Джеймс Купер - Зверобой
— Ну, любезный, ты, я думаю, наигрался довольно в этой лодке, — сказал Зверобой спокойным тоном. — Советую тебе, если ты благоразумный человек, ее оставить. Вплавь пришел, вплавь и убирайся. Крови мне твоей не нужно, хотя другие на моем месте не поцеремонились бы с твоим черепом. Слышишь ли, краснокожий? Убирайся по-добру — по-здорову, не то дойдет дело до расправы.
Индеец не понял ни одного слова, но жесты Зверобоя, сопровождаемые выразительным взглядом, объяснили ему смысл речи. Быть-может, вид карабина под рукой у белого человека также ускорил его решение. Он пригнулся, как тигр, готовый пуститься в бегство, испустил громкий крик, и во мгновение ока его нагое тело исчезло под водою. Затем он всплыл на поверхность уже в нескольких саженях от лодки, и взгляд, брошенный им назад, убедительно доказывал, насколько он боялся огнестрельного оружия белого человека. Но Зверобой вовсе не имел враждебных намерений. Он спокойно привязал вырученную лодку и удалился от берега.
Когда индеец доплыл до суши и стряхнул с себя воду наподобие лягавой собаки, его опасный враг уже был далеко по дороге к замку старика Тома.
Солнце во всем блеске лило свои лучи на эту прекрасную гладь воды, которой европейцы в то время еще не дали никакого названия. Когда Зверобой подъехал к замку, он увидел, что Юдифь и Гэтти были на платформе, с величайшим нетерпением ожидая его прибытия.
Глава VIII
Сестры стояли и молчали, пока Зверобой с беспокойным и печальным лицом взбирался на площадку. Наконец Юдифь, делая над собою отчаянное усилие, вскричала:
— Отец?
— С ним случилось несчастье, и я не буду скрывать ничего, — отвечал Бумпо простодушно. — Старик Гуттер и Генрих Марч в плену у мингов, и неизвестно, чем все это кончится. Лодки я выручил все, и это может служить для нас некоторым успокоением, потому что краснокожие должны пуститься вплавь или построить паромы, чтобы добраться до нас. На закате солнца будет с нами Чингачгук, если только мне удастся его привезти. Мы с ним соединенными силами будем защищать ковчег и замок до тех пор, пока не приедут сюда крепостные офицеры с отрядом солдат, которым правительство поручит разогнать эти шайки.
— Офицеры! — вскричала Юдифь с живейшим волнением, окрасившим ее щеки. — Кто думает об офицерах? Мы и одни можем защищать замок. Расскажите нам об отце и о бедном Генрихе Марче.
Бумпо начал подробный рассказ о всех приключениях прошлой ночи, не утаивая ничего. Сестры слушали с глубоким вниманием, но не обнаруживали чрезмерной растерянности, которая неминуемо охватила бы женщин, не привыкших к случайностям и опасностям пограничной жизни. Юдифь, казалось, была встревожена гораздо больше своей сестры, и это чрезвычайно изумляло Зверобоя. Потом обе сестры машинально принялись за приготовление завтрака, которым воспользовался один только Зверобой, усвоивший солдатскую способность есть и пить во всякое время, несмотря ни на какие тревоги. Юдифь и Гэтти молча сидели за столом, не притрагиваясь к приготовленным блюдам. Наконец Юдифь прервала молчание:
— Отец мой очень любит эту рыбу. Такой лососины, по его словам, нет в море.
— Ваш отец, как видно, хорошо знаком с морем, — отвечал Бумпо, бросая на Юдифь вопросительный взгляд. — Скорый Гэрри говорил мне, что он был когда-то моряком.
— Мне Генрих Марч ничего не рассказывал из биографии моего отца, и я решительно ничего не знаю. Впрочем, и я думаю, что он был моряком. Если бы вскрыть вот этот сундук, мы узнали бы, вероятно, всю историю нашей семьи. Но отпереть его не так-то легко!
Зверобой впервые обратил свое внимание на этот замечательный сундук. Краска на нем совершенно полиняла, — было ясно, что обращались с ним без всякой церемонии, — но материал и работа и были превосходны. Молодой охотник не видел еще ничего подобного. Сундук был сделан из крепкого черного дерева, и железные полосы покрывали его вдоль и поперек. Он был заперт тремя огромными замками, и его стальные петли были отделаны с таким искусством, которое могло быть доступным только лучшим лондонским ремесленникам. Сундук был очень велик, и когда Зверобой попытался его приподнять, оказалось, что его тяжесть соответствовала величине.
— Вы, Юдифь, никогда не видели, что лежит в нем? — спросил Бумпо.
— Никогда. Мой отец никогда не отпирал его в моем присутствии, и я не думаю, чтобы он вообще при ком-нибудь поднимал его крышку.
— Ты ошибаешься, Юдифь, — спокойно сказала Гэтти. — Я видела, как батюшка открывал этот сундук.
— Когда же, моя милая?
— Очень часто, и всякий раз, как тебя здесь не было. Батюшка не заботился о моем присутствии. Я видела, что он делал, и слышала все, что он говорил.
— Что же он делал? Что он говорил?
— Этого я не могу сказать, Юдифь, — отвечала Гэтти, понизив голос, но решительным тоном. — Тайны моего отца не принадлежат мне.
— Его тайны! Час от часу не легче. Что вы скажете на это, Зверобой? Мой отец доверяет свои секреты Гэтти и скрывает их от меня!
— Вероятно, у него есть на это свои причины, Юдифь, и тебе их не узнать, — сказала Гэтти тем же решительным тоном. — Батюшки здесь нет, и я не скажу больше ни слова.
Юдифь и Зверобой были очень изумлены. В продолжение нескольких минут старшая сестра имела огорченный вид. Мало-по-малу, однако, она оправилась и, обращаясь к молодому охотнику, продолжала:
— Мы слышали ружейные выстрелы под горами на восточной стороне, и эхо повторило их с такою скоростью, что они, по всей вероятности, должны были произойти на самом берегу или, может-быть, в нескольких саженях от берега.
— Да, Юдифь, вы не ошиблись. Выстрелы были.
— Вы сражались с дикими один, без всякой помощи, Зверобой?
— Да, Юдифь, я сражался… и это было первый раз в моей жизни. Я убил своего врага, был свидетелем его последних минут, и грустные чувства овладели мною. Что же делать? Все это имеет мало значения, но если вечером сегодня нам удастся привезти сюда Чингачгука, тогда, вероятно, мы увидим что-нибудь похожее на войну, если минги задумают овладеть замком, ковчегом или вами.
— Кто этот Чингачгук? Откуда и зачем он идет?
— В его жилах течет кровь могикан, и он принадлежит к роду великих вождей. Ункас, отец его, — знаменитый воин и судья своего племени. Даже сам Таменунд уважает Чингачгука, хотя он еще слишком молод и не может быть предводителем на войне. Но племя могикан разбрелось, рассеялось, и предводитель их не имеет почти никакого значения. Чингачгук живет между делаварами. Теперь, когда началась война, Чингачгук и я назначили друг другу свидание нынешним вечером возле утеса на краю озера. Мы должны условиться о подробностях нашей первой экспедиции против мингов. Но почему мы проходим именно через озеро, это — наш секрет, не имеющий для вас ни малейшей важности. Можете, впрочем, догадываться, что молодые рассудительные люди, собираясь на войну, не делают ничего без особых целей.
