Джордж Гилман - Десять тысяч кровавых долларов
Итак, трое джентльменов целеустремленно продвигались вперед, игнорируя заманчивые предложения, градом сыпавшиеся на них со стороны, даже не удостаивали ребятишек ответами, и юные братья якобы прекрасных сестер постепенно оставили их в покое. Этому способствовало также ощущение скрытой угрозы, исходившей от группы. В центре шествовал Эдж, ведший под уздцы лошадь, дядя. с племянником располагались по сторонам.
— Здесь, сеньор, — произнес наконец Мануэль, и Эдж напряженно всмотрелся вперед.
Они находились явно не в самой респектабельной части города. Улица стала более извилистой и выглядела по крайней мере заброшенной. Дома по обеим сторонам улицы располагались значительно реже, и некоторые из них выглядели просто лачугами. Вероятно, это были дома беднейших из пеонов. Но одно из зданий было гораздо больше и шире остальных. Вытянутое, приземистое, оно занимало достаточную площадь, чтобы содержать в себе множество помещений. В домах не было ни огонька, и единственным источником света было тусклое мерцание луны, но и его было достаточно, чтобы разобрать вылинявшие белые буквы на передней стене здания:
— ЭЛЬ СЕРПЕНТ -
Эдж внимательно изучал фасад здания, размышляя над тем, что все окна в нем были заколочены, а двери плотно закрыты и само здание не подавало никаких признаков жизни.
— Когда вы были тут в последний раз? — обратился он к Мануэлю.
Старик усмехнулся:
— Я не так уж дряхл, чтобы позабыть сюда дорогу. На прошлой неделе я очень приятно провел тут время. Здание не пустует. Все эти заколоченные окна и двери — камуфляж. Работа в заведении идет полным ходом.
Эдж довольно хмыкнул и, приглядевшись, заметил у дальнего конца борделя несколько привязанных к поручню ослов. Он присоединил к ним свою лошадь. Дождавшись его возвращения, Мануэль обрушил на дверь свой кулак.
— Зачем же так ломиться? — раздался из-за двери сварливый женский голос на испанском. — Девочки будут здесь всю ночь, а также и весь день, если вы полны сил и денег.
Проскрипел тяжелый засов, и дверь распахнулась. Эдж прищурился от яркого света, пытаясь из-за плеча Мануэля разглядеть старую толстуху, стоявшую в грубо украшенном и скудно обставленном мебелью коридоре. Он увидел в свете висевших у потолка масляных ламп женщин разного возраста и молоденьких девчушек, рассевшихся на продавленных, ободранных диванах, с любопытством уставившихся на вновь прибывших.
— Ах! — радостно воскликнула толстуха. — Мануэль и Рамон Армендарис! Заведение «Эль серпент» радо вас приветствовать, рады приходу двух членов знаменитой семьи мэра города.
При этих словах она звучно рыгнула, что вызвало громкий веселый смех как у находившихся внутри, так и у обоих мексиканцев.
— Я пожалуюсь отцу, что вы не будете голосовать за него на выборах! — весело пошутил Рамон.
— И что? Мое заведение прикроют, а меня расстреляют перед строем? — притворно испугалась хозяйка и тут же весело продолжила:
— Входите, входите, сеньоры. Все в моем доме к вашим услугам.
И только тут она заметила Эджа. Оценив его вес и сложение, малейшие черточки лица, она шепотом уточнила:
— Американец?
Мануэль кивнул, и хозяйка вновь заулыбалась.
— У него, наверное, много денег, много долларов, чтобы оставить их здесь?
— И достаточно познаний в испанском, чтобы самому поручиться в том, что я не жулик, сеньора, — вставил по-испански Эдж.
Знание испанского приятно удивило толстуху.
— Сеньорита, сеньор, сеньорита… — поправила она его, улыбаясь. — Благодаря моему занятию я видела стольких мужчин в жизни, что так и не смогла выбрать из них хотя бы одного для себя.
Не слушая ее трепотни, Эдж глядел на демонстративно рассевшихся на диванчике девиц. Тут были представлены тела любых форм, расцветки и размеров. Одеты они были в плотно облегающие комбинации, закрывавшие их от шеи до щиколоток. Общим для всех них было и выражение горькой покорности той жизни и участи, которую они выбрали для себя. Выражение их глаз мало чем отличалось от взгляда зверя в клетке.
— Что касается меня, то я, полагаю, видел достаточно женщин подобных этим, чтобы отважиться на такой ответственный шаг, как брак, — скромно заметил Эдж.
Хозяйка милостиво улыбнулась ему и отступила в сторону.
— Это хорошо, — просюсюкала она. — Женатые мужчины — плохие клиенты. Они ходят к нам лишь до тех пор, пока об этом не узнают их жены. А жены узнают очень быстро.
Двери за прибывшими захлопнулись, и, бросив взгляд на компаньонов, Эдж понял, что воспоминания о прошлых визитах целиком завладели их помыслами. По дороге сюда никто из них не обсуждал плана предстоящих действий и поисков. Теперь, очутившись на месте, мысли мексиканцев были заняты более неотложными задачами, чем какие-то десять тысяч американских долларов.
Для себя Эдж также не строил пока никаких планов, решив вначале осмотреться на месте и только потом решать, как приступить к поиску денег.
— Девочки… — проронила хозяйка, и проститутки устало поднялись на ноги, исполнив при этом пируэт, начисто лишенный грации.
Когда они поворачивались, Эдж заметил, что у каждой из них имелся свой порядковый номер, прикрепленный к спине. Глаза у Эджа непроизвольно сузились, и мозг, получивший новую информацию, начал напряженно работать.
— Розита моя! — выпалил Рамон. . — Я выбираю Маргариту, — определился дядюшка.
Молодая тоненькая девушка направилась к Мануэлю, в то время как другая, в возрасте около сорока, с мощными бедрами и огромными грудями, приблизилась к Рамону. Они имели соответственно номера восемь и десять. Большинство номеров между «один» и «двадцать пять» отсутствовали, очевидно, их обладательницы уже трудились в поте лица со своими клиентами в различных уголках заведения хозяйки.
— Это давняя традиция нашего заведения, — нумеровать наших девушек. Особенно она удобна для американцев, новичков, не знакомых с нашим языком, — принялась объяснять хозяйка Эджу. — Со своей стороны я могу рекомендовать сеньору номера «двенадцать» и «двадцать один». Обе новенькие., Не девственницы, как вы сами понимаете, но почти.
Два названных номера фальшиво улыбнулись, в то время как остальные заметно помрачнели.
— Я, пожалуй, выберу номер «один», — принял решение
Эдж, остановившись взглядом на тоненькой девушке, очень молоденькой и довольно невзрачной, с щуплым, почти безгрудым детским телом.
Осознав, что ее выбрали, девушка радостно улыбнулась, продемонстрировав ряд сломанных испорченных зубов.
Хозяйка залебезила.
— О, сеньор! Ей только двенадцать лет! Должна вам сказать, что американцы — редкие гости у нас в Монтийо, но когда они у нас бывают, то почему-то всегда выбирают самых молоденьких. Мария по годам молода, но в своем деле знает толк… Сеньоры! — провозгласила она, обращаясь ко всем трем. — Память у меня слабая, так что плата вперед. — И она выставила вперед мощную ладонь.
