Майкл Панке - Выживший: роман о мести
– Отличное оружие, – не сводя глаз с кентуккской винтовки в руках Гласса, сказал Кайова. – У немцев еда – редкая гадость, зато ружья они делают отменные.
Гласс, всегда восхищавшийся своей кентуккской, с готовностью согласился. Однако здешняя его не устраивала по двум причинам. Во-первых, она оказалась малого калибра, всего лишь 32. А во‑вторых – из-за большой длины ее было бы тяжело носить и трудно заряжать. Идеальная для богатого охотника-бездельника и любителя пострелять кроликов в Вирджинии, для суровой жизни на западе она не подходила.
Отдав кентуккскую Кайове, Гласс взялся за пехотную – такие были на вооружении у солдат, сопровождавших экспедицию Льюиса и Кларка. В первую очередь Гласс осмотрел починенный приклад: судя по виду, кожу наложили на трещину еще сырой, аккуратно закрепили и дали высохнуть – затвердевая и сжимаясь, она сцепила расколотое дерево намертво, и пусть приклад не блистал красотой, надежности ему было не занимать. Замок и спусковой крючок работали отменно, везде виднелась свежая смазка и ни следа ржавчины. Гласс провел рукой по прикладу, затем по короткому стволу и вложил палец в дуло: оно оказалось калибра 53.
– Нравится большая, да? – спросил Кайова.
Гласс одобрительно кивнул.
– Хороша винтовка, – заметил хозяин форта и мрачно ухмыльнулся: – Для медведя подойдет.
Взяв из рук Кайовы рог для пороха, Гласс отмерил полный заряд в двести гран и всыпал порох в ствол. Пулю он завернул в промасленную ветошь и вложил в дуло, затем шомполом затолкал ее в основание ствола. Насыпав пороха на полку, он до предела взвел курок и оглянулся в поисках цели.
В пятидесяти шагах, у подножия тополя, мирно сидел кролик – Гласс навел на него винтовку и нажал спусковой крючок. Порох на полке вспыхнул, от него взорвался порох в стволе, и воздух заволокло дымом. Гласс поморщился: от резкой отдачи заныло плечо.
Когда дым рассеялся, Кайова медленно подошел к тополю. От кролика не осталось почти ничего, кроме пушистого хвоста – его-то Кайова и бросил к ногам Гласса.
– Я бы сказал, что винтовка не для кроликов.
На этот раз Гласс улыбнулся в ответ.
– Я ее беру.
Они вернулись в дом, и Гласс принялся выбирать остальное. Пистолет калибра.53 под стать винтовке. Форму для отливки пуль, свинец, порох, кремни. Томагавк и большой нож для снятия шкур. Толстый кожаный ремень, на который прицепить оружие. Две красные хлопковые рубахи под кожаную куртку. Дорожный плащ с капюшоном. Шерстяную шапку и рукавицы. Пять фунтов соли и три свертка табака. Иголку и нитки. Веревки. Сумку для новообретенных сокровищ – кожаную, отделанную бахромой и бусинами. И напоследок поясной мешочек, в каком французы-трапперы носят трубку и табак, только Хью собирался в нем держать новое огниво.
Теперь Гласс чувствовал себя богаче всех королей мира: после полутора месяцев нищеты, когда из имущества оставалась одна рубаха на плечах, он наконец готов встретить во всеоружии любые битвы, которые ждут его впереди.
Кайова подсчитал общую сумму – вышло сто двадцать пять долларов. Гласс написал письмо Уильяму Эшли.
10 октября 1823 года
Уважаемый мистер Эшли!
Мое оружие и припасы были украдены двумя членами нашего отряда, с которыми я сведу счеты особо. Мистер Бразо продал мне необходимые вещи в кредит под поручительство пушной компании Скалистых гор. Я взял на себя смелость принять означенные вещи как аванс в счет моего жалованья. Я намерен вернуть свое имущество и обещаю выплатить вам свой долг.
Ваш покорный слуга
Хью Гласс– Я приложу ваше письмо к счету, – сказал Кайова.
* * *В тот вечер Гласс обильно поужинал в компании Кайовы и четырех из пяти новых попутчиков: пятый, Луи Ла Вьерж Каттуар, еще не вылез из палатки шлюх. Его брат Доминик поведал, что Ла Вьерж переходил от пьянства к разврату и обратно с самого приезда в форт Бразо. Разговор – когда собеседники не обращались к Глассу – велся на французском. Хью, помнивший отдельные слова и фразы со времен Кампече, понимал речь лишь обрывками.
– Проследи, чтоб твой братец к утру был готов, – сказал Ланжевен. – Его весло нам понадобится.
– Не беспокойся.
– И не забудьте, ради чего идете, – напомнил Кайова. – Не сидите у манданов всю зиму. Я должен быть уверен, что арикара не станут нападать на торговцев, идущих по реке. Если от вас не будет вестей к новому году, то я не успею вовремя предупредить Сент-Луис, и тогда пропали планы на весну.
– Я свое дело знаю, – уверил его Ланжевен. – Добуду для вас сведения, как договорились.
– Кстати о сведениях. – Кайова непринужденно перешел на английский. – Месье Гласс, нам хотелось бы услышать, что же все-таки с вами приключилось.
При этих словах даже в мутном глазу Профессора мелькнул интерес.
Гласс оглядел стол.
– Рассказывать почти нечего, – ответил Гласс, и французы, которым Кайова перевел ответ, рассмеялись.
– При всем уважении, mon ami[5], ваше лицо само по себе весьма красноречиво, однако нам хотелось бы знать подробности.
Французы в предвкушении развлекательной истории набили длинные трубки, Кайова вытащил из жилетного кармана узорную серебряную табакерку и отправил в нос понюшку табаку.
Хью, по-прежнему стыдясь слабого подвывающего голоса, приложил ладонь к горлу.
– На меня напал крупный гризли на берегу Гранд. Капитан Генри оставил со мной Джона Фицджеральда и Джима Бриджера – похоронить, когда умру. Они меня обокрали и бросили. Я намерен вернуть свое и добиться справедливости.
Кайова перевел, за столом воцарилась долгая тишина. Слушатели ждали.
– И все? – не выдержал наконец Профессор.
– Без обид, месье, но вы не очень-то щедрый raconteur[6], – заметил Туссен Шарбонно.
Гласс, не ответив, только посмотрел ему в глаза.
– Если не хотите пускаться в подробности о схватке с медведем – ваше право, – вступил в разговор Кайова. – Однако я вас не отпущу без рассказа о Гранд.
Еще в ранние годы своей карьеры Кайова осознал, что в торговом деле сведения ценятся не меньше товаров. В его факторию люди приезжали не только за покупками, но и за новостями. Форт Кайовы стоял на слиянии Миссури и Уайт, так что он хорошо изучил и реку Уайт, и Шайенн, которая находилась дальше к северу. О Гранд он кое-что слышал от индейцев, однако подробностей не знал.
Кайова сказал что-то жене на языке сиу, и та принесла потрепанную книгу, с которой оба обращались как с семейной Библией. На разлохмаченной обложке красовалась длинная надпись. Кайова, поправив очки, начал читать вслух:
