Джордж Гилман - Десять тысяч кровавых долларов
— Ночью мы спрятали все в безопасном месте и решили дождаться поры, когда страсти улягутся, но нас кто-то предал. Один из нас был убит в схватке, когда нас брали, второй умер в тюрьме Мехико. Только я выжил и сохранил тайну. Но я очень долго пробыл в тюрьме, — он постучал пальцем по голове. — Мои мозги пострадали так же, как и мое тело от бесконечных побоев. Временами мне отказывает память, Эль Матадор.
— Но сейчас-то ты все помнишь, старик? — произнес Эль Матадор, и голос его зазвенел сталью.
— О да, конечно! — поспешно закивал Луис. — Сейчас я хорошо соображаю и все прекрасно помню. Когда меня выпустили из тюрьмы, я отправился на север. Я знал, что именно на севере мы брали дилижанс. Но по дороге я попал в Сан-Мариас… — Он пожал плечами. — Шло время. Я превратился в старика, и мне уже казалось слишком утомительным снова пускаться в долгий путь. Но затем, Эль Матадор, я увидел, что вы сделали в деревне, и мне вспомнились былые денечки, а вместе с ними и место, где спрятаны деньги.
Эль Матадор кивнул и удовлетворенно хмыкнул. Внезапно он высвободил ногу из стремени и, приподняв ее, лягнул Луиса в бок. Удар его носка пришелся старику в грудную клетку, и он с криком боли вылетел из седла, тяжело упав на землю. Сразу вслед за этим Эдж услышал позади себя щелканье взводимых курков и понял, что ему в спину смотрит не менее дюжины ружейных стволов и нетерпеливые пальцы дрожат на спусковых крючках. Он остановил лошадь и сузившимися от напряжения глазами наблюдал за Эль Матадором, стоявшим над Луисом с мушкетоном наизготовку.
— Полдень настал, — прошипел вожак ледяным голосом. -Ваше время истекло, дружище.
На тощем теле старика задрожала каждая мышца, из уголков рта потекла на подбородок струйка слюны. И хотя Эдж находился достаточно далеко от него, чтобы ощущать какой-либо запах, он непроизвольно сморщил нос, представив себе зловоние, которое должно было исходить от Луиса в этот момент. Все свои помыслы Эдж перенес на седельные сумки Эль Матадора, взвешивая в уме свои шансы. Быстрый взгляд через плечо убедил его, что при любой попытке шансы в этом направлении равны нулю.
— Эй, гринго! — воскликнул Эль Матадор, привлекая к себе его внимание. — Я полагаю, что ваш друг замерз по дороге, он так сильно дрожит, бедный. Небольшая солнечная ванна пошла бы ему на пользу.
Эдж со вздохом спешился.
— Мигель, колышки!
Толстяк с кольцом в ухе, порывшись в седельной сумке, извлек оттуда четыре стальных колышка и бросил их к ногам Эджа.
— Загорать в одежде вредно для здоровья, — пробормотал Эль Матадор, разглядывая Луиса. — Вам следует сначала раздеться, приятель, а уж затем укладываться на землю, и причем только следующим образом… — Эль Матадор расставил ноги и поднял руки над головой.
— Эль Матадор… — взмолился Луис, с трудом выговаривая слова.
Удар мушкетоном по голове оборвал его речь.
— Если вы не снимете одежду сами, то я сделаю это за вас при помощи ножа. Но поскольку я тоже замерз, моя рука может дрогнуть.
Наблюдая за тем, как Луис трясущимися пальцами расстегивает пуговицы, Эль Матадор весело рассмеялся. В это же время Мигель снял висевшее на луке его седла лассо и отрезал четыре одинаковых куска веревки по двенадцать дюймов длиной, отправив их вслед за колышками.
— Это и есть то, чем вы собираетесь поразить наше воображение? — мягко спросил Эдж.
— В этом мире трудно изобрести что-то новое, сеньор! -трясясь жирным телом, расхохотался Мигель.
Луис, вконец запуганный выражением лица Эль Матадора, снял с себя остатки одежды и стоял теперь жалкий и беззащитный под палящими лучами солнца.
— Ложись! — последовал приказ вожака, и он покорно опустился на землю и вытянулся во весь рост, вздрагивая и морщась от прикосновения раскаленной почвы к обнаженной коже.
— Гринго!
Эдж подобрал колышки и, используя каблуки сапог вместо молотка, вогнал их в неподатливый грунт, затем обвязал куски веревки вокруг страшных старческих холодеющих от страха запястий и лодыжек Луиса. Эль Матадор и остальные бандиты отошли в сторону, уводя своих лошадей под тень группы гигантских кактусов, и Эдж смог разговаривать с Луисом без боязни быть услышанным.
— Очень сожалею, что я вынужден делать это, дружище, — мягко произнес он, стараясь не шевелить губами и без малейшего следа искренности в голосе.
На глазах старика появились слезы. Возможно, это были слезы отчаяния, но, возможно, и слезы боли от действия жгучих солнечных лучей.
— Ничего я им не скажу, — проговорил старик, и ярость в его голосе заставила Эджа внимательно всмотреться в его лицо. Он понял, что слезы, выступившие на глазах Луиса, были проявлением бессильной злобы и ненависти, его лицо выражало теперь мрачную решимость. На высохшем от старости лице сейчас вновь проступили черты, присущие ему в юности — жестокость, подлость и отвага. Все те качества, которыми были в изобилии наделены бандиты всех времен.
В отличие от большинства из них, на долю Луиса выпала долгая жизнь, и он получил от нее слишком много ударов, чтобы сохранить силу и твердость духа. Но теперь, в свой последний час, несмотря на отсутствие физических сил, в нем проснулась железная решимость отомстить Эль Матадору, перехитрив его.
— Луис… — вкрадчиво проронил Эдж.
— Да, сеньор?
— Эти десять тысяч долларов, они что, и в самом деле существуют, а?
— Да, сеньор! — шепнул старик. — Сеньор, вы спасали мне жизнь не один раз, когда солдаты или бандиты хотели меня убить. Я знаю, что вы делали это не ради меня самого. Но это не имеет значения. Деньги находятся в Монтийо, меньше чем в десяти милях отсюда. Найти их будет нелегко, но мое кольцо послужит вам ключом в поисках.
Эдж взглянул на третий палец правой руки Луиса, но не успел задать ни одного вопроса, так как чья-то тень упала на них и Эдж увидел стоящего рядом с ним Эль Матадора. Нагнувшись, бандит проверил каждый узел и кивком головы выразил свое удовлетворение, убедившись в их надежности.
— Хорошая работа, гринго, — проворчал он и, поведя мушкетоном в сторону, продолжал: — Присоединяйтесь к нам, передохнете в тенечке, выпьете водички. А через часок мы вернемся, проверим, насколько благотворным оказалось влияние солнечных лучиков на нашего пожилого друга.
День был в самом разгаре, и губы старика уже запеклись на солнце. Но он не промолвил ни единого слова, чтобы разжалобить бандита, а на его физиономии появилась злобная усмешка, свидетельствующая о решимости выполнить свое намерение. Эдж заметил, как потемнела кожа на лице главаря при виде этого нового для него проявления характера Луиса. Мушкетон в его руке шевельнулся, и Эдж потащился к тому месту, где блаженно развалились в тени остальные бандиты, потягивая воду из фляжек. Но у Эджа воды при себе не имелось, а ни один из членов шайки ему ее не предложил.
