Макс Брэнд - Поющие револьверы
— Я слышал, как ты сказал это в бреду.
— Тогда ты знаешь, что Ди хотят?..
— Не важно, что мне известно. Я знаю, что ты здесь в безопасности. Знаю, что тебе нужно восстановить силы. Знаю, что тебе не выздороветь, если не будешь есть. А теперь заткнись и лежи спокойно, пока я принесу суп.
Морган послушно лежал, пока Райннон не появился с хлебом и супом. Он съел все, хотя и с видимым трудом. Но закончив, Морган лег и, нахмурившись, уставился в потолок.
— Я вроде как шпионил за тобой, Райннон, — сказал он.
— Забудем об этом, ладно? Скажи мне одно. Ты брат Нэнси Морган?
— Да, — сказал он.
— Тогда спи. Здесь с тобой ничего не случится, — заявил Райннон. Раненый приподнял голову и со слабым вздохом облегчения опять опустил ее на подушку. Через секунду он уже крепко спал.
Райннон сидел у постели и внимательно рассматривал его лицо. Раньше ему показалось, что в нем не было ни малейшей сходства с Нэнси, но теперь, приглядевшись, он обнаружил, что у Ричардса-Моргана широкий лоб и лицо чистых линий. Он почувствовал, что его странному поведению в доме должно быть какое-то объяснение. Даже его нежелание драться можно истолковать без ущерба для его достоинств.
По крайней мере на это Райннон надеялся всей душой и решил оставить все суждения на потом.
Наконец, пришли долгожданные сумерки. Появились звезды, но он все ждал, потому что решил быть терпеливым до того, как опустится ночная темнота, и только тогда отправиться в великий поход против дома Ди.
В течение дня Морган на глазах поправлялся. В обед он хорошо поел, потом снова заснул. И вот уже несколько часов из спальни не доносилось ни звука.
Подошло время отправляться в рейд, но Райннон напоследок захотел взглянуть на больного. Он подошел к закрытой двери и тихо постучался. Ответа не было. Тогда он осторожно повернул ручку и заглянул в комнату.
Ее окно выходило на запад, где небо было залито последним светом уходящего дня, настолько слабым, что он не мог погасить даже бледные звезды. Однако в комнате света было достаточно, чтобы Райннон разглядел очертания фигуры на постели.
— Морган! — шепотом позвал он.
Ему никто не ответил. Наверняка Морган крепко спал, но ему нужно было удостовериться, прежде чем двинуться по тропе, с которой, может быть, он не вернется. Он осторожно двинулся вперед. Рука Райннона коснулась постели и он попытался нащупать спящего.
Но его не было.
Он зажег спичку. Постель была пустой.
Куча порванной и грязной одежда, лежавшей на стуле в углу, исчезла. Исчезли и изношенные сапоги, которые стояли рядом.
Морган Встал, оделся и, не сказав ни слова, ушел!
Но зачем? Если бы он хотел убежать до нового появления Ди, разве не попросил бы помощи, хотя бы лошади?
Райннон выбежал из дома и поспешил к конюшне. Все оказалось так, как он подозревал. Одного седла и серого коня — его лучшего — не было!
Глава 29
Он бросил спичку, при свете которой сделал свое открытие, и тихо выругал Моргана. Но пока он стоял в темноте, ему вдруг показалось, что за конюшней слышится бормотание голосов. Он подошел к стене, чтобы удостовериться, и точно — двое мужчин были заняты разговором.
Райннон начал выслеживать их, как кот мышку.
Он выполз через заднее окно конюшни, осторожно протискиваясь наружу, чтобы не зашуметь, и вылез наружу. На углу конюшни согнулся, потому что близко к кустам заметил силуэт всадника и еще одного пешего рядом с ним и с первым произнесенным словом, пусть даже приглушенным, узнал характерный голос Караччи.
— Я оседлал для него серого. Это лучший, что у нас есть.
— Где Райннон?
Это был голос шерифа Каредека — голос шерифа, называющего настоящее имя Райннона в присутствии наемного итальянского рабочего! Каредек тайком здесь, тайком говорит о нем, о преступнике, за голову которого назначена награда!
Из всех странных вещей, которые случались с Райнноном, это было самое странное. Он опустился на колени, не находя в себе сил двигаться.
— Где Райннон?
— Отдыхает на крыльце. Даже не знает, что Морган ушел.
— Да, — сказал шериф, — он немного тугодум. Это уж точно!
— Верно, — согласился Караччи. — Умом он не блещет. Я это заметил!
Райннон сжал зубы.
Но шериф — Каредек! Как он мог только сказать такое! Мучаясь печалью и потрясением, Райннон навострил уши.
— Что Райннон будет делать вечером?
— Не знаю. Спать… если не узнает, что Морган сбежал.
— Узнает.
— Тогда все равно, наверное, будет спать. Ему нужно время, чтобы на что-нибудь решиться.
— Не скажи, — возразил Каредек. — И еще, Караччи, смотри будь осторожнее.
— Я и так осторожен, — сказал Караччи. — Я буду себя чувствовать в безопасности, когда выйду из игры.
— Он все еще думает, что ты макаронник?
— Никогда ничего другого и не думал. Я пою всякие песенки, которые вроде как итальянские. Мне он доверяет.
— Да, — сказал шериф. — Он как ребенок. В нем нет ни тени подозрения.
— И все же он — Райннон!
— Верно, — сказал Каредек, — и если ты сомневаешься…
— Ни в чем я не сомневаюсь. Я сегодня видел, как он сцепился с парнями Ди. Он мужик крутой, это точно!
— Если бы он узнал, что я работаю за его спиной, — сказал шериф, — мне бы не поздоровилось. Но ты ведь будешь держать рот на замке, сынок?
— У меня есть на то причина, — тихо сказал лже-Караччи.
— Как думаешь, Морган был в порядке, когда уехал?
— Конечно, в порядке. Ему нужно было отоспаться, вот и все. Он отоспался, поел, забинтовал рану. С ним все в порядке! Я спросил!
— Ты дал ему оружие?
— Оружие и пятьдесят патронов.
— Ладно, мне пора ехать. Наблюдай за всем.
— Сделаю все, что смогу.
— Прощай. Утром кое-что тебе расскажу, мой мальчик.
— Она у них, верно?
— Не знаю, что у них. Спокойной ночи, малыш.
Шериф, натянув поводья, развернул коня и поскакал по полю, а Райннон тихонько отодвинулся и по стене добрался до ворот конюшни. Там он постоял, ослепленный яростью, с болью в сердце, потому что предательство Каредека, показалось ему горем, в него не хотелось верить даже после того, как он услышал слова шерифа собственными ушами.
Он увидел появившийся темный силуэт Караччи, который возвращался в дом, словно еще одна ночная тень среди многих.
Райннон вошел в конюшню и начал седлать второго коня. Это был старый каурый мерин со слегка закостеневшими суставами, но когда он включался в работу, то мог бежать достаточно быстро.
Закончив седлать мерина, он набросил второе седло на своего лучшего мула — поседевшего ветерана многих трудных дней, однако еще способного подняться в галоп. Стремена на жеребце он подтянул до удобной длины, потом направился в дом.