные букашки испуганно примолкли. Впрочем, ненадолго. Вот они снова настроили свои струны и смычки, и снова запели лягушки на реке…. Гончар осторожно оглянулся. На поляне горели три костра. Индейцы же исчезли.
Ожидая какой-то новой гадости, он попытался высвободить руки. Но стоило ему сделать шаг в сторону, как за спиной что-то прошелестело в воздухе. Резкий удар обрушился на его лопатки, и в свете костра Гончар увидел спину убегающего индейца. Снова шелест сзади. На этот раз он успел оглянуться и увидел, как из-за деревьев на него несется другой воин. Бесшумными мягкими прыжками он подлетел к пленнику и полоснул дубинкой по ребрам. От удара у Степана подкосились ноги, и он с трудом поднялся.
«Это у них игра такая, — понял Гончар, продолжая разматывать веревку и получать все новые удары. — Знать бы, в чем прикол. Плохо, если они играют не на очки, а на конечный результат. Кто выбьет из пленника душу, тот и победил? Не нравятся мне ваши игры, не нравятся. Но все же лучше палки, чем топоры».
Он уже знал, что будет дальше. Веревка быстро поддавалась его зубам. Сейчас он освободит руки и, выбрав удобный момент, сам перелетит через поляну и в два прыжка окажется у реки. А там посмотрим, кто из нас лучше играет в подводные прятки.
Каждый новый удар только добавлял ему злости и сил. Он с трудом удерживался от того, чтобы удивить очередного прыгуна с дубинкой хорошим встречным пинком по яйцам. Но до поры до времени надо было прикидываться чучелом для битья.
Его немного тревожило, что удары наносились все реже. Возможно, индейцы устали. Хотя в это трудно поверить. Может быть, они постепенно выходили из игры, оставляя кому-то право последнего удара?
В таком случае ясно, кому достанется это право. Гончар решил, что кинется к реке, как только из-за деревьев покажется Свирепый Пес. «Эх, хорошо бы он пошел на меня с ножом, — размечтался Степан. — Или хотя бы с пикой. Это же будут совсем другие прятки, когда у меня появится оружие».
Но прошла томительная минута, которая показалась ему часом, а Пес так и не появился.
Вместо него из-за деревьев, раздвинув кусты, вышел князь Салтыков. Его лицо было вымазано черным, но русая борода светилась в темноте.
— Живой? — спросил он по-русски. И сам себе ответил: — Живой.
Князь наклонился возле костра и вытер кинжал о траву.
— Ну и силен же ты, батюшка, ругаться дурными-то словами.
— Кто? — по-русски спросил Гончар. — Я? Я ругался?
— Блажил, на чем свет стоит.
— А где… — он сбросил с рук веревку и оглянулся.
— Бабы ушли, — ответил князь. — А попрыгунчиков мы вырезали. Ты-то как сам?
— Ничего, спасибо.
Из кустов на поляну один за другим выбирались казаки. На черных лицах блестели глаза и зубы. С тихим лязгом прятались в ножны клинки.
— Я же сказал, мы вас не отдадим, — проговорил Домбровский, подхватывая Степана под руку.
25. Земляк с Большой Подьяческой
Вся одежда Гончара была изодрана в клочья. Ему пришлось голым идти с казаками до того места в лесу, где они оставили лошадей. А там он переоделся в шаровары и черную гимнастерку.
— Это выходной мундир, — говорил Домбровский, помогая Степану застегнуть пуговицы на манжетах. — Мне он понадобился только раз, когда являлся с докладом к нашему консулу. Вот и снова пригодился.
— Зачем же таскать с собой парадку? — удивился Гончар. — Не могли оставить в обозе?
— Всего не предусмотришь. Если б вас не было с нами, на переговоры с индейцами пошел бы я. При полном параде. На них это действует. Проверено.
Затянув кожаный пояс и пропустив под погонами ремешки портупеи, Гончар обнаружил, что такая сбруя весьма удобна. Одну кобуру он повесил слева, другую — справа, сзади, чтобы не мешала в седле.
— Мы не нашли вашу шляпу. — Домбровский подал ему фуражку с металлическим козырьком. — Наденьте. На околыше есть ремешок, можете его опустить.
— Вы офицер? — Степан ощупал погоны на плечах.
— Разжалован в урядники. А вы, позвольте спросить?
— Нет-нет, я абсолютно гражданский человек.
— Знаю, знаю, — усмехнулся Домбровский. — Вы торгуете обувью.
К Степану подвели его вороного. Конь был почти неразличим в темноте, только белая звездочка виднелась между блестящими глазами. Холодный мокрый нос коснулся щеки Степана, и вороной замер, положив голову к нему на плечо.
— Соскучился? — Он погладил тугую шею и поймал ногой стремя. — Мне без тебя было плохо. Очень плохо.
— Могло быть хуже, — сказал Домбровский. — Хорошо, что они не стали следить за нами. Наверно, решили, что мы ускакали за подмогой.
— Я тоже так решил, — признался Степан. — Да так и надо было сделать. Зря вы рисковали.
— Это они рисковали, оставив нас за спиной. И просчитались.
— Эх, делов-то! Почикали как цыплят, никто и не пикнул, — хохотнул молодой казак, подведший коня.
— Рано радуешься, Кунцев, — осадил казака Домбровский. — Унести бы ноги, пока не рассвело.
— На конь! — вполголоса скомандовал князь, и в темноте заскрипели седла, забренчала сбруя, захрипели лошади, переступая под седоками.
Отряд ходкой рысью двинулся к выходу из ущелья.
Степана то трясло, как в лихорадке, то вдруг его сковывала судорога, да так, что он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он удивлялся тому, что не ощущал боли. На спине, наверно, не осталось живого места. А ведь несколько ударов достались и ребрам, и плечам. Но боли не было. Зато было странное чувство — будто с каждой секундой с него постепенно спадают тугие повязки, которыми было спеленато все тело.
