Макс Брэнд - Песнь хлыста
— Кто едет? — окликнул он Лэвери.
— Друг! — ответил Тонио.
— И кто же ты такой, друг? — держа ружье наготове, поинтересовался охранник.
— Друг, который прибыл спасти вас от беды! — крикнул Тонио. — Поезжайте в поместье и передайте, что Эль-Кид с сорока всадниками Рубриса во весь опор движется на имение. Они едут со стороны каньона Грегорио. Заблокируйте вход в каньон вооруженными людьми. У вас еще есть на это время. Но поторопитесь, поторопитесь!
— Скажи мне еще одну вещь, — прокричал охранник, — у нас в тюрьме сидит сам Рубрис или…
Однако Тонио уже развернул коня и последние слова стражника заглушил топот копыт. Стражник посмотрел вслед удалявшемуся всаднику, сплюнул на землю, натянул поглубже сомбреро и что есть духу припустил в сторону усадьбы.
Услышав новости, дон Томас загорелся желанием самолично возглавить своих людей и повести их в бой, однако дону Эмилиано удалось убедить его остаться дома.
— Даже если мы уничтожим сорок бандитов Рубриса, разве этим можно возместить потерю хотя бы одного представителя из рода Лерраса, сраженного шальной пулей? — высказался дон Лопес.
Дону Томасу пришлось признать довод веским. Он полагал, что вряд ли переоценивает значимость собственной персоны, поскольку считал себя человеком, который знает цену деньгам и людям. Поэтому в конце концов остался дома. Верхом на лошади Леррас остановился у ворот патио и радостно приветствовал своих бойцов, благословляя их на ратный подвиг.
Смотр сил прошел быстро.
Ядро их составляли самые отборные, вышколенные и высокооплачиваемые охранники. За ними следовало раза в три больше местных сорвиголов, каждый из которых обращался с ножом и оружием не хуже первых. Остальную часть отряда составляли ловкие пеоны, в любой момент готовые вскочить на мустангов и с воплями броситься в бой; эти удальцы попадали в бегущего кролика с первого выстрела, поскольку привыкли экономить патроны.
Этот контингент и составил небольшую армию, числом значительно перевалившим за сотню. Дон Томас полагал, что по праву может называть их отборным войском. Он не сомневался, что, даже столкнувшись нос к носу с головорезами Рубриса в теснинах каньона Грегорио, они без труда разбросают их в разные стороны и размажут по скалам.
Сеньорита Доротея стояла в оконном проеме своей спальни и наблюдала, как поток всадников движется из ворот патио. Она явно едва сдерживала нетерпение. Наконец, когда топот конских копыт затих вдали, окликнула находившегося в патио отца:
— Отец, скажи мне одну вещь.
— Что ты хочешь узнать, Доротея? — отозвался он. — Спрашивай.
— Интересно, трудно ли душе гринго попасть в рай?
Несомненно, дон Томас был истинным кабальеро, потому что сдержался от ругани. Только сплюнул в сердцах, словно прочищая горло от ненавистного слова.
— Душе гринго? Если эти негодяи всю жизнь роются в грязи и отбросах, то разве их паршивые душонки смогут подняться выше вершины ада?
Неожиданно Леррас удивленно поднял глаза на дочь. Внимательно вглядываясь в далекую ночную мглу, девушка тихонько смеялась.
Дон Эмилиано, выпрямившись в седле и ощущая себя воином еще в большей степени, чем это могло показаться со стороны, ехал во главе своих людей — отчасти из-за того, что здесь и было его место, а отчасти потому, что под ним шла самая лучшая лошадь. Въехав в устье каньона, он не стал останавливаться, а последовал дальше, до самых теснин. Здесь ущелье сужалось сразу с обеих сторон, но главное направление каньона Грегорио с гигантскими валунами у самых стен просматривалось как на ладони.
Разместив среди уступов с полсотни стрелков, дон Эмилиано поставил в засаду семьдесят отборных всадников, велев им спешиться и укрыться за валунами по обе стороны ущелья. Потом приказал всем соблюдать полную тишину, и мексиканцы, которым врожденный инстинкт подсказывал, как нужно вести себя в ночной засаде, беспрекословно подчинились. В небе сияла прекрасная луна; ее света вполне должно было хватить для прицельного огня. Сердца мексиканцев замерли в ожидании. И вот наконец до них донесся отдаленный, едва уловимый топот копыт. Усмехаясь, они терпеливо ждали, поглаживая ружья и оставаясь безмолвными, как укрывавшие их скалы.
Вот эту картину и увидела Розита, гнавшая мустанга по высокому гребню каньона. Глянув вниз, она не поверила своим глазам. Люди застыли неподвижно, словно статуи, но поблескивающие в лунном свете стволы ружей выдавали их.
Песок, покрывавший гребень каньона, заглушал топот копыт мустанга танцовщицы. Она понеслась во весь опор и так торопилась, выбрав самый короткий путь, что намного опередила отряд Эль-Кида, следовавший более удобной дорогой из-за своей многочисленности. В этом месте Розита как раз собиралась спуститься в каньон Грегорио и, пропустив вперед отряд Кида, последовать за ним.
Не нужно было обладать особой интуицией, чтобы, увидев внизу такое количество вооруженных людей, не догадаться о засаде. Розита круто развернула мустанга и понеслась навстречу конскому топоту, который, подобно отдаленному реву могучей реки, надвигался на нее в ночи.
Сорок всадников Эль-Кида она заметила еще издалека и, заставив мустанга присесть на задние ноги, стремительно съехала на дно каньона, будто ястреб с небес, оставляя за собой тучу пыли и мелких камешков.
Розита сразу же узнала в высокой фигуре на длинноногом жеребце Эль-Кида. Заслышав крик девушки, он подъехал к ней и, натянув поводья, взял за руку.
— Тебе известно, — едва сдерживая смех, начал он, — что сорокам не положено летать по ночам? Что случилось?
— Ниже по ущелью вас поджидает две сотни вооруженных людей! — воскликнула девушка. — Боже милостивый! Их точно не меньше двух сотен! Это целая армия! Возвращайтесь назад! Возвращайтесь!
Все сорок разбойников Рубриса, осадив дымящихся от пота коней, сгрудились вокруг вожака.
— Наш начальный план провалился, — констатировал Вильяхен, виртуозно владеющий ножом. — Как нам действовать теперь, сеньор?
— Они поджидают нас верхом на конях? — поинтересовался Эль-Кид.
— Нет. Но готовы по первому же сигналу вскочить в седла. Они притаились за теми большими валунами, где…
— Я знаю это место.
И Кид начал потихоньку петь индейскую песенку:
Когда ты целовала меня, когда я слышал твое дыхание,
Над моим ухом пропела стрела,
Крылатая стрела, выпущенная в небо из лука;
И теперь моему сердцу суждено кровоточить вовек.
Все сорок головорезов Рубриса, не проронив ни слова, слушали, пока Кид не пропел последнюю фразу.
— Можно попробовать перебраться через гребень и спуститься в соседнее ущелье, — наконец вымолвил он.
