Генри Уилл - Золото Маккены
— Ох, уж этот мне Хесус! — сказал он. — Хотелось бы мне, чтобы он проехал несколько сотен миль в моем седле. И тогда бы вспомнил, что говорил Бенито Хуарес: доброго изображать легко.
Маккенна кивнул. Он все больше и больше удивлялся, открывая в жестоком бандите укромные уголки и трещины, в которых прятался незаурядный ум, и эти открытия внушали уверенность, что в конце концов ему удастся использовать лучшую сторону натуры Пелона, если, конечно, он сможет засечь точное ее местоположение.
— Хефе, — сказал он, — неужели в мире нет ничего, что бы ты любил? О чем бы жалел?
— Еще бы! — бандит грохнул шотландца по плечу. — Люблю виски, мягкую постель и толстых молодух. — Ты что, Маккенна? Да я жалею о тыще миллионов утерянных возможностей!
— Нет, Пелон. Я не о том. Неужели нет человека или идеи, из-за которой тебе бы стало тошно на этом свете, захотелось бы выть от тоски, измучаться, но попытаться все переделать?
— А каким это образом, компадре, я могу что-то там переделать? Я обхитрил белого лейтенанта и тридцать его черномазых рейнджеров, вместе с молодой скотинкой — апачской ищейкой и теперь свободно еду в великолепный рассвет, к источнику с хорошей водой, туда, где можно отдохнуть и выпить горячего кофе, причем еду в компании отличных мужчин и даже женщин, которые возьмут на себя заботу обо всей «домашней» работе. Пойми, друг мой, ведь именно ты абсолютно ничего не понимаешь в этой прекрасной жизни. Если бы, кроме всего перечисленного, мне светило еще что-нибудь, я бы просто свихнулся. А ведь, Господи прости, мы ни слова не сказали о золоте, которое ждет нас в каньоне Дель Оро! Маккенна, ты просто старая баба! Вам бы с Хесусом не помешало поучиться жизни у меня. Ведь именно вы, а не Пелон Лопес, талдычите о том, что жизнь — дерьмо!
Глен Маккенна, набычившись, покачал головой.
— Когда-нибудь, Пелон, — сказал он, — я отыщу твою «ахиллесову пяту». Я знаю, что она есть. И верю — с первого дня, как мы встретились, что смогу ее найти. Мы, шотландцы, народ упрямый!..
— Как и мы — сонорцы, — отозвался Пелон. — Больше всего мне хочется, чтобы ты поскорее заткнулся: и так наболтал черт знает чего.
— Как угодно, — покорно произнес Маккенна. — Но остался вопрос, который мне необходимо тебе задать, хефе: по делу. Можно?
— Ну, конечно. Для дела время всегда отыщется. Я, насколько тебе известно, — деловой человек.
— Ладно, ладно. В общем это относительно твоей сестры. Понимаешь, о чем я. Не хотелось быть бестактным…
— Разумеется, понимаю. Какого черта? Думаешь, я слепой? Говорил же я тебе, что ты запал ей в душу. Говорил? А говорил, что придется-таки ее взять? Говорил? Так в чем, черт побери, дело? Ты что — девственник?
— Я не об этом, — сказал Маккенна. — Ты видел, как она смотрит на белую девушку? Я боюсь за жизнь Фрэнчи.
— И я ничуть не меньше.
— Тогда сделай что-нибудь, Пелон, — попросил бородач, дивясь столь пылкому признанию. — Ты же не можешь позволить ей убить девушку. Прикажи Салли по крайней мере держаться от Фрэнчи подальше. Хотя бы это…
Пелон беспомощно пожал плечищами.
— Тут, омбре, — сказал он, — я тебе ничем помочь не могу. Мне бы самому не хотелось, чтобы белой малютке перерезали глотку. Но защитить ее я не в силах. Тут твое дело. Ты единственный человек на свете, который может удержать Салли в стороне от девчонки.
— Че-чего? — заикаясь, переспросил Маккенна. — Я? Каким образом?
Пелон развернул свой огромный череп и уставился на шотландца.
— Последний раз, — сказал бандит, — предупреждаю тебя, Маккенна: не смей издеваться.
— Боже мой! Да не издеваюсь я!
— Нет, издеваешься.
— Нет же, нет, клянусь! Скажи, как и что сделать и я сделаю!
— М-да, — покачал головой Пелон, — конечно, трудно поверить в то, чтобы человек, доживя до твоих лет, не знал, как это делается, но, черт побери! — возможно всякое. Ладно, слушай. Сначала как-нибудь отведи ее в сторонку, ну, не знаю, отыщи укромный уголок где-нибудь на стоянке. Даже такая стервоза, как Салли, чувствует себя лучше без посторонних глаз. В общем, отведи подальше. Ты ведь знаешь женщин: все они в душе шлюхи, но каждая шлюха любит заниматься делом при закрытых дверях, если таковые присутствуют. Так значит, первым делом убираешь ее с чужих глаз, ну а потом залезаешь рукой…
— Прекрати! — крикнул Маккенна, покраснев как рак. — Боже ты мой, да ведь это совсем не то, что я имел ввиду, дурень ты чертов! Об этом знает каждый мужчина!
— Но ты ведь меня спросил, черт разбери! — разозлился бандит.
— Да нет же, нет! Я спрашивал, как удержать Салли подальше от…
Тут он запоздало осекся, и Пелон издал излюбленное хихиканье и вой койота.
— Ну, амиго! — завопил он. — Вот в чем соль, теперь-то понял. Я знал, что рано или поздно до тебя дойдет. Соображаешь, почему я не могу тебе помочь? Конечно. Ни одному человеку, в жилах которого течет испанская кровь, и в сердце которого бурлит испанская честь, не придет в голову соблазнять собственную сестру. Особенно такую сестру! Так что, дружище, тут дело за тобой.
Маккенна беспомощно кивнул.
— Далеко еще до колодца? — спросил он устало.
— Через вон тот холм и дальше за нагромождение скал, — ответил Пелон, указывая на крутой откос из песчаника впереди и направо. — Наверное, минут через десять наши лошадки уткнут свои носики в воду.
Маккенна посмотрел назад через плечо и отметил, что Салли все еще едет вместе с Бешем и Хачитой. Скво, не мигая, смотрела в его сторону. Взглянув на Маль-и-пай, которая скакала рядом с Фрэнчи Стэнтон, шотландец увидел, что девушка клюет носом, попросту говоря, спит в седле. Старуха, поймав его взгляд, кивнула и махнула рукой, как бы говоря: «Здесь все нормально, я за ней приглядываю». Маккенна немного успокоился. И все же, взбираясь по крутому склону, ведущему к колодцу, Глен почувствовал нарастающий страх, в нем заговорил древний кельтский ужас: где-то затаилась опасность.
Что-то где-то не состыковывалось. И дело было не в саллиной страсти. И не в убийственных Пелонских выходках. И не в ребяческой доверчивости Фрэнчи Стэнтон.
Какая-то мерзость творилась с местом и временем, что-то странное и таинственное повисло в воздухе над всадниками.
БОЙНЯ
Грянул залп. Кавалеристы били почти в упор и члены бандитского отряда нюхали запах пороховой гари и ощущали во рту привкус жирного дыма. В Скаллз не было перестрелки. Наоборот, в рапортах отмечалось, что бандиты даже не отстреливались. Пелон сразу сообразил, что в битве его отряд будет разгромлен наголову, и даже не стал вынимать из чехла винчестер и стрелять из огромного кольта из-под сонорского серапе. Единственной раздававшейся командой был полубезумный крик «ретирада!»в то самое время, как бандит на всем скаку разворачивал коня. Его товарищи, кто мог, конечно, поспешили за ним. Очутившись в западне, в которую апачи обычно заманивали кавалеристов, и в которую сейчас кавалеристы заманили апачей, каждый стал думать сам за себя. Оставшиеся в живых после первого залпа кинулись врассыпную. Как кролики: белые, красные и коричневые. Спасались все. Опять же — кто мог.
